В бесконечном лесу и другие истории о 6-м «В» - Иванов Сергей Анатольевич (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
— По следам бы нашли…
— Ты что, совсем?! — закричала вдруг Маринка. — Вот ещё дуб на мою голову! Зимой холодно, ты слыхал про это, житель степей?!
Ей хотелось разреветься, раскричаться, убежать. Но кричать среди пустого темнеющего леса страшно, а бежать и того страшней. Потому что бежишь, бежишь, деревья мелькают… А как остановишься — вот жуть-то охватит!
— Ты не отдохнула ещё? — спросил Семьянин.
— Тебе какое дело?!
— Пошли бы тогда. Надо… надо бы место поискать.
— Какого тебе ещё места не хватает?
— Это… Марин… — Он посмотрел на неё словно виновато. — Ну… в смысле для ночлега… — И тут же перебил себя: — Только ты… Нас искать только завтра начнут. По-серьёзному. Родители часов в десять забеспокоятся. Ну и вот… Пока чего… Пойдём, пожалуйста, Марин.
Солнце, как и они, уже давно заблудилось в бесконечном лесу. Просвечивало к ним издали, сквозь миллионы стволов и веток.
— Ну и куда мы опять пойдём?
— На дорогу, — сказал Семьянин.
— Зачем?
— Я, знаешь, подумал: там же всё-таки что-нибудь есть. В другой стороне.
— Эх ты, следопыт! Я и то поняла! По твоей дороге сто лет никто не ходил. На тот свет твоя дорога!
— Это правильно, Марин. Но всё равно там чего-то должно быть.
— Мне холодно! — презирая себя и почти плача, крикнула Маринка — слабое эхо мелькнуло где-то по кустам.
— Холодно, да? — Семьянин осмотрел её с ног до головы: — У тебя ноги мёрзнут, Марин… Конечно: юбочка какая короткая.
— У вас в степях такие не носят?
— У нас же погода теплей, — машинально ответил Семьянин. А сам в это время…
— Ты что, дурак! — закричала Маринка.
— Да не бойся. У меня ещё трико под низом.
— Какое трико?!
— Сейчас увидишь.
— Не смей! — Маринка отвернулась, но слышала, как продолжает позвякивать ремень. — Я тебе приказываю!
— Возьми штаны, Марин… Что, думаешь, я голый? Да пожалуйста, посмотри. — И вдруг закричал: — Ай! Ай!
Маринка испуганно оглянулась — Семьянин улыбался. Он был в синих тренировочных штанах. А свои линялые мешковатые джинсы держал в руке — протягивал Маринке.
— Дурак ты набитый!
— Не дурей тебя! — Семьянин опустил голову. — Чего ты меня дураком обзываешь? Чего я тебе плохого сделал?! — И потом как приказал: — Надевай штаны!
И опять бездомное эхо выглянуло из-за деревьев. А лес всё темнел…
— Отвернись хотя бы!
Глотая слёзы, она влезла в Семьяниновы джинсы. Секунду подумала: юбку внутрь или сверху… Наверное, лучше внутрь. Стала затягивать ремень… Хм, ну естественно: на ремне у этого жирняги и в помине не было дырочки для её талии.
— Эй! — позвала она робко и тут подумала, что даже не знает, как его зовут… Вася, что ли?
Семьянин сразу понял, в чём дело. Сунул руку в карман джинсов — надетых теперь уже на Маринку, — вынул нож, проколол в ремне новую дырочку. Потом встал на колени, подвернул ей штанины.
— Ну, порядок?
Маринка могла только догадываться, какой ужасающий вид был у неё в этом «комбинезоне»!
Он строго взял её за руку и повёл, штаны шмурыгали по траве. Она плелась сзади, не выдёргивая руки — как маленькая. Куда они опять шли и зачем, Маринка не знала. И не спрашивала: идут — значит, ещё есть какая-то надежда. Вот если остановятся…
Вихлявая тропинка снова вывела их на дорогу. Это действительно была старая дорога, странная. Еловые корни накрепко скрутили её деревянными узлами. И ни следочка кругом… Маринка шла, спотыкаясь о твердокаменные эти скрюченные еловые пальцы.
Уже сильно смеркалось. Ещё немного, и звёзды высыплют над лесом. Тогда уж совсем конец — ночь!
И тут неожиданно они вышли на поляну. Сразу лес расступился. Они чуть ли не побежали, словно дорога резко прыгнула под горку… И остановились у самого края. Это была как бы маленькая страна пеньков. Ни одного дерева. Даже ни кустика. Только пни!
