Эта милая Людмила - Давыдычев Лев Иванович (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
— В таком положении спокойным может быть только дурак, который не знает, что такое — владеть личной машиной!
— У большинства людей нет личных машин, — заметила эта милая Людмила. — А вы удивительно грубый человек, простите.
— Может быть, я и грубый человек, — неожиданно почти спокойно ответил отец и врач П.И. Ратов. — Но не дурак… И вот участковому уполномоченному все они, а особенно их главарь — дед, отказались дать честные показания. То есть девчонка специально улизнула, показания мальчишки не в счет; значит, один старикан…
— Мои показания честны, — гордо проговорил дед Игнатий Савельевич. — Я заявил участковому уполномоченному товарищу Ферапонтову, — торжественно повысил он голос, — что вы приезжали на данной машине ВЫКОЛАЧИВАТЬ из меня четырнадцать рублей тридцать копеек. Сегодня на той же самой данной машине вы приехали искать свою дочь. А ваша ли машина, откуда мне знать?
— А я забыл взять с собой документы! Все! Впервые! Забы-ы-ыл… — простонал отец и врач П.И. Ратов. — Преступника искать не будут, пока я не представлю документы!
— Неправда у вас получается, — с большим укором возразил дед Игнатий Савельевич. — Преступника искать будут, но это дело длинное. И всё-таки надо доказать, что машина ваша.
— Для этого мне надо ехать в город! А машина остаётся здесь! И кто мне даст гарантию в том, что, вернувшись, я застану её на месте? Или что её не растащат по частям? — ехидно и даже несколько радостно спрашивал отец и врач П.И. Ратов. — Дед, открывай ворота. Я загоню машину во двор. Будешь охранять! Будешь отвечать за неё! Рублёвки тебе хватит?
— Чего мне с ней, с вашей рублёвкой, делать? — отмахнулся дед Игнатий Савельевич, хитрюще подмигнув этой милой Людмиле. — Машина — штука дорогая. Только дурак не понимает её ценности. Она — самое дорогое в жизни умного человека. Пять-десят рублёвок! Половину сейчас же, чтоб обмана не получилось. У меня ружьё есть. Правда, не стреляет. Но я с ним на жигулевскую крышу залезу и любого жулика испугаю. Любой бандит моего вооружённого вида убоится.
Герка, отвернувшись, хихикал, а эта милая Людмила смеялась звонко и громко, зажав рот ладошками, но громкий и звонкий смех прорывался сквозь них, и Герка захохотал, уже не сдерживаясь, во всё горло.
— Прекратите неуместный смех, — недовольно проговорила тётя Ариадна Аркадьевна. — Разговор идёт совершенно серьёзный.
— Чего тут серьёзного? — жалобно спросил, обессиленно опускаясь на скамейку, отец и врач П.И. Ратов. — Ты же, дед, поцарапаешь кабину, когда наверх полезешь.
— Поцарапаю? — обиделся дед Игнатий Савельевич. — Кошка я, что ли? Я осторожненько, я в валенках. И не бойтесь, не продавлю, лёгонький.
— Трояка тебе хватит?
— В полном-то вооружении за трояк?! Опасная работа хорошей оплаты требует. Пятьдесят, как договорились.
— Да не договаривались мы! То есть мы договаривались, что ты берёшься охранять…
— Ещё и Герке платить вам придётся, — озабоченно перебил дед Игнатий Савельевич. — Он снаружи, у калитки, дежурить будет. Я ему вилы дам. А вы ему пять рублей.
Отец и врач П.И. Ратов уже собирался не просто высоко подпрыгнуть, а взлететь — от злости, но его остановила виноватым голосом тётя Ариадна Аркадьевна:
— Не сердитесь на них. У них хорошее настроение, и они шутят, но, признаться, не совсем удачно. Если позволите, я беру охрану вашей машины на себя. Правда, в мой дворик въехать нельзя…
— Какой толк от те… вас, бабуся! — отмахнулся отец и врач П.И. Ратов. — Дед, последняя цена — пятерка тебе, мальчишке — рублёвка.
Дед Игнатий Савельевич огорченно крякнул, уныло проговорил:
— Пошутили, и хватит. Мне надо воды для огурцов натаскать.
— Ладно, ладно, — мрачно сказал отец и врач П., И. Ратов. — За свои шуточки вы мне ещё ответите. Подгоню машину хотя бы к забору поближе. — Он открыл дверцу, и из кабины с воюще-мяргающим воплем вылетело и перемахнуло через забор что-то большое и белое.
