Юрка Гусь - Козлов Вильям Федорович (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Назад, против течения, трудно было плыть. Дик не стал зря тратить силы. Он выскочил на берег и трусил рядом по траве. Юрка шел по дну. Вода с журчаньем обтекала грудь. Стрекозы слетали с прибрежной осоки и махали крыльями возле лица. В прозрачной воде видно было, как стайками шарахались в разные стороны мальки.
Рита уже вылезла из воды. Она стояла к Юрке спиной и выкручивала косу. «Как же я теперь вылезу?» — подумал Юрка. У берега было совсем мелко, он присел.
— Я же тебе сшила трусы, — не поворачиваясь, сказала Рита. — Почему ты их не надеваешь?
Юрка хотел рассердиться, но не мог. Она спросила просто, без тени насмешки. Она привыкла ухаживать за отцом и поэтому могла спокойно говорить любые вещи, связанные с домашним бытом.
— Хочешь, я тебе еще одни трусы сошью? — спросила она, искоса взглянув на дрожащего в прохладной воде Юрку.
Это уже было слишком!
— Ну чего ты торчишь на берегу? — вскипел Юрка. — Давай уматывай!
— Извини, — усмехнулась Маргаритка. И, отбросив за спину косу, неторопливо пошла прочь.
Юрка догнал ее в лесу. Отойдя в сторону от дороги, она собирала землянику. Коса оставила мокрую полоску на сарафане, на голове волосы уже высохли, белыми паутинками спускались на лоб, глаза. Она встала и протянула ему букетик сочных красных ягод.
— Попробуй, какие вкусные.
— Сама ешь, — сказал Юрка, но ягоды взял и, не зная, что с ними делать, сразу весь пучок отправил в рот. Маргаритка удивленно посмотрела на него и прыснула со смеха.
— Выплюнь траву-то…
Юрка вытер рукавом красные от сока губы.
— Рубашкой? — покачала головой Рита.
— А чем же еще? — огрызнулся Гусь. — Штанами?
Ему надоели замечания. Что за человек эта Маргаритка? Раз сделает хорошо, два — плохо. Ну чего, спрашивается, придирается? Все мальчишки вытирают нос и рот кулаком или рукавом. Только Стаська один — платком. Его так в Ленинграде приучили. Но спорить с девчонкой не хотелось. Свяжешься, потом сам будешь не рад. Ей слово — она десять.
Они шли рядом. Дик бежал впереди. Маргаритка была ростом с Юрку. Ситцевый сарафан едва доставал ей до круглых коленок. Золотистый загар тронул плечи. Там, где лямка сарафана съехала в сторону, кожа была белая.
— У меня Дика хотят отобрать, — сказал Юрка и испытующе посмотрел на Риту.
— Давно пора…
— Это почему?
— Дику будет лучше в гарнизоне. Он ведь служебный пес. А ты его испортишь. Бегает без толку, как дворняжка.
— Мы с Диком будем шпионов ловить, — сказал Гусь. — И никто его у меня не отбирает. Я наврал.
— Это ты умеешь.
— Не любишь ты Дика.
— Люблю.
— Почему тогда не приходишь?
Рита искоса взглянула на Юрку и спросила:
— А ты?
Юрка не ответил. Он наступил на колючую шишку. Нагнулся за ней и запустил вверх. Шишка со свистом зарылась в гуще сосновых веток. И тут же, спустя секунду, мягко упала в пыль.
— Уеду я отсюда, — сказал Гусь. — Хочу путешествовать. Как Ричард Львиное Сердце. И еще хочу быть разбойником. Ну, таким, как Робин Гуд. Грабить богатых и все отдавать бедным… Мне ничего не надо.
— Тебе надо было при царе родиться… Буржуев-то давно нет. Кого же ты будешь грабить?
Юрка вдруг покраснел. Даже уши запылали.
— Все. Отрезано, — глухо сказал он. — Я ведь прогнал Ангела. Разные у нас дорожки… Один раз, правда, украл. Колбасу и консервы. Не для себя — для Дика.
Загребая ступнями теплую, как зола, пыль, он ждал, что скажет Рита. А она ничего не говорила. Крутила в пальцах кончик носа и внимательно смотрела на обочину. Остановилась, присела. И сарафан, словно парашют, опустился в пыль, закрыв ноги.
— Ромашка, — сказала Рита. Сорвала цветок и, пряча от Юрки смешливое лицо, стала отрывать белые лепестки.
— У меня есть знакомый капитан. Мужик что надо… Он приказал повару Дика кормить. Надо было сразу к дяде Васе, а я консервы… и колбасу.