Семьянин отпустил Маринкину руку, прошёл по поляне вперёд, потом влево, вправо, вернулся:
— Ты чего стоишь? Садись, Марин… Вон сколько… стульев.
Маринка села на пенёк. И тут же почувствовала, что приклеилась к смоле. И Семьянин это каким-то образом понял:
— Да сиди-сиди, ерунда. Они старые уже, джинсы.
И тоже сел.
— А дальше? — спросила Маринка. — Мы пойдём?
— Не, Марин. — Он старался говорить как можно аккуратнее. — Мы здесь побудем. Дорога, понимаешь, я посмотрел… а её нету — она просто сюда вела.
— Как же… мы здесь побудем?
— Переночуем… Только ты не бойся! Вон какой стожище, видала?
Посреди поляны действительно громоздился высокий пузатый стог.
— Сено, понимаешь ты, — объяснил Семьянин. — Закопаемся — и тепло.
Стараясь быть деловитым, он поднялся, стал ходить по поляне, словно ничего ужасного не происходило. Зачем-то несколько раз наклонился. Маринка сидела приклеенная к пеньку, словно какая-то муха… Приклеенная ко всему этому лесу! И думала она только об одном — лишь бы не разреветься. Но знала: слёзы её совсем рядом… окружили глаза. Как тьма — настоящая, густая! — окружила эту поляну, тускло освещённую куском неба, что висел наверху.
Маринка запрокинула лицо. Был у неё такой способ в детстве: чтобы не заплакать, она поднимала лицо, и слёзы оставались в глазах, никуда не вытекали… Она увидела небо, то самое пепельное небо, что кое-как освещало поляну. На нём уже проступило много звёзд. И это значило, что теперь — под звёздами, в чёрном лесу — им никак не пробраться к выходу. Маринка с силой вдавила ладонь в острый край пенька и так сидела — чтоб не очень себя жалеть.
Она узнала звёзды.
Это были те же самые звёзды, которые можно увидеть каждый вечер с их балкона. Наверное, на них смотрела сейчас и Маринкина мама, ожидая, когда же наконец под аркой мелькнёт знакомый свитерок…
И тут Маринка уж больше не могла сдержаться, из глаз её, словно из переполненных блюдец, закапали крупные слёзы.
В обнимку с какими-то ветками, не то сучьями подошёл Семьянин и остановился перед Маринкой, не решаясь свалить поклажу на землю.
Маринка сунула руку в карман, совершенно забыв, что это карман чужих штанов. Вынула платок, посморкалась. И тут сообразила, чей это платок, и заметила, что он довольно чистый — для мальчишки, конечно. Ей стало стыдно и смешно. Семьянин всё стоял, обнявши свои ветки.
— Ну чего ты держишь-то их? Клади.
Семьянин свалил ветки прямо у Маринкиных ног.
— Сейчас костёрчик заделаем. Точно, Марин? — сказал он голосом, каким по радио обычно приглашают на зарядку. Потом достал коробок, зачем-то чиркнул спичку, поднял её над головой… Тут же оба они поняли, что это сейчас единственный огонёк на всей тёмной поляне, среди всего бесконечного леса.
Спичка догорела почти до самого донышка. Семьянин быстро бросил её, наступил на то место ногой. И сразу вдруг стало так темно, так темно и тихо…
— Сейчас костёр распалим… Точно, Марин? — шёпотом сказал он.
— Не надо костёр! — также шёпотом отвечала Маринка.
Ей представилось, как вся темнота и все страхи этого громадного леса сбегутся и станут вокруг их костра невидимым кольцом. И особенно много будет стоять их у неё за спиной.
— Нам чего, без костра плохо?..
И он кивнул в ответ.
Сколько-то времени они просидели молча и неподвижно: Маринка — приклеенная к своему пеньку, Семьянин — на куче хвороста. А сколько так прошло — неизвестно. В ночном бесконечном лесу время не угадаешь. Но постепенно они поняли, что и среди темноты всё-таки не так уж темно. Им смутно видна стала их поляна, бледные лысины пеньков, стены леса вокруг, которые все были обмазаны чернотой.
И оказалось не так уж страшно — надо только громко не говорить…
— Ты есть хочешь? — шёпотом спросил Семьянин.
И вдруг Маринка сообразила, как его зовут на самом деле — Гена.
— А у тебя разве чего-нибудь есть? — спросила она и вспомнила его кулёк.
