Фритьоф Нансен (Его жизнь и необыкновенные приключения) - Кублицкий Георгий Иванович (первая книга .TXT) 📗
Толль сиял. Земля Санникова давно стала мечтой его жизни. Мог ли он думать в эти минуты, что путь к загадочной земле станет его последним путем…
Нансен, забыв о позднем времени, стал подробно разбирать план Толля. Говорил он долго. Петербургские улицы уже затихли. Гасли газовые фонари.
Ева скучала в роскошном номере гостиницы, перебирая петербургские газеты. Там много писалось о Фритьофе и о ней. В посольстве сделали переводы. Бульварная газетка напечатала карикатуру: Фритьоф верхом на белом медведе возле полюса. Под карикатурой были стишки:
Ева прислушивалась, не зацокают ли подковы рысаков у подъезда. Снизу, из ресторана, доносилось пение цыганского хора.
Так мало, в сущности, вечеров ей и Фритьофу удается побыть вместе, и еще меньше — вдвоем…
ЛИНИЯ ОТСТУПЛЕНИЯ
Штурман с «Бельгики»
ак славно дома, под родными соснами! Довольно гостиниц, парадных заседаний и званых обедов. За работу!Фритьоф сказал Еве, что теперь он станет отшельником. На год, на два, на три — на сколько нужно, чтобы написать научный отчет об экспедиции «Фрама».
С раннего утра Фритьоф уединялся в своем рабочем уголке. Иногда ночевал там на жестком диване. Детей к нему не пускали, даже Ева старалась как можно реже открывать обитую шкурами дверь, непроницаемую для шума. Пианино перенесли в самую дальнюю комнату. По вечерам Ева пела там вполголоса, готовясь к своему прощальному концерту. Она бросала сцену, чтобы заняться воспитанием детей: у Лив появился брат Коре.
Прошло лето и еще одно лето. Многое было передумано в рабочей комнате, где зря пылилось экспедиционное снаряжение. Чем больше углублялся Нансен в груды научного сырья, которое так кропотливо накапливали фрамовцы, тем яснее становилось ему, что и после его экспедиции воды полярных морей хранят еще множество загадок.
Ему вспоминалось старое предание о мудреце, который неделями вглядывался в сложнейшее, причудливое переплетение течений морского пролива. Мудрец силился постигнуть законы, управляющие ими, но, поняв, что задача эта непосильна ему, в отчаянии бросился со скалы в водоворот. А современные океанографы? Так ли уж далеко ушли они от этого мудреца? Каждый действует по своему разумению; сложная жизнь морей и океанов изучается ненадежными методами, без единой системы.
Приборы океанографов неудобны, громоздки, иногда их показаниям трудно верить.
В свой и без того набитый всякой всячиной кабинет Фритьоф поставил небольшой станок. Когда от работы за столом болели глаза и начинало стучать в висках, он брался за слесарные инструменты.
Особенно удалась ему новая конструкция батометра — прибора для взятия проб воды с разных глубин. Свою модель Нансен послал на испытание знатокам, и те признали его батометр лучшим из всех когда-либо бывших в их руках.
А пока он горбился за письменным столом и мастерил у верстака приборы, в «его» Арктику уходили корабль за кораблем. Свердруп стал начальником Второй норвежской полярной экспедиции и повел «Фрам» на север, чтобы «хорошенько потолкаться во льдах возле Гренландии и навестить архипелаг Парри». Когда они обнялись при прощании, Свердруп сказал дрогнувшим голосом:
— Ты остаешься, а мне трудно без тебя…
И разве один Свердруп ушел?
Нансен сам выбрал для Толля норвежское промысловое судно. Старый Колин Арчер переделал его на своей верфи, где некогда родился «Фрам». И эту шхуну, переименованную в «Зорю», русский полярник повел на поиски своей Земли Санникова.
