Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия - Аврутин Евгений Александрович (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
Причина такой расточительности видна из окна поезда – лес начинается за несколько миль от Петербурга. Иногда он прорежён, иногда разбавлен полями и небольшими посёлками. Но поля и посёлки – как изюминки в кексе. А лес растёт всюду. Он в основном хвойный, поэтому в России нет недостатка ни в дровах, ни в рождественских ёлках.
Поначалу я только смотрела в окно, не прислушиваясь к разговорам попутчиков. Мне показалось, Сэнди так было удобнее, поскольку Тедди рассказывал ему разные смешные истории. Их сюжеты были мне непонятны, я лишь замечала часто повторяемый глагол «пришёл» (prishol), а также степени родства «жена» и «дочка». Сэнди пытался его остановить, но сам то и дело смеялся в кулак, краснея и искоса поглядывая на меня. Наверное, Тедди рассказывал истории, относящиеся, как говорил Лайонел, к «устному Декамерону». Сам Лайонел мне их не рассказывал, так как получил за это однажды крепкую выволочку от миссис Дэниэлс.
Сэнди старался слишком громко не смеяться и запрещал хохотать Тедди. Ему не хотелось привлекать к нам внимание остальных пассажиров: они и так косились на нас. Верно, хотели понять, где наш воспитатель или другой сопровождающий.
Потом Тедди стало обидно за меня: почему они смеются, а я не могу разделить их веселье? Он начал говорить со мной по-французски, но, пожалуй, его успехи в языке нашего союзника можно было сравнить лишь с умением Сэнди обращаться с вёслами.
Все же я его немного понимала и оказалась в нелёгком положении. В истории, сочинённой для меня Сэнди, обнаружились серьёзные пробелы. К примеру, мы решили, что я учусь в каком-то пансионе, не уточнив, в каком и где. Тедди заинтересовала именно эта тема, и мне (к лёгкому, но умело скрытому ужасу Сэнди) пришлось пуститься в импровизацию.
Я воспроизвела перед глазами карту (спасибо, Лайонел!), нашла крупный город, самый близкий к острову Эзель – Ревель, и придумала школу с пансионом. К счастью, подробности, вроде названия, Тедди не понадобились, зато он заговорил о школьной жизни, о тиранстве педагогов и ответных заговорах учеников.
– У нас, – говорил он, – и шляпы к стене гвоздями прибивали, и калоши в гардеробной, и в табакерки учительские толчёных мух подсыпали, и табак в карман с новым платком. А уж если учитель суевер… Разве что отпевание не заказывали. Хотя и такое бывало.
Своим опытом похвастаться я не могла: ни миссис Н. (портсмутская учительница), ни мсье Тибо меня не обижали, и мстить мне не приходилось. Поэтому я вспомнила школьные рассказы Лайонела – о приключениях и в портсмутской школе, и в Итоне. Я рассказала о намыленной грифельной доске, о толстых томах, сложенных на верх приоткрытой двери и падавших на голову вошедшего педагога. Об устрицах, незаметно подброшенных в спальню учителя (чтобы тухли и воняли). О сколотых булавками хвостах учительских сюртуков, чтобы тот порвался, о вощёных верёвках, туго натянутых за стеклом учительской спальни, чтобы при ветре звучал дьявольский вой. И наконец, коронная шутка: вдесятером спустить на первый этаж рояль, чтобы хотя бы на один урок избавить себя от лютеранских гимнов (я вовремя спохватилась и не сказала «англиканских»).
Тедди слушал меня восторженно, перебивал, вспоминал новые пакости, вроде воткнутой в парту стальной дребезжалки или запущенных в класс птиц, а потом выдал комплимент немецкой нации.
– Вот уж не думал, что ваши киндеры могут такие фортели выкидывать. Это, значит, немцы только среди наших чванятся, а среди своих – как люди себя ведут.
Я удивилась тоже, но в отличие от Тедди не смогла поделиться своим изумлением вслух. Оказывается, русские школьники, как и наши, ничего не боятся. Как я поняла, за школьные шалости в Сибирь не отправляют. Что же касается других наказаний, то, по словам Тедди, они терпимы – «ко всему привыкаешь». К тому же, согласно неписаному закону, даже если в проказу вовлечены десять шалунов, вину на себя берет лишь тот, кто попался, так что шалость превращается в лотерею с обратным выигрышем.
