Как я стал кинозвездой - Оливер Хаим (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Явно хотел увести разговор от щекотливой темы…
— Я привел товарищей из киностудии, — объяснил я. — Они хотят поговорить с вами по поводу Энчо.
— Я сейчас не могу, — поспешно, словно испугавшись, ответил он. — Меня ждут… У них… Я хочу сказать, у моих коллег… из аптекоуправления… У них с утра крошки во рту не было…
— Перестань, Цветан! — робко прервала его жена. — Не умрут твои аптекари… Сядь и выслушай, что нужно от нас товарищам…
Он нехотя подчинился. Опустил лиловую сетку на пол и присел на краешек стула, как подсудимый, готовый безропотно принять самый суровый приговор. В его манере держаться было что-то подозрительное…
— Товарищ Маринов, — спросил Романов, — есть у вас еще какие-нибудь весточки от сына?
Маринов так раскашлялся, что долго не мог вымолвить ни слова. Потом, пряча глаза, сказал:
— Никаких… Только та записка, которую мы утром вынули из ящика. Где мы только не искали его! Все аптекоуправление поднято на ноги. Не могу понять, что означают слова: «Не хочу быть кастратом». Какая чушь! Никто и не собирается его кастрировать. Зачем мне сын-кастрат? Мой сын должен быть мужчиной и, когда я состарюсь, подарить мне внуков.
Я снова с трудом сдержал смех: истинный смысл записки станет ему ясен лишь после того, как он прочитает мемуары сына.
— А в деревне вы справлялись? — спросил я. — У его дедушки?
— Там его нет, — мгновенно, ни на миг не задумавшись, ответил Маринов. — Я звонил, узнавал.
— А у Черного Компьютера? — продолжал расспрашивать Романов.
Маринов испытующе посмотрел на нас, словно пытаясь разгадать, что кроется за нашими расспросами.
— Вы думаете, он у инженера Чернева? Нет, там его нет. Я проверял. Берлога… Известно вам, что такое Берлога? Мастерская Черного Компьютера… Так вот, Берлога заперта на два замка, и там темно и тихо, как в заброшенном туннеле. Обычно же там неимоверный шум, стеклянные стены светятся, Чернев играет на скрипке… Поверьте, товарищи, я продолжаю поиски… Но позвольте узнать, что привело вас сюда из самой столицы?
Мишо Маришки объяснил:
— Ваша супруга прислала нашему руководству жалобу на то, что мы не взяли вашего сына сниматься.
— И прекрасно! — воскликнул Маринов с совершенно неуместной радостью.
— То есть как «прекрасно»? — удивился Маришки.
— Я… я тоже считаю, что Энчо не создан для кино. Порвите эту жалобу, и дело с концом! А вашему руководству передайте, что мы взяли ее назад. Если хотите, можем удостоверить это письменно.
Лорелея вскочила и возмущенно закричала:
— То есть как «порвите»? Я не забираю своего заявления! Не забираю! Они обязаны ответить за свою вопиющую несправедливость по отношению к моему мальчику! Это из-за них, из-за них он убежал, из-за того, что они бесчеловечно погубили всю его артистическую карьеру!
— А тебе не кажется, что он убежал из-за тебя? — неожиданно взорвался Маринов, как человек, который долго сдерживал душивший его гнев. — Вы совершенно правы, товарищи, у Энчо нет актерских талантов. Он заикается, он неповоротлив, и уши у него торчат, как у молодого осла. Но зато у него незаурядный талант к другим вещам… куда более интересным и полезным… — Он улыбнулся, как улыбаются при мысли о чем-то очень приятном, и добавил: — Даже не просто талант! Талантище!
Жена смотрела на него с таким ужасом, словно он изрыгал лягушек и ядовитых змей.
— Бо-оже! Как это страшно, когда отец не верит в своего родного сына! — со слезами проговорила она.
— Еще как верю! — горячо возразил он. — И никому не позволю сбивать его с толку разными безответственными поступками!
— Товарищ Маринова, Энчо и сам считает, что его призвание не кино, а совсем другое, — вступила в разговор Голубица Русалиева, которая опять машинально вынула из пакета шерсть и заработала спицами.
— А вы откуда знаете? — раздраженно спросила Лорелея.
— Знаем… — таинственно ответила та. — Он не актер, он изобретатель.
