Богатырские фамилии. Красные и белые (Сборники рассказов) - Алексеев Сергей Петрович (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
Во время одного из переходов Сергей Лазо тяжело заболел. Усадили товарищи его верхом на коня, отправили лесными тропами в партизанский лазарет. Прибыл конь в лазарет. Смотрят санитары. Приехал совсем не Лазо. Оказалось, уступил Лазо коня другому товарищу.
— Не возражать! — даже прикрикнул.
Двое суток добирался тогда пешком Лазо до лазарета. Пришёл. Еле стоит на ногах. Шатается. А голос и тут весёлый:
— Здравствуйте!
Мало было людей на Дальнем Востоке, кто бы не знал, не слыхал про Сергея Лазо. Лазо! Как выстрел звучит фамилия.
Беда подошла неожиданно. В 1920 году японские интервенты схватили отважного партизанского командира. На рукаве гимнастёрки у Сергея Лазо была пришита ярко-красная пятиконечная звезда.
— Спори, спори, — говорили Сергею Лазо товарищи.
— Поберегись!
Не тронул красной звезды Лазо.
Страшной была смерть Сергея Лазо и двух его боевых товарищей Всеволода Сибирцева и Алексея Луцкого. Схватили красных командиров, японские генералы передали их местным белогвардейцам. Белые бандиты затолкали их силой в мешки и сожгли в паровозной топке.
Погибли отважные дальневосточные коммунисты.
Вечная память Сергею Лазо!
Вечная память Всеволоду Сибирцеву и Алексею Луцкому!
Много народной крови в годы гражданской войны пролили дальневосточные атаманы. Много людского горя — после их страшных дел.
Был атаман Семёнов. Был атаман Калмыков. Белогвардейский генерал барон фон Унгерн тоже метил в дальневосточные атаманы. Даже среди англичан атаман нашёлся. Стал им английский консул, некто по фамилии Портер.
Разошёлся как-то генерал атаман Семёнов. А был генерал Семёнов атаманом Забайкальского казачьего войска. Вспомнил Семёнов о Портере. Решил отблагодарить. Не раз оказывал Портер помощь белым и атаману Семёнову. Заискивал генерал перед англичанином, лебезил.
— В казаки его, в казаки! — закричал Семёнов. — Произвести в казаки почётные.
Произвели Портера в казаки.
Надели штаны с лампасами. Саблю вручили. Вручили пику. Взгромоздили на голову огромную-преогромную шапку-папаху из маньчжурского козьего меха. Утонул в ней Портер. Подбородок едва виднеется.
Посадили новоиспечённого казака верхом на коня.
Однако не был наездником Портер. Коней не любил. Седла, как огня, боялся.
Посадили его на коня. Не удержался, свалился Портер.
Вновь посадили. Опять свалился.
Не удержался «казак» в седле.
Да что там Портер! Сам атаман Семёнов, сам атаман Калмыков, сам генерал фон Унгерн — не удержались. Свалились с коня истории.
Плачевно закончили жизненный путь дальневосточные атаманы. Были биты они и разбиты. Унгерн был расстрелян. Калмыков был расстрелян. Ну, а Семёнов? В петле свой разбойный путь завершил атаман Семёнов. Судили советским судом Семёнова. Всенародно при всех повесили.
Вместе с японскими и другими захватчиками хозяйничали на Дальнем Востоке и американские интервенты.
Возмущались американские офицеры. Трудно было у партизан с оружием, с боеприпасами. Пулемётов мало. Винтовок мало. Стреляли часто из берданок, из охотничьих ружей. Сами изготовляли пули, мастерили картечь и дробь. Ружья и дробь и возмущали американских захватчиков:
— Варварство!
— Из ружья, как по зверю.
— Мы — представители великой державы.
— Неуважительно.
— Грубо.
— Зло.
Как-то снова была стычка у американских солдат с партизанами. Нашёлся среди партизан шутник. Зарядил он свою берданку патроном, набитым солью.
Давно повелось на Руси: если залезет воришка в сад, в огород, на бахчу за арбузами, стрелять по воришке солью. Выстрел был не смертельным. Однако, въедаясь в ранки, соль причиняла страшную боль. Долго воришка о подобном гостинце помнил.
