Серебряные коньки (с илл.) - Додж Мери Мейп (читать книги регистрация .txt) 📗
– Ну, мама, не плачь, все это он получит: я к вечеру принесу и мяса и вина. Сними одеяло с моей кровати, я могу спать и в соломе.
– Да, Ханс, но одеяло у тебя хоть и тонкое, а тяжелое. Меестер сказал, что отца надо покрыть чем-нибудь легким и теплым, а то он погибнет. Торф у нас почти весь вышел, Ханс. Отец зря потратил много торфа – бросал его в огонь, если я не успевала доглядеть.
– Ничего, мама, – зашептал Ханс ободряющим тоном. – Можно срубить иву, если понадобится, и сжечь ее. Но ведь я принесу чего-нибудь сегодня вечером. Должна же быть работа в Амстердаме, если ее нет в Бруке! Не бойся, мама, самая худшая беда прошла. Теперь, когда отец снова пришел в себя, нам ничто не страшно.
– Да, – всхлипнула тетушка Бринкер, торопливо вытирая глаза, – что правда, то правда.
– Конечно, правда. Посмотри на него, мама. Как спокойно он спит! Ты думаешь, мы позволим ему умереть от голода сразу же после того, как он вернулся к нам? Нет, мама, я уверен, что достану все необходимое для отца, так уверен, как если бы карман у меня трещал от золота. Ну-ну, не беспокойся!
И Ханс, торопливо поцеловав мать, схватил свои коньки и выбежал из дому.
Бедный Ханс! Как ни был он обескуражен своими утренними странствованиями, как ни расстроен этим новым огорчением, он бодрился и даже начал насвистывать, решительно шагая вперед с твердым намерением все устроить.
Никогда еще нужда не угнетала так тяжко семью Бринкеров. Запас торфа почти иссяк, и вся мука, остававшаяся в доме, пошла на тесто, которое месила Гретель. В последние дни мать и дети почти ничего не ели, почти не сознавали своего положения. Тетушка Бринкер была уверена, что вместе с детьми сумеет заработать денег раньше, чем нужда дойдет до крайности, и потому вся отдалась радости, которую принесло ей выздоровление мужа.
Она даже не сказала Хансу, что несколько серебряных монет, хранившихся в старой варежке, уже истрачены все до одной.
Теперь Ханс упрекал себя за то, что не окликнул доктора, увидев, как тот садится в карету и быстро уезжает в сторону Амстердама.
«Может быть, это ошибка, – думал он. – Меестер должен ведь знать, что нам не так-то легко достать мяса и сладкого вина. Но отец, как видно, очень слаб… действительно очень слаб. Я во что бы то ни стало должен найти работу! Если бы только мейнхеер ван Хольп вернулся из Роттердама, он бы дал мне работу… Да, но ведь Питер-то здесь, а он сам просил меня обратиться к нему в случае нужды. Сейчас же пойду к нему. Эх! Будь теперь лето…»
Ханс торопливо шел к каналу. Вскоре он надел коньки и быстро заскользил к дому мейнхеера ван Хольпа.
– Отцу надо сейчас же дать мяса и вина, – бормотал он. – Но как я успею заработать деньги, чтобы купить все это сегодня же? Делать нечего: надо идти к Питеру, как я и обещал. Что ему стоит дать нам немного мяса и вина? А как только отец будет сыт, я побегу в Амстердам и заработаю денег на завтра.
Но тут в голову ему пришли другие мысли… мысли, от которых сердце у него застучало и щеки зарделись от стыда. «Ведь это, мягко говоря, все равно что просить милостыню. Ни один из Бринкеров никогда не был нищим. Неужели я буду первым? Неужели мой бедный отец, едва вернувшись к жизни, узнает, что его семья просила подаяние?.. Ведь сам он всегда был таким расчетливым и бережливым».
– Нет, – громко крикнул Ханс, – в тысячу раз лучше расстаться с часами!
«В крайнем случае я могу заложить их в Амстердаме, – думал он, поворачивая назад. – Это не позор. Я постараюсь поскорее найти работу и выкуплю их. А может быть, даже мне удастся поговорить о них с отцом!»
Когда у него мелькнула эта мысль, он чуть не заплясал от радости. В самом деле, почему бы не поговорить с отцом?! Теперь он разумный человек.
