Алые погоны - Изюмский Борис Васильевич (версия книг TXT) 📗

— Чего, чего? — переспросил Павлик, пододвигаясь к Артему, и яркий электрический луч упал на его голову, сгустил ее рыжеватость до черноты.

— Синк э литл! — повышая голос, повторил Каменюка, и его пальцы нервно забегали по страницам учебника, точно так же, как у Нины Осиповны.

— Синк, синк, какой синк? — закричал Авилкин и пугливо осекся, увидя в дверях капитана.

К великому недовольству Каменюки и, кажется, Павлика, Беседа приказал им идти спать.

Утром воспитатель рассказал о ночном бдении Нине Осиповне. Она растрогалась, обещала на уроке спросить Авилкина и поощрить прилежание. Павлик отвечал довольно прилично. Когда он садился на место, Каменюка одобрительно прошептал:

— Пятьдесят шестой гвардейский!

Это у Артема была высшая похвала, она указывала на размер шапки, а следовательно, и голове удачно ответившего.

— Товарищ капитан, я четверку по английскому получил! — подбежал в перерыв к Беседе сияющий Павлик.

— Ну, вот видите, — значит, способности у вас хорошие, и ведь приятно за честный труд четыре получить?

— Очень приятно…

— Если будете и дальше стараться, напишу вашей бабушке письмо и похвалю, — пообещал капитан.

Павлик даже затоптался на месте, от удовольствия прищелкивая каблуками и приподнимаясь на носках.

— Разрешите идти? — нетерпеливо спросил он.

— Пожалуйста…

— Побегу, Ковалеву доложу, — на ходу объяснил он, и перепрыгивая через две ступеньки, помчался по лестнице в первую роту.

После уроков Беседа задержал на несколько минут отделение.

— Товарищи воспитанники, — торжественно начал он, и все выпрямились, чувствуя по тону воспитателя, что сейчас будет сказано что-то приятное. — В нашем отделении успевают почти все! Воспитаннику Каменюке Артему за ревностное несение службы и помощь товарищу объявляю благодарность с занесением в личное дело.

— Служу Советскому Союзу! — вздернул раздвоенный подбородок Артем и выгнул круто грудь с раздобытой где-то эмблемой танковых войск.

Капитан крепко пожал ему руку, и это было самым важным для Каменюки.

С места поднялся Илюша:

— Я предлагаю написать в нашем «Дневнике чести» об Артеме, — он поступил как настоящий товарищ.

Этот дневник, в красивом золотистом переплете, имел пространный заголовок: «Что и кем сделано в защиту чести отделения». Он хранился у Кошелева, и сами ребята решали, какой поступок достоин описания.

Илюшино предложение поддержали все.

— Теперь в нашем отделении только у Самсонова двойки по русскому языку, — сказал Беседа.

— У меня твердой тройки по русскому никогда не будет, — благодушно растянул рот Сенька.

— Я тоже так думал, — солидно повернул к Самсонову голову Авилкин, — а добился. Работать надо! — назидательно добавил он.

— Товарищи воспитанники, — близко подошел к первой парте Беседа. — Я хотел вот еще о чем поговорить с вами… вы иногда дразните Авилкина, Плохо к нему относитесь, а он и сам человек хороший (апельсиновая голова склонилась почти к самой парте) и отец у него герой. Анатолий Иванович Авилкин командовал большим партизанским отрядом имени Ильича и погиб у пулемета, отражая атаку немцев, которых было в несколько раз больше, чем партизан.

— А партизаны немцев победили? — волнуясь, спросил Дадико.

— Победили. Ну, идите, побегайте…

Через полчаса, выглянув из ротной канцелярии, Алексей Николаевич заметил, что Артем отобрал шесть человек, отвел их в тупик коридора на третьем этаже и, усевшись на подоконник, командовал:

— Р-р-раз! Р-р-раз! — а шестеро добровольцев одновременно делали стойку на кистях, вскидывая вверх ноги, а руками упираясь в пол. Это была тренировка перед состязанием в беге на руках, задуманным Каменюкой. Сеня Самсонов считался лучшим специалистом в этом деле — он мог на руках пройти длинный коридор.