Итак, приготовил шутник-партизан покрупнее заряд из соли, выждал удачный момент и, когда потеснили американских захватчиков наши, когда, отступая, те «показали спины», облюбовал шутник-партизан американского офицера и выпустил свой заряд. Место то, что чуть-чуть пониже спины, для соли специально выбрал.
Взвыл офицер от боли. Притащили его в лазарет. Долго возились врачи с офицером. Соль вымывали. На памятном месте сшивали раны. Смотрят другие: и смех и грех.
Узнал командующий американскими войсками, вторгшимися на советский Дальний Восток, генерал Грэвс, что часто в боях партизаны применяют простые берданки, охотничьи ружья, самодельные пули, картечь и дробь, возмутился.
Даже в газетах о своём возмущении написал. «Не гуманным» способом войны называл он стрельбу из охотничьих ружей, «не человеческим».
Читали партизаны:
— Эка какой гуманист нашёлся!
Решили партизаны ответить Грэвсу. Написали: мол, если не желает генерал Грэвс, чтобы стреляли партизаны из берданок, из охотничьих ружей, если приятнее американским захватчикам, чтобы били их из винтовок и пулемётов, то партизаны тут вовсе не против. Поэтому просят они генерала Грэвса прислать им на первый случай хотя бы десяток тысяч винтовок, хотя бы вагон патронов.
Написали ему и про соль. Мол, с давних пор на Руси установился такой порядок: если залезет воришка в дом, в сад, в огород, на бахчу за арбузами, стрелять по воришке солью. Приписали: «Стрелки у нас меткие. Можем и повторить».
Не ответил Грэвс на письмо. Поминали Грэвса не раз партизаны:
— Эх бы Грэвсу да этой солью!
Негодовал француз. Сразу на двух языках ругался. Узнал, что обменяли его на консервы из кролика.
Оскорблён был француз смертельно.
— Меня! На консервы из кролика?! Что я в Париже теперь скажу! Как мне теперь — во Францию?!
Был француз коммерсантом французским. Поставлял на Дальний Восток французским войскам, а заодно и войскам белогвардейским то ли патроны, то ли снаряды, то ли что-то ещё армейское. Был он лицом гражданским. Однако прибыл сюда на Дальний Восток во французской военной форме. Нравился в форме себе француз. Глянешь: не коммерсант, а бывалый герой с картинки!
Во Владивостоке остановился заезжий гость. Однако как-то с отрядом белых попал он в тайгу приморскую. Тут и был партизанами захвачен в плен.
Возможно, отпустили бы его партизаны, да видят — наряд военный. Забрали с собой француза.
Стали гадать, что же с французом делать. Да тут… Узнали во Владивостоке французские интервенты об истории с коммерсантом. Предложили партизанам за коммерсанта выкуп.
Специальный представитель для встречи с партизанами даже в условленное место прибыл. Предлагал сахар, муку, крупу. Предложил и консервы из кролика. Плохо было с едой у партизан. Рады они обмену. Когда решали, на что же менять француза, выкрикнул кто-то:
— На консервы из кролика!
Не знали в России таких консервов. Рады партизаны заморским штукам.
Поменяли коммерсанта они на «кроликов».
Не повезло французу. Потешались над ним во Владивостоке. Потешались потом в Париже. Даже прозвали «Месье из кролика».
— Многоудобное! Многоудобное! — поражался английский офицер названию.
Многоудобное — так называлось одно из таёжных сёл. Избы здесь крепкие. Подворья просторные. Кедры и сосны. Сосны и ели. Слева и справа отроги Сихотэ-Алиньских гор.
Продвигались английские солдаты таёжным местом. Заночевали в Многоудобном.
Ходил по селу офицер английский:
— Многоудобное! Многоудобное!
Даже в своём дневнике запись такую сделал: «Многоудобное — умеют же русские дать название!»
Восхищался англичанин тайгой, округой. «Вот бы англичанам такой простор. Век не забудется Многоудобное».
Не забылось оно англичанину.
Ночь наступила. Заснул в Многоудобном заморский гость.
А на рассвете совершили на Многоудобное налёт партизаны. Бежали английские солдаты. Бежал офицер английский.
Выпрыгнул он из окна. Да неудачно. Ногу сломал, бедняга. Ходит теперь с костылём.