— Вот именно! — радостно воскликнул Маринов. — Вот именно! Спасибо, товарищ, вы очень точно сформулировали мою мысль.
Лорелея была безутешна:
— Вам легко говорить. Вы-то уж пристроились к кино, и плевать вам на остальных, хотя они страстно стремятся к киноискусству.
Михаил Маришки глубоко вздохнул, словно перед ним малое дитя, которому нужно растолковывать элементарные истины.
— Госпожа Маринова, — сказал он, — мне хотелось бы рассказать вам кое-что о себе… Крупном, как вы почему-то считаете, режиссере… Я тоже страстно стремился к киноискусству. Еще мальчишкой играл в школьном драмкружке, писал «пьесы», ставил драмы и трагедии. Окончив школу, поступил в Киноцентр подсобником, перетаскивал декорации, грузил ящики с реквизитом. Через год-два перешел в осветители, возился с кабелями, юпитерами. Еще через два года меня сделали помощником оператора, потом помрежем и, наконец, ассистентом режиссера. Сорок два месяца я был на этой не слишком благодарной должности, работал ассистентом у пяти режиссеров-постановщиков, поднаторел в профессии и лишь тогда поступил в Театральный институт, ни на день не переставая зарабатывать себе на хлеб… Поверьте, мне было нелегко, даже очень нелегко. И если я сейчас снимаю свой третий фильм, то это право завоевано трудом и потом… И точно такой же путь прошло и большинство моих коллег.
— А другие? — перешла в контрнаступление Маринова. — Другие? Знаю я, как пролезают в Театральный и в кино. Звонок по телефону, высокопоставленный дядюшка, шуры-муры с народными артистами и много еще всякого. Слышала я, слышала про Бебу Пиринскую, как она получила роль. Подцепила режиссера Грозева и быстренько пробилась в кинозвезды.
— Во-первых, она не стала кинозвездой, — с нескрываемым раздражением возразил Маришки. — А во-вторых, именно из-за нее картина Грозева с треском провалилась.
— А вот моему Энчо роли не дали! — не слушая, продолжала Лорелея. — Ну конечно, он ни к кому не подмазывался, знакомств у нас нет… А теперь все по знакомству, талант гроша медного не стоит.
— Ошибаетесь, госпожа Маринова, — со вздохом проговорил Маришки. — Талант очень даже дорого стоит! Но только товар это редкий… И, признаюсь, я завидую вашему сыну, потому что у него, по-видимому, есть талант. Не сомневаюсь, что Энчо когда-нибудь станет знаменитым изобретателем.
Маринова взглянула на него с изумлением, к которому явно примешивалась материнская гордость.
— Вы правда так думаете? — спросила она.
— Правда. Он даже академиком может стать.
— А… откуда вы знаете?
— Знаю… — лукаво улыбнулся Маришки.
Цветан Маринов, тоже улыбавшийся, причем какой-то странной улыбкой, встал, подхватил сетку с колбасой и бутылками и сказал:
— Я тоже это знаю… И поэтому, извините, отправляюсь на поиски… Иначе мир, того и гляди, потеряет великого изобретателя, болгарского Эдисона, быть может… — И горячо продолжал: — Знаете, что он изобретает?.. То есть изобретал, прежде чем полез в кинозвезды? Перпетуум мобиле! Да, да! Перпетуум мобиле! Иными словами — Вечный двигатель! Или почти вечный, потому что законы природы непреодолимы… Но все равно его двигатель, возможно, в значительной степени решит такую важную для человечества проблему, как энергетическая… И тогда… Тогда… — Он на полуслове оборвал себя, будто испугавшись собственного красноречия, лицо опять приняло скорбное выражение человека, у которого бесследно исчез сын. — А заявление, товарищи кинематографисты, порвите и выбросьте в мусорное ведро. Верно я говорю, Лора?
Его жена была в такой растерянности, что не знала, как реагировать на все эти восхваления по адресу сына, хотя они явно ей льстили.
— Нам тоже пора, — сказал Маришки, — у нас встреча с «Золотыми колокольчиками».
— С «Колокольчиками»?! — У Мариновой от удивления глаза на лоб полезли.
— Да, устроим прослушивание. Думаем пригласить их в нашу картину.
У Лорелеи перехватило дыхание, она переводила взгляд с меня на остальных гостей и снова на меня, словно просила о помощи:
