Верность Отчизне - Кожедуб Иван Никитович (читаем книги .TXT) 📗
Любили мы игру, в которую, вероятно, играли еще наши предки, — «свинопас». По кругу на лужайке вырывали ямки-«ярочки», а в середине «ярочку» побольше — «масло». Каждый охранял свою «ярочку».
«Свинопас» целился деревянным самодельным шаром из «масла» в «ярочку». Надо было отбить шар палкой, «ярочку» уберечь: чуть отбежишь — ее займет «свинопас». Тогда сам становишься «свинопасом».
Излюбленное место игр у ребят летом — озеро Вспольное: берег, заросший очеретом и сытняком, песчаные отмели.
Мы соревновались в заплыве: кто скорее доплывет до противоположного берега и обратно. Со дна били холодные ключи. Плывешь, а тебя обжигают ледяные струи, сводит руки. Пробуешь ногой дно, и кажется, что никогда не доберешься до берега, задохнешься. Подплываешь к песчаной отмели, путаешься в стеблях кувшинок, цепляешься за них. Чуть передохнешь — и обратно наперегонки.
Среди кустов у самой воды стоял шалаш: в нем все лето жил чудаковатый старик, наш сосед, искусный рыбак. Было у него множество рыболовных снастей и своя лодка. Из Шостки к нему часто приезжали рыболовы. Старик не позволял нам купаться поблизости, когда удил рыбу. Сердился, шугал нас: «Рыбу отпугиваете, пошли прочь!»
И мы убегали подальше от «дедова бережка» — так мы называли место, где стоял его шалаш. Зато дед сам звал нас, когда расставлял сети: «Эй, ребята, плескайтесь, плескайтесь у кустов, выгоняйте рыбу!» И мы диву давались, сколько рыбы он вытаскивал сетями.
Поодаль от «дедова бережка» мы играли в придуманную игру кто дольше продержится под водой. Сидишь на пне а ребята на берегу ведут счет. Зубы стиснешь, зажмуришься, в дно вцепишься, пока в висках не застучит. Вылезаешь когда совсем уже невмоготу станет. А потом загораешь на горячем песке и лакомишься вкусными побегами сытняка.
Зимой с нетерпением, бывало, ждешь, когда окрепнет лед на озерах. Наконец слышишь, кто-то из приятелей кричит:
— Айда, ребята, карусель строить, на кригах кататься.
И мы гурьбой бежали к озеру. Там мы вырубали четырехугольную льдину — кригу, с силой ее толкали, кто-нибудь бросался на нее с разбегу и мчался по льду, пока не налетал на берег.
Но больше всего мы любили кататься на карусели. Строили мы ее так: забивали в лед посреди озера кол, на него насаживали колесо от телеги, а к колесу прикрепляли длинную жердь. К концу жерди привязывали санки. Ляжешь на них плашмя, а ребята крутят колесо. И вот несешься по кругу, только в ушах свистит. А не удержишься — катишься кубарем. А если салазки сорвутся, то тебя выбросит далеко на берег. Часто и взрослые собирались посмотреть на нашу карусель и даже помогали крутить колесо.
Игрушки мы делали сами. Мастерили ветрячки, прилаживали их к забору — любопытно было смотреть, как крутятся наши самоделки; пускали змеев — мать все журила меня за то, что много ниток извожу. С жаром спорили, чей улетит выше.
Сами делали и лыжи: разбирали старую бочку и из досок мастерили лыжины. Устраивали снежные горы и прыгали с них, словно с трамплина. Случалось, так врежешься в сугроб, что еле выберешься.
У некоторых ребят были настоящие коньки. Я с завистью смотрел, как быстро и ловко скользят приятели по льду. А другие лихо катались на неуклюжих самоделках. Я тоже смастерил себе коньки: деревянную колодку подбил проволокой и крепко привязал к ноге, обутой в лапоть. Встав на лед, другой ногой оттолкнулся и покатился по широкому замерзшему озеру. Правда, кататься можно было только на одной ноге, но я наловчился и летел стрелой на неуклюжей колодке. Скоро я научился поискусней мастерить «дротяные» коньки и даже другим ребятам делал — выменивал на карандаши и фантики. Одна была беда — очень быстро изнашивалась обувка, и, к большому моему огорчению, отец запретил мне кататься.
Спустя несколько лет я заработал себе на настоящие коньки-снегурочки и часто вспоминал лихое катание на колодке с проволокой..