На воздушном шаре «Орел» улетел к Северному полюсу швед Андрэ. С дороги он посылал почтовых голубей. Третий голубь был последним, связь прервалась — и никто не знает, что случилось в холодном, злом небе…
Ушла к полюсу экспедиция на «Стелла Поляре» — так итальянцы переименовали купленного ими старого «Язона». Возле Шпицбергена крушил льды на своем новом ледоколе «Ермак» адмирал Макаров. Со стороны Гренландии упрямо разведывал путь к полюсу Роберт Пири.
Эти люди отмораживают пальцы, едят собачину, вскакивают по ночам от грохота льдин, а он, Нансен, скрипит пером, катается на яхте по тихому фиорду и подписывает отпечатанные на машинке ответы на нетерпеливые письма норвежских, французских, венгерских, русских юношей: «К сожалению, я не могу пока принять вас в состав своей новой экспедиции: научный отчет о плавании „Фрама“ поглощает все мое время и заставляет откладывать экспедиционную работу».
Особенно горький осадок оставила встреча с Робертом Скоттом. Этот вдумчивый, собранный англичанин собирался зимовать в Антарктиде, совершая санные поездки в глубь материка.
По его словам, в Англии совсем разучились делать сани, и он специально приехал в Норвегию, где Нансен воскресил это искусство.
— Я знаю, вы так заняты… В Англии твердят, что Нансен помнит о втором полюсе Земли… Но если бы вы могли уделить мне хотя бы час…
Нансен тотчас велел заложить экипаж и поехал вместе со Скоттом к мастерам и торговцам санями. Он сам выбирал дерево и чертил мелом форму полозьев и стоек.
Они вместе вернулись в «Годтхоб». За обедом Скотт снова вскользь упомянул об упорных слухах, приписывающих Нансену подготовку южнополярной экспедиции на «Фраме». Но хозяин дома не поддержал этого разговора. Прощаясь, англичанин сказал:
— После нашей поездки и бесед я узнал нечто гораздо большее, чем устройство саней, — я узнал много ценного о том, как мне следует снарядить всю мою экспедицию. Правда, я по-прежнему думаю, что в Антарктиде наибольшего успеха можно добиться, используя выносливых пони и моторные сани, а не собачьи упряжки, какими вы пользовались во время вашего знаменитого путешествия.
Нансен не стал спорить. Он готов был признаться себе, что завидует этому англичанину, завидует всем, кто чувствует себя неловким и недолгим гостем на городских улицах и торопится в страну ледяного безмолвия.
И еще одна встреча состоялась в «Годтхобе» — встреча, повлиявшая впоследствии на жизненные пути ее участников.
— Войдите, — отозвался Нансен на робкий стук в дверь, с неудовольствием отрываясь от рукописи.
Вошедший в кабинет, видимо, чувствовал себя самым незначительным человечком, одним из тех, кто должен входить в дверь дважды, чтобы его, наконец, заметили.
В руках он мял папку. От робости и волнения лицо его покрылось пятнами.
Нансен узнал в своем госте молодого норвежского штурмана с «Бельгики» Руала Амундсена.
— Я хотел бы просить вашего совета… — неуверенно начал тот. — У меня есть план. Это моя первая самостоятельная экспедиция. Я хочу…
Гость замялся.
— Итак, вы хотите?..
— …попытаться пройти на судне Северо-западным проходом.
— Вот оно что!
Когда-то он сам вот так же, робея, пришел к старому Норденшельду с планом своей гренландской экспедиции.
— Так, значит, Северо-западный проход? Крепкий орешек! Если не ошибаюсь, около шестидесяти экспедиций пробовали разгрызть его до вас. Мак-Клюр, правда, прошел, но частью по суше, покинув корабль. А вы?
— Я, господин Нансен, не намерен покидать судна.
Нансен последнее время кое-что слышал об Амундсене. Когда экспедиция «Бельгики», которую в свое время провожал Нансен, вернулась, говорили, что штурман Амундсен фактически заменил в Антарктике начальника экспедиции, действовал необыкновенно решительно и смело.