— Любит! — воскликнула Маргаритка и высоко подбросила желтоголовую общипанную ромашку. У ее ног лежали белые лепестки. Серые Маргариткины глаза с любопытством смотрели на Юрку.
А он обалдело глядел на нее и бормотал:
— Зря я это… Не надо было брать консервы… и колбасу.
— Какие консервы? — смеясь, спросила Рита.
— Тушенка.
— Какая тушенка? Вот дурачок!
Маргаритка позвала Дика, сорвалась с места и помчалась по дороге. Только длинные ноги замелькали. Остановилась возле толстой медноствольной сосны, перевела дух и крикнула:
— Завтра на речку!
ГОСТЬ С АЭРОДРОМА
На рассвете Василиса разбудила Юрку.
— Картошку окучивать, — сказала она.
— Зачем еще? — зевая, спросил Юрка.
— Чтобы хорошо росла.
— Она и так вырастет. Не надо, баб?
Василиса пожевала губами и, завязав потуже платок на голове, вышла в сени.
Юрка полежал немного и стал одеваться. По полу прыгали солнечные зайчики. Один из них забрался в алюминиевую тарелку, стоявшую на полке, и она весело засияла.
Дик лежал посередине избы. Один глаз спит, другой — на Юрку смотрит. Дику тоже хочется спать. Ему можно. Ему не надо картошку окучивать.
Белка лежала напротив Дика и настороженно глядела на него. Чего ей от Дика надо? На улице и близко не подходит, а в избе так и следит за ним.
Когда Юрка вышел на крыльцо, бабка уже ковырялась в огороде с мотыгой. Тихо и прохладно на улице. Солнце наполовину поднялось из-за леса. Длинные тени протянулись от изб, заборов. Иглы на соснах влажно блестели. На дороге пусто. Не слышно поезда. И вот утреннюю тишину прорезал звонкий пастуший крик:
— Эге-ге-гей! Бо-о-о!
И тишины как не бывало. Заскрипели двери скотников, захлопали калитки. Поблизости замычала корова. В ее густое мычанье вплелось дробное козлиное беканье. А тут еще поддали жару петухи. Пошли перекликаться от двора к двору. Петушиная перекличка скоро оборвалась. Немного осталось петухов в поселке.
К изгороди прислонена мотыга. Это для Юрки. Он взял мотыгу, повертел в руках, сморщился: тяжелая. Встал в бороздку, с размаху всадил в землю. Бабка покосилась на него, но ничего не сказала. Юрка из озорства еще раз всадил мотыгу не туда, куда надо. Бабка — никакого внимания. Вздохнув, поплевал на руки, как это делал на аэродроме, и стал окучивать.
Поравнявшись с бабкой, все же буркнул:
— Фриц прилетит, бросит бомбу — и вся наша картошка — в небо.
— Балаболка, — добродушно проворчала Василиса. — Гляди под ноги-то, а то по пальцам тяпнешь.
Рукам стало горячо, теперь жди мозолей. Через час заныла спина, шея, защипало между лопатками.
— Перекур, — сказал Гусь и бросил мотыгу в борозду.
Бабка продолжала окучивать. Она уже на три борозды обогнала Юрку.
— Шабаш! — крикнул он. — Заморилась ведь, отдохни.
Бабка обогнала его на четыре борозды. Ее маленькая фигурка не спеша двигалась вдоль зеленого кустистого рядка. Мотыга равномерно поднималась и опускалась. «Старая, а, гляди, не устает», — подумал Юрка. Посмотрел на свои руки — мозолей пока не видно. Потом будут…
— Бабушка, хочешь, я в лес сбегаю? — сказал Юрка. — За грибами. Говорят, за пожней колосовики пошли.
— Рано им еще, — сказала Василиса. — Какие сейчас грибы? Неделю печет… Грибы, родимый, после дождя бывают.
— А почему же поганки растут?
— Вот тебе урок, — сказала бабка, — до завтрака — четыре борозды.
Юрка прикинул: многовато. Ничего не поделаешь, надо браться за мотыгу. Тут не до разговоров.
В самый разгар работы возле дома остановился бензовоз и стал сигналить.
— Цыган! — обрадовался Юрка. Бросив мотыгу, побежал к калитке. Так и есть; чернобровый Семен вылез из кабины и, улыбаясь, ждал Юрку.
— Здорово, Огурец! — пожал руку. — Занимаешься сельским хозяйством? Добро.
— Надо же бабке помочь, — солидно сказал Гусь. — Старая, зашивается.
— Добро, — повторил Семен. — На аэродром хочешь?
— Как там? — помолчав, спросил Юрка.
— Летают, — неопределенно ответил Семен.