«Может быть, он проснется совершенно здоровым и бодрым… – думал Ханс, – может быть, скажет нам, что часы ни на что не нужны и их, конечно, надо продать! Ура!» И Ханс, как на крыльях, понесся по льду.
Немного погодя коньки уже висели у него на руке. Он бежал к домику.
Мать встретила его на пороге.
– О Ханс! – воскликнула она, и лицо ее засияло от радости. – К нам зашла Хильда ван Глек со своей служанкой. Чего только она не принесла: и мяса, и желе, и вина, и хлеба… полную корзинку! Потом меестер прислал человека из города, тоже с вином и с хорошей постелью и одеялом для отца. Ну, теперь он выздоровеет! Дай им Бог здоровья!
– Дай им Бог здоровья! – повторил Ханс, и в первый раз за этот день глаза его наполнились слезами.
Глава XXXVII
Возвращение отца
К вечеру Рафф Бринкер почувствовал себя гораздо лучше и настоял на том, чтобы немного посидеть у огня в жестком кресле с высокой спинкой. В домике поднялся целый переполох. Важнейшая роль выпала на долю Ханса, так как отец его был грузен и ему нужно было опереться на что-нибудь устойчивое. Сама тетушка Бринкер отнюдь не была хрупким созданием, но она очень тревожилась и волновалась, решившись на столь смелый шаг, как поднять больного без разрешения доктора, и даже чуть не повалила мужа, хотя считала себя его главной опорой и поддержкой.
– Осторожней, вроу, осторожней, – проговорил Рафф, дыша с трудом. – Что это? Или я постарел и ослаб, или это лихорадка так изнурила меня?
– Вы только послушайте его! – рассмеялась тетушка Бринкер. – Разговаривает не хуже нас, грешных. Конечно, ты ослабел от лихорадки, Рафф. Вот тебе кресло, в нем тепло и уютно. Садись… Ну-ну-ну, вот так!
Говоря это, она вместе с Хансом медленно и осторожно опустила больного в кресло.
Между тем Гретель металась по комнате и подавала матери все, что только можно было засунуть отцу за спину и чем прикрыть ему колени. Потом она подвинула ему под ноги резную скамеечку, а Ханс помешал огонь, чтобы он горел ярче.
Наконец-то отец сидел. Не удивительно, что он оглядывался вокруг, как человек, сбитый с толку. «Маленький Ханс» только что, можно сказать, перенес его на себе. А «малышка» была теперь ростом четыре с лишком фута и с застенчивым видом подметала у камина веником из ивовых прутьев. Мейтье, его вроу, веселая и красивая, как никогда, прибавила в весе фунтов на пятьдесят, и, как ему казалось, всего за несколько часов! Кроме того, на лице у нее появилось несколько новых морщинок, и это удивило ее мужа.
Во всей комнате ему были знакомы только сосновый стол, который он сам сделал перед женитьбой, Библия на полке да посудный шкаф в углу.
Ах, Рафф Бринкер! Немудрено, что глаза твои наполнились горячими слезами, хотя ты увидел радостные лица своих близких! Десять лет, выпавшие из жизни человека, – немалая потеря: десять лет зрелости, семейного счастья и любви; десять лет честного труда, сознательного наслаждения солнечным светом и красотой природы; десять лет хорошей жизни!..
Еще вчера ты думал об этих грядущих годах, а назавтра узнал, что они прошли и вместо них была пустота. Немудрено, что горячие слезы одна за другой покатились по твоим щекам.
Нежная маленькая Гретель! Она заметила эти слезы, и вдруг исполнилось то, чего она желала всю жизнь, – с этой минуты она полюбила отца. Ханс молча переглянулся с матерью, когда девочка бросилась к отцу и обвила руками его шею.
– Папа, милый папа, – шептала она, крепко прижимаясь щекой к его щеке, – не плачь! Мы все здесь…
– Благослови тебя Бог!.. – всхлипывал Рафф, целуя ее вновь и вновь. – Я и забыл об этом!
Вскоре он снова поднял глаза и бодро заговорил.
– Как же мне не узнать ее, вроу… – сказал он, сжимая руками милое юное личико и глядя на дочь с таким выражением, словно воочию видел, как она растет, – как же мне не узнать ее! Те же голубые глаза и те же губки! И… ах! Я помню даже ту песенку, что она пела, когда едва стояла на ножках. Но это было давно… – со вздохом добавил он, мечтательно глядя на девочку, – давным-давно, и все это прошло.