Напоследок Тедди восхитил меня рассказом, как морские кадеты готовятся к экзаменам. Они делятся на три категории. Несчастные заучки зубрят учебник и получают высший балл. Немалая часть упрощает подготовку: берет учебник, достаёт большие ножницы, обрезает нижнюю треть, верхнюю треть, а все, что в середине, тоже зубрит наизусть. Это гарантирует оценку, избавляющую от наказания. Наконец, кадеты, не тратящие время на такую глупость, как учёба (как я поняла, к таким относился и Тедди), приходят ночью в чулан и ножом срезают у заранее замоченных розог веточки и сучки, делая их менее опасными.
Сначала Сэнди слушал эти истории со смущённой завистью. Как я поняла, в его пансионе таких шалостей не бывало. Я не удивилась этому: изводить проказами учителей, которые ограничены в наказаниях, просто свинство. Но потом пару смешных и не особенно злых шуток вспомнил и он сам. Когда Сэнди рассказывал, а потом смеялся вместе с Тедди, он почти не старался казаться взрослым, как в общении со мной. Казалось, будто я путешествую с Лайонелом и каким-нибудь его одноклассником.
Со временем запас школьных историй был исчерпан, и Тедди задремал. Сэнди последовал его примеру.
Я глядела в окно. Уже стемнело, но снег отражал робкий лунный свет. Были видны поля, замёрзшие реки и, конечно, леса, леса, леса.
Это путешествие по заснеженной стране, почти без остановок, так отличалось от поездок по Англии, что мне показалось, будто я попала в заколдованный вагон. Может быть, я даже села в него где-нибудь в Йоркшире, задремала, а он пролетел тысячи миль и теперь скользит над землёй – зачем рельсы сказочному вагону? – и несётся вглубь сказочной страны.
Как обидно, что я еду не в сказку, а на войну.
В пути мы, конечно, очень устали, да ещё приехали в темноте, поэтому я пока не поняла, чем Москва отличается от Санкт-Петербурга. Сэнди обещал показать это различие завтра.
Пока же мы остановились в маленькой гостинице недалеко от железнодорожной станции. Её нашёл Тедди, сказавший, что денег берут «по-божески», а клопов не так и много. Правда, он не понял, почему Сэнди взял два номера, по его словам, можно было обойтись одним и спать втроём, причём хозяин гостиницы этого бы не заметил. Его также удивило, почему второй номер не был разыгран по жребию, но Сэнди как-то убедил его, что эстляндские бароны спят только в отдельных номерах.
Ужин мне не понравился, похоже, его приготовили для вчерашних, или даже позавчерашних, постояльцев. Хорош был только чай, с круглыми свежими булками. Клопов в своём номере я пока ещё не увидела. Спать хочется так, что я надеюсь, что почувствую их, лишь когда проснусь.
Пожалуй, лишь одна мысль отгоняет сон. Мне показалось, что, когда мы шли в гостиницу, за нами опять следили. Сэнди вряд ли поможет мне избавиться или утвердиться в этом подозрении. Надо будет попросить завтра Тедди, пусть он попробует ответить, мерещится мне или нет».
Глава 4, в которой происходит встреча после долгой разлуки, Джейн встречает двойника Освалдби-Холла в Рязанской губернии, слово чести в очередной раз оказывается прочнее решёток, а география России и сопредельных стран трагически переплетается с историей семьи Белецких
Часов у Джейн не было. И все равно, когда она проснулась, то поняла, что в Москве солнце встаёт раньше, чем в Петербурге.
«Лайонел говорил: когда я поеду на восток, так и будет. Жаль только, раз солнце раньше встаёт, то раньше и уйдёт».
Джейн оделась и просидела в полудрёме у заиндевевшего окошка, размышляя, что, наверное, немногие взрослые англичане забирались так далеко вглубь континента. Так и размышляла, пока в номер не постучал Федька. Он уже выяснил, что в Крым надо ехать через Калужскую заставу.
Появился и Саша. Он согласился с другом, только предложил проехать через Красную площадь. Федька не возражал.
