Улица Сапожников - Левин Дойвбер (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Кто?
— Свои, — лениво сказал Неах.
Офицер вдруг захохотал:
— Халат, халат, секи башка! — крикнул он. — Татарин? Верно?
— Угу, — промычал Неах. — Секи башка. Верно.
И не спеша пошел дальше. Но офицер не унимался.
— Куда? — крикнул он. — Стой!
На крик из подвала вышел второй офицер, постарше, в очках.
— Чего орешь, Каркасов? — ковыряя в зубах спичкой, сказал он.
— Проходили тут двое, — сказал первый офицер, — не то татары, не то мордва. Не поймешь.
— Где? — громко сказал второй. — Чего не задержал?
— Да вой они. Стой!
Ирмэ и Неах пригнулись и — юрк в соседний переулок, благо в переулке не было ни души. Пробежали шагов сорок и оказались на площади. На этой площади начиналась знаменитая Блоня — дубовый парк с прудом, в котором когда-то плавали белые лебеди. Теперь парк был закрыт. Пруд высох. Лебеди пропали. По площади, громыхая, ехали обозные тележки, куда-то везли снаряды. Но куда — ни возницы, добровольцы-купцы, ни конвой, видимо, представления не имели. Доехали до Блони, повернули. Остановились. Постояли. Потом кто-то из конвоя крикнул: «Вертай!» Потом кто-то из возниц: «Прямо!» и опять из конвоя: «Вертай, говорят!»
Ирмэ и Неах пересекли площадь, покружили по каким-то улицам, переулкам и опять вышли на Благовещенскую. Прямо напротив стояло большое, четырехэтажное здание совета, разгромленное, слепое, все окна — настежь, стекла — побиты. Над балконом трепыхался трехцветный флаг.
— Пускай себе повисит, — сказал Неах, — пригодится на портянки.
— Уж только, брат, кровавые портянки-то, — сказал Ирмэ.
— Да уж!
Вдруг впереди закричали: «Стой! Держи!» И по улице длинными скачками пробежал высокий человек в черном пальто, без шапки. За ним гнались два студента с винтовками наперевес. «Стой! — кричали они. — Держи!» Наперерез человеку кинулись офицер в черкеске и толстый старик в шубе, похоже — купец. Человек на бегу выстрелил. Офицер упал. Старик шарахнулся в сторону. Человек забежал в какой-то двор и быстро прихлопнул за собой калитку.
У калитки сейчас же собралась толпа.
— Большевик! К коменданту! — послышались голоса.
— Чего там — к коменданту? — крикнул кто-то сиплым басом. — Поймать да за ноги повесить — и весь сказ. Ну-ка, налегай.
— Пошли! — Ирмэ потянул Неаха за рукав. Тот молча вырвал рукав и остался стоять. Ирмэ посмотрел и испугался: Неах стоял прямой, бледный, с виду — очень спокойный, только на щеке что-то дергалось и прыгало. Ирмэ знал, что это значит, и испугался. «Убрать его отсюда надо, — подумал он и — что силы — рванул Неаха за руку. — Пошли!»
— Пусти ты! — сердито буркнул Неах.
Прискакал офицерский разъезд. Калитку взломали.
На дворе послышались выстрелы и крики. Потом стало тихо. Потом распахнулись ворота, начальник разъезда крикнул: «Осади!» и в тесном окружении конвоя провели человека в черном пальто. Он шел, свесив голову, спотыкаясь через шаг.
И вдруг, — Ирмэ все ждал, боялся этого, — когда человека в черном пальто провели мимо них, совсем близко, — Неах вдруг кивнул ему как знакомому и сказал негромко и просто:
— Ничего, браток. Как-нибудь.
Сначала никто не понял. Что — ничего? Какой браток? Потом какой-то старичок в котелке крикнул: «А-а!» — и кинулся к Неаху. Он схватил его за рукав, вцепился обеими руками, повис на нем.
— А-а! — кричал он, — держи!
Неах — со всего маху — двинул его локтем в грудь, вырвался и побежал.
— Держи! — кричал старичок, захлебываясь от крика. — Держи его!
Неах отбросил в сторону кожанку и, пригнувшись, побежал куда-то влево, потом вправо, вправо-влево, петли метал, стараясь сбить толпу, которая гналась по следам. Но уже его настигал офицерский разъезд.
— Беги прямо! — крикнул Ирмэ. — Пря…
Кто-то с размаху полоснул его по лицу — раз! — Ирмэ схватился за лицо и от боли закружился, как волчок, все быстрей, быстрей. Он ослеп, он ничего не видел. Так, кружась, он пробежал шагов пять и упал.
Толпа пронеслась мимо. Ирмэ остался один. Он открыл глаза, осмотрелся. Никого. Тихо. Только где-то далеко слышны выстрелы, крики. Неах! Ирмэ вскочил. Бежать. А куда? За Неахом. А где он, Неах?
Ирмэ не побежал. Нет. Он медленно, озираясь побрел вверх по улице. Он напрягал глаза, смотрел вперед, назад. