Барабашка - это я: Повести - Мурашова Екатерина Вадимовна (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Но в целом Васька стал относиться ко мне гораздо спокойнее, кричал редко и уже без всяких истерик ел то, что я приносила из дома. Но при этом тщательно следил за тем, чтобы и я съела что-нибудь из принесенного им. Когда однажды я попробовала отказаться, Васька побагровел, закашлялся, вскочил, опрокинув ящик, на котором сидел, и заорал:
— Брезгуешь нашим, да?! Ну так и вали, вали отсюда, вали к своим, чистым!!
Я съела злополучный кусок и насилу успокоила Ваську. Вообще, только познакомившись с Васькой, я поняла, что это значит, когда говорят: «Живу как на вулкане». Васька и был вулкан, каждую минуту готовый извергнуться. А Жека, наоборот, был тихий. Даже какой-то слишком тихий. Никогда не баловался, не шалил, не капризничал. Васька, когда злился, обзывал его дебилом, сучьим выродком и еврейским отродьем, но Жека, кажется, на него совсем не обижался. И я это понимала, потому что на самом деле Васька очень здорово о Жеке заботился и даже, наверное, как-то по-своему любил его. И еще я заметила, что каждый вечер Васька дает Жеке какое-то лекарство. Две такие желтенькие таблеточки из коричневой бутылочки. Когда я спросила, зачем это, то в ответ, конечно, услышала обычное: «Не лезь!» Даже название лекарства Васька не дал посмотреть. И я все никак не могла понять — что же их связывает?
Ни дома, ни в школе я никому не рассказывала о своих новых знакомых. С одной стороны, конечно, потому, что Васька мне запретил. Но была еще и другая сторона. Дело в том, что обычно я всегда знаю, как отнесутся к тому, что я рассказываю. Ну вот, пришла я из школы и говорю: получила пятерку. Мама с бабушкой, конечно, радуются. Или, наоборот, вернулась с гулянья в порванном платье. Тут меня, понятно, ругают. А вот про Ваську с Жекой я и сама не знала — хорошо это или плохо. С одной стороны, вроде бы ничего плохого — с кем хочу, с тем и играю. Но с другой стороны, Васька с Жекой не похожи ни на кого из тех, кого я знала раньше, про кого по телевизору смотрела или в книжках читала. Вот только на детей подземелья… Так это ж когда было! До революции еще.
В общем, запуталась я в этих сторонах так, как, кажется, никогда раньше не путалась.
Однажды вечером, застав, как всегда, одного Жеку, я сунула ему конфету и решила попробовать выследить Ваську. Если не что делает, то хотя бы откуда приходит. Я обошла сараи, прачечную, заглянула на склады под номерами два, три и четыре, которые охраняли вечно пьяный сторож дядя Петя и огромная добродушная овчарка по кличке Пирамида. Васьки нигде не было. Тогда я отправилась на вокзал.
На вокзале все было как всегда, то есть сразу возникало такое ощущение, что все люди, сколько их ни есть в городе, очень торопятся куда-то уехать. Я обошла все буфеты, потому что там можно было достать еду, но Васьки ни у одного из них не заметила. Я уже решила выйти на задний двор и идти назад, когда в зал ожидания вдруг влетел Васька с каким-то свертком.
— Васька! — радостно крикнула я и замахала рукой, чтобы он меня заметил.
Он подскочил ко мне, глянул бешеными глазами, сунул мне в руки какой-то сверток, шепнул:
— Выбрось куда! Скорее! — и побежал ко второму выходу.
Я еще не успела ничего сообразить, когда в зал ожидания вкатилась какая-то очень толстая тетка, а за ней вошел милиционер.
— Вон, вон — туда он побежал! Я видела! — верещала тетка и пыталась схватить милиционера за руку.
Тот уворачивался, но все ускорял шаги и наконец почти побежал. Я отвернула край бумажки у свертка, увидела жареную курицу и все поняла.
— Не беспокойтесь, гражданка, — сказал милиционер тетке. — Никуда он не денется.
Тетка, влажная и распаренная, как после бани, прокатилась мимо меня. Я шагнула вперед.
— Товарищ милиционер! — громко сказала я. — Вот она, курица. Это я ее украла.
Все люди, сидящие на скамейках, уставились на меня. Те, которые сидели подальше, встали, чтобы лучше видеть. Тетка очень удивилась. Она переводила взгляд с меня на курицу, с курицы на меня, потом достала из-за пазухи огромный клетчатый платок, вытерла им вспотевший лоб и сказала:
— Моя курица!
