Ласточки и амазонки - Рэнсом Артур (чтение книг .txt) 📗
«Двадцать пять лет назад в этот самый день я потерпел кораблекрушение и был выброшен на этот безлюдный клочок суши. Ветер юго-западный. Море неспокойно. На рассвете был туман. Встретил вежливую птицу. Я видел, как она летает под водой. На берегу обнаружил туземное каноэ. Туземец оказался дружелюбным. Ее, то есть его, звали Пятница. В его стране водятся кенгуру. И еще медведи. Для меня, живущего в одиночестве, было радостно услышать голос человека, пусть даже дикаря. Пятница приготовил нам обед – пеммикановые лепешки с чаем. Он отбыл в своем каноэ на материк, где обитают туземцы. Он…»
Тут матрос Титти запнулась, не в силах придумать, что написать дальше. После того как она осталась на острове одна, ничего больше не случилось. И до тех пор, пока не произойдет что-нибудь новенькое, сказать о пребывании на необитаемом Острове будет нечего. Титти начала проглядывать книгу «Робинзон Крузо», не читать по-настоящему, поскольку до этого она прочла этот роман столько раз, что знала его почти наизусть, а просто перелистывать страницы. Сначала она набрела на то место, где рассказывалось, как Робинзон спал на дереве, опасаясь диких зверей.
«Я подошел к дереву и вскарабкался на него, стараясь разместиться так, чтобы не упасть, когда засну. Срезав в качестве оружия короткую толстую палку наподобие дубинки, я забрался в свое убежище на дереве и, будучи чрезвычайно усталым, быстро погрузился в сон. Я спал так крепко, как немногие, полагаю, смогли бы спать на моем месте. Проснувшись, я почувствовал себя гораздо более отдохнувшим, чем, как мне казалось, должен был бы быть после сна в столь необычном положении».
Титти начала размышлять, часто ли Робинзон Крузо спал на деревьях и есть ли на острове такое дерево, на котором можно было бы спать. Но ведь все равно никаких диких зверей на острове не водилось.
Потом Титти прочла главу о следах на песке и вспомнила целую кучу вещей, которую ей следовало сказать Пятнице.
Листая книгу взад-вперед, Титти набрела на эпизод, который напомнил ей о капитане Флинте.
«Все то время, пока я был занят работой, – писал Робинзон Крузо, – я развлекался тем, что говорил со своим попугаем и учил его говорить. Я быстро научил его узнавать его собственное имя, и наконец он произнес его вслух: „Полли“… это было первое слово, которое я услышал на этом острове и которое было произнесено кем-либо помимо меня самого…»
Конечно, если бы у Титти был попугай, то жизнь на необитаемом острове была бы просто идеальной. Девочка подумала о зеленом попугае, сидевшем на перилах баржи. Потом ей вспомнились сойки, которые перекликались в лесу в тот день, когда Ласточки ходили в гости к угольщикам. Мысль о сойках, равно как и о зеленом попугае, снова напомнила Титти о капитане Флинте, потому что в тот день старик Билли просил сказать кое-что Амазонкам, что-бы те передали это послание хозяину баржи. Титти вновь повторила про себя слова угольщика: старик думал, будто кто-то собирается забраться на баржу, и нужно, чтобы капитан Флинт навесил на свое жилище прочный замок. Потом Титти припомнила, что Джон пытался передать капитану Флинту это послание, но тот был слишком зол, чтобы выслушать его, и к тому же назвал Джона вруном. А теперь мама хочет передать послание капитану Флинту через маму Амазонок. А ведь Джон отправился к реке Амазонке, и вовсе не затем, чтобы повидаться с Амазонками, а для того, чтобы увести их корабль, так что до завтрашнего дня Ласточки ничего не смогут передать Амазонкам.
– Черт бы побрал капитана Флинта, – вслух произнесла Титти, отложила книгу и поднялась на наблюдательный пункт с подзорной трубой в руках – она хотела оглядеть окрестности.
По озеру плавало множество лодок, а в подзорную трубу Титти увидела бакланов, сидящих на сухом дереве на Бакланьем острове. Но, несмотря на все эти интересные наблюдения, время тянулось медленно. Титти вскипятила и заварила чай, сварила два яйца, съела их вместе с добрым ломтем белого хлеба и большим куском мармелада, но даже это не заняло столько времени, сколько, казалось, занимало тогда, когда нужно было торопиться, чтобы успеть взяться за какое-нибудь другое дело. Титти почудилось, что приготовление и поедание обеда, а также мытье посуды заняло у нее не больше пары минут, после чего она снова забралась на Дозорную высоту и принялась гадать, что сейчас поделывают Ласточки. Она знала, что они не вернутся еще долго, потому что будут дожидаться сумерек, прежде чем войти в устье Амазонки. Матрос Титти с нетерпением ждала заката, и это ожидание показалось ей ёще более долгим, чем капитану, боцману и юнге, сидевшим в засаде у островов Рио. Наконец солнце закатилось за горизонт. Последний вечерний пароход прошел с севера на юг – в это время Роджера обычно отправляли спать. Последний рыбак-туземец взялся за весла, погреб к берегу и скрылся в сумерках. Титти превратилась в хранителя маяка на одиноком скалистом рифе.
Она зажгла большую масляную лампу, подняла ее на дерево и закрепила оба конца веревки. Лампа, распространявшая чудесный яркий свет, неподвижно висела высоко над головой девочки, и Титти подумывала о том, не отплыть ли ей немного от острова, чтобы посмотреть, как выглядит ее маяк с воды. Но потом она решила, что такой поступок не подобает смотрителю маяка. Его же может унести течением в открытый океан, и, когда лампа догорит, никто не подольет в нее масла, и какой-нибудь большой корабль налетит на рифы в темноте.
Прежде чем темнота сгустилась настолько, что без фонарика невозможно было разглядеть ничего, Титти взяла одну из маленьких ламп и подвесила ее на гвоздь, вбитый в раздвоенное дерево. Гораздо легче будет открыть уже висящую лампу и зажечь в ней свечу, чем сперва зажечь, а потом тянуться к гвоздю, пытаясь зацепиться за него дужкой наверху горячей лампы. Потом Титти вернулась в лагерь. «Быть может, как раз в эту минуту они уводят „Амазонку“»; – подумала она и поняла, что усидеть на одном месте, когда где-то происходят такие захватывающие события, будет трудновато. Пару раз Титти взбегала на Дозорную высоту, чтобы убедиться, что маячная лампа горит как положено, хотя можно было бы обойтись и без этого – Титти даже из лагеря видела сквозь кроны деревьев ее сияние.
Наконец девочка осознала, что ей не остается теперь делать ничего, кроме как ждать и слушать, не раздастся ли уханье совы. Это будет означать, что Ласточки вернулись и ждут, пока она зажжет для них бакены, чтобы победители могли ввести «Ласточку» и «Амазонку» в гавань.
– Если только им удастся захватить «Амазонку», – вслух подумала Титти.
Она тщательно сложила костерок, так, чтобы все веточки сходились в середине очага, а потом прикрыла его комьями дерна, которые заранее накопала Сьюзен. Но в лагере сразу же стало так темно, что Титти снова расшвыряла дерн. В конце концов, в лагере было полно дров после того, как они позавчера сплавали за ними на материк. Титти зажгла свечу в оставшейся у нее лампе и попыталась читать при ее свете, потому что пламя плясало, отбрасывая на страницы книги движущиеся тени. Но вдруг, вспомнив, что в лампе остался совсем маленький огарок свечи, который понадобится для указания пути в гавань, девочка задула огонек. Она боялась улечься на свой тюфяк, потому что опасалась уснуть и не услышать сигнала, который Ласточки должны подать на подходе к острову. Поэтому Титти вынесла из палатки оба одеяла, завернулась в одно из них, а из другого соорудила плащ с капюшоном и уселась у костра, положив рядом с собой электрический фонарик и потухшую лампу со свечой внутри. Коробка спичек лежала в кармане бриджей – на всякий случай Титти проверила ее еще раз. Грани коробка прощупывались даже сквозь одеяло…
Это было последнее, что помнила Титти.
Она проснулась от того, что в лицо ей дунул прохладный ветер и принес откуда-то протяжный крик совы: «Ту-вуууу! Ту-вуууу!»
Титти резко села. Где она? Костер погас, остались лишь малиновые угли. Было совсем темно, но где-то позади, высоко над островом, горел свет. Ах да, это, конечно, маяк. Сколько времени прошло с тех пор, как она услышала совиное уханье? Было ли это перед тем, как она заснула, или же только что? А может быть, совиный крик ей просто приснился?