Самсонов, получив письмо от брата, прочитал его, забившись в угол, и спрятал в карман, опасливо оглянувшись. Беседа незаметно наблюдал за Самсоновым.

— Ну, что тебе пишут? — спросил он невинным голосом, хотя знал, что в письме этом ничего приятного для Сени быть не может: недели две назад капитан просил сержанта Федора Самсонова «пробрать» в письме младшего брата.

— Федя бьет фашистов! — с деланным воодушевлением сообщил Самсонов-младший и поспешил выйти из класса, чтобы избежать дальнейших расспросов.

А сержант Самсонов писал:

К Сеньке подскочил друг — Гурыба.

— Айда в «жоску»!

— Не хочу, — мрачно ответил Самсонов. Максим поразился его необычайной хмурости.

— Ты что?

— Гура, будь другом, позанимайся со мной по русскому…

Гурыба даже присел от удивления, даже обежал вокруг своего друга, и фантазия его бешено заработала, но он не мог ни на чем определенном остановиться.

— Пошли! — воодушевляясь, потянул он Сеньку за рукав. — Я тебя сейчас всему научу… Ты, наверно, клятву дал?

— Понимаешь, прискорбный случай — брату кто-то написал на фронт…

Мимо, оживленно разговаривая, Прошли Ковалев и Гербов.

Максим хотел окликнуть Гербова, спросить совета, но раздумал: в конце-концов Семену необязательно знать все их домашние неприятности.

… Когда после обеда первая рота возвращалась строем из столовой, старшина Власенко подошел к Боканову. Идя рядом с ним в ногу, о чем-то спросил его. Тот, соглашаясь, кивнул головой.

— Воспитанник Ковалев! — позвал Власенко.

Володя, удивляясь, зачем бы это, вышел из строя. Рота скрылась за поворотом коридора.

— Вы насорили возле своего места у стола, пойдите уберите, — приказал старшина.

Это было несправедливо, — огрызки костей, клочки бумаги разбросал Пашков. Володя, еще обедая, подумал: «Надо бы заставить его убрать за собой, — небось, дома так не свинячит».

Власенко ждал.

— Это… — хотел было объяснить ему Володя.

— Вы слышали приказание? — нахмурился старшина.

— Слушаюсь… — повернулся кругом Ковалев. Через несколько минут он доложил Власенко о выполнении его приказания и возвратился в класс.

— Что такое? — обеспокоенно спросил Гербов.

— Учился подчиняться, — усмехнулся Ковалев, — пошли, Сема, в читальный зал; кажется, получен свежий номер «Комсомольской правды». Читал о Кошевом Олеге? Неужели еще не читал? Вот это настоящий комсомолец! — И Володя, возбужденно жестикулируя, стал рассказывать о «Молодой гвардии».

ГЛАВА XXVI

День рождения

Артем не совсем еще проснулся, когда у него возникла ясная мысль: «Сегодня должно произойти что-то приятное». Именно от этой мысли он и открыл глаза. Странно — сигнала к подъему не было, Каменюка снова прикрыл глаза, но сон, как рукой сняло.

«Что же должно произойти?» — начал думать Артем. Мешал Авилкин: он тонко, с переливами, свистел носом. Наконец, Каменюка вспомнил… «А-а! День моего рождения!» Дома, когда живы были папа и мама, этот день приносил много радости.

Ему представилось одно именинное утро. Вот так же проснулся он тогда. Солнце пробилось в комнату через щели в ставнях, пронизало занавески, разбросало по стене у кровати светлые пятна, похожие на серебряные отпечатки пальцев. Он приподнял голову с подушки и увидел над своими ногами пушку, подвязанную к спинке кровати. Вскочил и прежде всего бросился отвязывать ее. Пушка была с прицелом, зарядным ящиком и стреляла горохом. На полу, голышом, он стал возиться с ней. Мама услышала шум и вошла в комнату. «Встал, Тема? — спросила она ласково, подняла на руки, поцеловала. — Поздравляю с днем рождения…» Потом он надел новую рубашку — вышитую, с голубым кушаком, — длинные брюки с настоящими карманами и выкатил пушку в кухню, к умывальнику.