— Возьмите, пожалуйста! — вежливо сказала я, но тетка спрятала руки за спину.
— Постойте! — тут удивился милиционер. — Но вы говорили: мальчик! Худой, черный! А это же девочка! Светленькая!
— Да, мальчик! — повторила тетка. — А это — девочка… Но курица моя! Она же сама призналась…
— Кто, курица? — усмехнулся милиционер.
— Да девчонка же! — Тетка жутко покраснела. Мне показалось, что она сейчас взорвется. — Вы что, мне не верите?! Вы думаете, мне за курицу обидно?! Да плевала я на курицу! — В подтверждение своих слов она плюнула на пол. — Мне за вообще обидно. Какие-то тут цыгане будут людей обворовывать. А милиция тогда на что? На что, я вас спрашиваю, милиция?! — С последним вопросом она обратилась уже ко всем окружающим.
— Разберемся! — строго сказал милиционер. — Пройдемте!
— Куда это я пойду? — снова возмутилась тетка. — У меня поезд через полчаса. Сами и разбирайтесь. Вам за это, никак, деньги платят.
— Ладно, — вздохнул милиционер и взял меня за локоть. — Пойдем. Курицу забираем как вещественное доказательство.
— Да чтоб она провалилась, курица ета! — с сердцем сказала тетка и снова полезла за платком.
Большая и холодная комната вокзальной милиции была выкрашена в грязно-зеленый цвет. По стенам стояли две длинные и широкие скамьи, а у окна два стола. Один поменьше, другой побольше. За большим столом сидел другой милиционер, постарше того, который меня привел. Когда мы пришли, он почему-то держал в руках два апельсина. Третий апельсин лежал перед ним на столе. Увидев нас, он быстро отодвинул апельсины и придвинул к себе большую голубую тетрадь.
Милиционер, который привел меня, положил курицу на маленький столик и молча указал на меня пальцем.
— Что там? — Старший кивнул на сверток.
— Курица, — ответил младший.
— Та-ак, поня-атно… — протянул старший и надолго замолчал.
Чтобы не бояться, я думала о том, как они сейчас будут меня спрашивать и что я буду отвечать. И еще о том, как мне их называть. «Дяденька милиционер» — явно не подходит. Они же меня на воровстве поймали. Может быть, как в кино — «гражданин начальник»? Тоже что-то не то. Если бы я была мальчишкой, то по их нашивкам сумела бы определить их звания. И это было бы хорошо, потому что милиционеры любят, когда их называют по званию (например, «товарищ майор») и при этом добавляют одну ступеньку. Про это мне рассказывал Сережка Панкратов из старого двора. И я ему верю, потому что он состоит на учете в детской комнате милиции и однажды на спор угнал асфальтовый каток.
Нельзя сказать, что мне было не страшно. Наоборот, очень даже страшно. Но это был другой страх. Не такой, какой бывает, когда разобьешь стекло или в школе чего-нибудь натворишь и ждешь, что за это будет. Тут было по-другому. Не знаю почему. Может быть, потому, что я все-таки не крала эту курицу и на всякий случай знала, что я не виновата и украл ее Васька. Но это вряд ли, потому что милиционер видел курицу у меня и не видел никакого Васьки. А про себя я очень хорошо знала, что никаких «всяких случаев» быть не может и если даже меня сейчас разрежут на куски, я все равно Ваську не выдам. Так что по всему получалось, что именно я эту самую курицу и украла. И бояться должна была, как самый настоящий вор. Но я боялась не так. Получается, что если человек прав, то он все равно боится меньше, даже если никто, кроме него, об этой его правоте не знает и никогда не узнает… Когда я дошла до этой интересной мысли, старший милиционер наконец заговорил.
— Зачем же ты эту курицу стащила? — спросил он усталым и совсем незлым голосом.
— Есть хотела, — нагло соврала я.
— Но ведь ты знаешь, что воровать плохо. Вот, предположим, приходишь ты в магазин…
— Из магазина нельзя, — уверенно сказала я. — А у таких толстых теток можно.
Мне хотелось, чтобы старший милиционер поскорее разозлился. А то когда человек добрый и к тебе по-доброму относится, ему врать ужасно противно. А ведь правду сказать я все равно никак не могла… Но разозлился не старший, а младший милиционер.