— Кошмарчик! — умилилась тётя Ариадна Аркадьевна. — Он удивительно любопытен! Но как он там оказался, бедняжечка? Сколько он там в духоте пробыл?
Предельно плачущим голосом отец и врач П.И. Ратов, показывая внутрь кабины, заикаясь, выговаривал:
— Он… он… там… на… на… на… на… на… забыл, как это называется! На… нагадил он там!!!! На место водителя!!!!! То есть меня! Кто, кто, кто мне за это заплатит?!?!?!
— И за это платить надо?! — поразился дед Игнатий Савельевич. — И сколько?
— А сколько, по-вашему, стоят такие чехлы?
— Но не все же он чехлы…
— Здесь я сойду с ума! Здесь меня доконают! — Отец и врач П.И. Ратов снял чехол с переднего сиденья, брезгливо морщась, отряхнул его, повесил на забор. — Что, что, что делать? Чего, чего, чего, чего ещё ждать?
— Спокойно отправляйтесь в город, — сказала эта милая Людмила. — Ничего больше с вашей машиной уже не случится.
Воистину несчастный владелец «Жигулей» цыплячьего цвета обреченно махнул рукой и тяжело опустился на скамейку.
— Котик мой, — смущенно, виновато, растерянно и жалобно сказала тётя Ариадна Аркадьевна. — Позвольте, я выполоскаю чехол в реке?
Ответом ей был негодующий отрицательный жест и унылый голос:
— Только химчистка… Я остаюсь здесь ночевать. Позвоню жене, пусть ищет баллоны, покрышки и привозит. Но ведь какие деньги! Какие деньги! Дикие, безумные, бешеные деньги!
Эта милая Людмила прошептала тётечке:
— Он ведь ни разу не вспомнил о дочери.
Тётя Ариадна Аркадьевна ответила настороженным и приглушенным шёпотом:
— Вполне вероятно, что машину изуродовал Пантя. Утром я его видела около «Жигулей». Ведь ему такое грозит…
— Милая тётечка, — чеканным шёпотом отозвалась племянница, — а для чего ему это надо было делать? В конце концов нельзя всё сваливать на Пантю, если даже он и злостный хулиган. Сейчас надо думать о том, куда девалась Голгофа.
Отец и врач П.И. Ратов поднялся со скамейки, угрюмо проговорил:
— Иду звонить жене. Надеюсь, без меня никто не посмеет прикоснуться к машине.
— Будьте спокойны, — заверил дед Игнатий Савельевич. — Только за кошек и собак ответственности на себя не берём.
А Пантя давно уже околачивался здесь, подглядывая и подслушивая, никем не замечаемый. Улучив момент, он подозвал к себе сразу перепугавшегося Герку, за руку притащил его в огород и пропищал:
— Где два рубли? Ну! Ухов тебе не жалко? — Длиннющими, сильными, холодными пальцами он схватил Герку за уши, больно, но ненадолго сжал. — Ещё надо? Ну? Тащи два рубли, а то я тебе…
— Да где я тебе их возьму?
— У деда, у деда, у деда! — пропищал Пантя столь яростно, что Герка от страха закрыл глаза, успев подумать, зачем же он послушался Пантю и подошёл к нему.
Никогда ещё Пантя не был так страшен, как сейчас. Герка, не выдержав его угрожающего взгляда, пробормотал:
— Сейчас, сейчас…
— Быстренько, быстренько! — совсем тонко пропищал Пантя. — За обман без ухов останешься! И чтоб никто про мене не знал!
Дед Игнатий Савельевич никогда не прятал от внука деньги, они всегда лежали в серванте под верхней тарелкой. «Возьму два рубля, — со страхом и стыдом думал Герка, пробираясь через двор, — а потом скажу… ну, совру что-нибудь, насочиняю…» Руки тряслись у него, когда он приподнимал тарелку. Она стучала о нижнюю, и Герке казалось, что это слышно на улице.
Как назло, рублей не было, пришлось взять трёшку. У Герки пальцы сводило от желания изорвать её, лишь бы не отдавать Панте… Но куда от него спрячешься? Ведь или завтра, или послезавтра он опять деньги запросит, Да ещё неизвестно, сколько… Герку трясло уже не от страха, а от бессильного возмущения, а обида выталкивала из глаз слёзы…
Обиженным, униженным и оскорбленным Герка чувствовал себя ещё и потому, что в любой момент могло случиться так, что Пантя вздумает издеваться над ним при этой милой Людмиле.
Вернувшись в огород, где навстречу ему стремглав бросился Пантя, Герка сразу заставил себя сказать ему пусть и жалобным тоном:
