Рассказы и сказки - Бианки Виталий Валентинович (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
Один раз он шёл лесной просекой. Снег только ещё начинал таять. Только что прилетели стайки зябликов.
Зяблики прыгали по голым ветвям деревьев, слетали на проталинки — поискать себе еду. Все они были, как на подбор, красавцы: краснощёкие, лиловогрудые, с белыми перевязками на крылышках.
Мальчик знал, что это были самцы: зябличихи прилетят позже, через несколько дней. Зяблики не пели.
«Не время ещё им петь, — думал мальчик. — Пока не прилетят зябличихи, не услышишь их песен».
Вдруг что-то серое мелькнуло сбоку между деревьями и упало на проталину.
Как ветром сдуло зябликов с просеки. С тревожным пиньканьем и рюмканьем они скрылись в лесу.
А с проталины перед мальчиком взлетел небольшой серый ястреб. В когтях у него был зяблик.
Пока мальчик снимал с плеча ружьё, ястреб повернул и полетел вдоль просеки. Теперь мальчик видел только его спину. И выстрелил в неё.
На миг ястреб остановился в воздухе. Когти его разжались, из них выпорхнул зяблик.
Ястреб мёртвый упал на землю.
Спасённый зяблик взлетел на дерево, отряхнулся, повернулся к мальчику и вдруг запел.
Сперва он будто захлёбывался песней, пел тихо. Потом звонче и звонче. И вдруг оборвал на самой весёлой ноте.
Мальчику очень понравилась песенка. Он подумал: «Ведь это он благодарит меня за то, что я спас его от ястреба».
Мальчик снял шапку и замахал зяблику:
— Не за что, не за что! Лети себе на здоровье.
Зяблик улетел.
Тогда мальчик подобрал застреленного ястреба и побежал домой.
Дома он рассказал отцу, как спас зяблика и как зяблик поблагодарил его звонкой песенкой.
Но отец сказал:
— Всё-то ты выдумываешь. Совсем не для того пел зяблик, чтобы поблагодарить тебя.
— А для чего же? — спросил мальчик.
— Ни для чего. Ушёл из когтей ястреба, вот и запел. Поёт и сам не знает, — почему, отчего, для кого он поёт. А что это ты освободил его от ястреба, он даже и не подумал.
Голубые лягушки
Прошёл месяц, снег совсем почти стаял и все канавки в лесу разлились в целые ручьи. В них громко кричали лягушки.
Раз мальчик подошёл к канаве. Лягушки сразу замолчали — бульк-бульк-бульк! — попрыгали в воду.
Канава была широка. Мальчик не знал, как через неё перебраться. Он стоял и думал: «Из чего бы тут сделать мостик?»
Понемногу из воды стали высовываться треугольные головы лягушек. Лягушки со страхом пучеглазились на мальчика. Он стоял неподвижно. Тогда они начали вылезать из воды. Вылезли и запели.
Их пение нельзя было назвать очень красивым. Есть лягушки, которые звонко квакают; другие крякают вроде уток. А эти только громко урчали, хрипели:
— Тур-лур-лурр!
Мальчик взглянул на них и ахнул от удивления: лягушки были голубые!
До этого ему приходилось видеть много лягушек. Но все они были обыкновенного лягушачьего цвета: серо-буро-коричневые или зелёные. Он даже держал одну зелёную дома, в большой банке из-под варенья. Когда она квакала, она надувала у себя на шее два больших пузыря.
А эти — в канаве — только горлышки раздували, и горлышки у них тоже были красивого светло-голубого цвета.
Мальчик подумал: «Наверно, ещё никто на свете не видел голубых лягушек. Это я первый открыл их!»
Он живо поймал трёх лягушек, посадил их в кепку и побежал домой.
Дома были гости. Мальчик вбежал в комнату и закричал:
— Смотрите, голубые лягушки!
Все обернулись к нему и замолчали. Он взял и вытряхнул из кепки всех трёх лягушек прямо на стол.
Раздался громкий хохот.
Мальчик глянул на лягушек и раскрыл рот от удивления: все три его лягушки были не голубые, а обыкновенного лягушачьего цвета — серо-буро-коричневые.
Но отец мальчика сказал:
— Нечего смеяться над мальчишкой: он ловил лягушек в то время, когда они урчали. Это обыкновенные травяные лягушки, лягушки-турлушки. Они некрасивы. Но когда их освещает весеннее солнце и они поют, они очень хорошеют: становятся нежно-голубого цвета.
Не всякий это видел.
Сумасшедшая птица
Когда мне было десять лет, я прожил целую зиму в деревне.
Я бегал по лесу, выслеживал птиц и узнавал разные интересные подробности их жизни. Это было моим любимым занятием, и я очень скучал, когда что-нибудь мешало моим прогулкам.
Но вот ударили февральские морозы. Поднялась сильная метель.
Отец долго не выпускал меня из дому. Время тянулось ужасно медленно.
Наконец через несколько дней я, проснувшись утром, увидал в окошко ясное голубое небо.
Я сейчас же отпросился у отца, оделся и выскочил на двор.
На дворе было морозно, но тихо. Ярко светило солнце. Глазам было больно от блеска белого снега.
В лес нечего было и думать пробраться. Там намело такие сугробы рыхлого снега, что я на каждом шагу проваливался по пояс.
Пришлось направиться вдоль по реке. С неё, наоборот, ветром смело почти весь снег, так что местами был виден голубоватый лёд.
Птиц не было нигде. Передо мной тянулась длинная белая полоса реки. Справа и слева на её крутых берегах молчаливо стоял засыпанный снегом лес. Даже писка синиц не было в нём слышно.
Я подумал: «Верно, птицы плохо чувствуют себя после такой долгой метели».
Скоро я увидел перед собой на снегу чёрное пятно.
Оказалось, что это мёртвая ворона. Она лежала, уткнувшись головой в сугроб, распластав сбитые ветром крылья.
Я поднял её и осмотрел со всех сторон. Она уже окоченела. Нигде на всём теле её не было ни следа раны или ушиба.
Я понял, что ворону убил мороз.
Мне было очень жалко эту большую крепкую птицу, замёрзшую тут, посреди сугробов. Я утешал себя мыслью, что не все птицы погибли в эти дни. Наверно, мне удастся ещё сегодня поймать какую-нибудь полумёртвую птичку. Я снесу её домой, обогрею, накормлю и буду держать до весны.
Словно в ответ на мои мысли, невдалеке послышалось тихое щебетанье.
Я поднял глаза. Впереди была прорубь. По краю её, у самой воды, прыгала белогрудая птичка. Она дёргала коротким хвостом и заливалась на все лады самой весёлой песней.
«Вот сумасшедшая! — подумал я. — Как она может радоваться в такой мороз?»
Белогрудая птичка не обращала на меня никакого внимания. Мне захотелось ближе рассмотреть её. Но едва я сделал несколько шагов к ней, как птица с размаху бросилась в прорубь вниз головой. Одно мгновенье я ещё видел, как она быстро двигала крыльями, словно летела в воде. Потом она исчезла подо льдом.
Я так и остался стоять с выпученными глазами и открытым ртом.
«Утопилась!» — мелькнула вдруг у меня страшная мысль. Я бросился к проруби. Мелкая вода текла здесь очень быстро. Утопленницы нигде не было видно.
Слёзы навернулись мне на глаза. Я прибежал домой, к отцу, с мёртвой вороной в руках и с удивительным рассказом про белогрудую птицу-утопленницу.
Ворону отец велел мне сейчас же выкинуть, а над моим рассказом долго смеялся. Я не понимал, что тут смешного, и очень сердился на отца.
— Дурачок! — сказал он. — Ведь это была оляпка. Она вовсе не утонула, а прыгает теперь снова по льду и радуется, что обманула тебя.
— Неправда! — горячился я. — Она сошла с ума и утопилась. Я сам видел, как её утянуло под лёд. Течение там такое быстрое…
— Ну, вот что, — остановил меня отец, — беги-ка опять на то место, где ты её видел. Она будет там. А если её там нет, значит, неподалёку от первой проруби есть вторая. Через неё оляпка и выскочила, нырнув от тебя под лёд.
Я опять побежал на реку. Отец мой любил и хорошо знал птиц. Если он говорит, что оляпка бросилась в прорубь нарочно, — значит, есть ещё надежда, что моя белогрудая птичка жива.
У проруби оляпки не было. Но дальше на реке я увидел вторую прорубь, пошёл к ней и вдруг заметил мою утопленницу на обрывистом берегу реки. Она была жива и здорова, бегала по снегу и распевала свою негромкую песенку, похожую на плеск и журчание ручья.