В школе
Однажды осенью 1927 года я стоял на улице и с завистью смотрел на соседских ребят — они спешили в школу. Мне взгрустнулось: так бы и побежал с ними, но ждать еще целый год. Мне только семь, принимали тогда в школу с восьми лет.
Из соседнего двора появился Василь — мой приятель. Он старше меня на два года и ходит уже во вторую группу.
— Пойдем, Ваня, в школу. Я тебя запишу, — говорит он с важностью.
— В школу запишешь? — удивился я.
— Ну да, ведь ты уже читать и писать умеешь. А Нина Васильевна добрая, ребят любит. Она тебя в свою группу примет. Пошли!
И я побежал вслед за Василем, не задавая вопросов. Даже забыл у родителей позволения попросить. Бегу, а сам трушу — вдруг учительница откажет. У школы — обширного деревянного здания — останавливаюсь.
Над дверями картина величиной с человеческий рост. Ее написал маслом художник-самоучка Малышок. Сколько раз, проходя мимо, я останавливался, разглядывал ее. Вижу ее как сейчас: по волнам плывет раскрытая книга, на ней стоят рабочий и работница и в поднятых руках держат серп и молот. Впрочем, в ту минуту я не смотрел на картину. Я оробел и не мог тронуться с места.
Василь обернулся.
— Да ты не бойся. Не обидит тебя учительница. Примет. Он взял меня за руку и повел в школу. В коридоре нас обступили ребята. — Что, Василь, новичка привел?
— Привел; Смотри, Ваня, есть такие же маленькие, как ты. Пойдем.,
Я робко заглянул в класс. Потом вошел. Как здесь просторно! Глаза разбежались: какие блестящие парты, а доска какая — вот бы на ней порисовать!
Вошла учительница. У нее молодое доброе лицо, гладко зачесанные волосы, между бровями чуть видна прямая морщинка.
Все поднялись, поздоровались с учительницей. Она, ласково улыбаясь, посмотрела на ребят, велела всем сесть. И вдруг спросила, глядя на меня:
— А что это за маленький хлопчик у нас появился? Сердце у меня замерло: маленький — значит, не примет.
— Да, Нина Васильевна, это мой сосед, Ваня, — торопливо стал объяснять Василь. — Он читать умеет, вот я его и привел. Надо Ваню в школу записать.
Учительница тихонько засмеялась, внимательно и дружелюбно глядя на меня.
— Ну подойди к доске. Напиши буквы, какие, знаешь.
— Да я все знаю.
И, встав на цыпочки, я старательно начал выводить мелом на доске печатные буквы.
Учительница дала мне букварь. Сначала я запинался, а потом бойко прочел какой-то коротенький рассказ.
Нина Васильевна спросила, сколько мне лет и как моя фамилия.
— Садись-ка, Ваня, рядом с Ивасем. Я беру тебя в первую группу, хоть ты еще и мал.
Не помня себя от радости бежал я домой после уроков. Вот только что еще скажут родители!
Выслушав мой сбивчивый рассказ, отец согласился:
— Что ж, учись. А за своеволие наказать тебя следует. Но вступилась мать: — Ты же сам говорил — учиться ему надо!
От дома до школы было далеко, и я вскакивал спозаранку — все боялся опоздать. И почти всегда приходил первым. В классе сидел смирно, слушал внимательно, слова мимо ушей не пропускал: заметил, что так легче и быстрее домашнее задание сделаешь.
Учительница у нас была добрая, заботливая и очень взыскательная. Она требовала, чтобы наши тетради и книги всегда были в порядке, приучала к аккуратности, строго следила за тем, чтобы мы опрятно одевались, правильно сидели, были вежливы и прилежны.
Наступила зима, начались вьюги, улицы завалило снегом. Однажды утром я проснулся очень рано. В трубе завывал ветер, было совсем темно.
Мать уже встала и топила печь. Она не хотела пускать меня в школу: стоял сильный мороз. Но я со слезами упросил ее отпустить меня.
Бегу что есть силы по улице. От холода дух захватывает. Ребят нигде не видно. Прибегаю. На дорожке, запорошенной снегом, ни одного следа. В окнах темно, но из трубы вьется дымок. Поднялся на крыльцо — дверь заперта. Ну, думаю, опоздал! От досады заплакал.
И тут дверь отворилась и вышла Нина Васильевна. Одной рукой платок на голове придерживает, а другой обняла меня:
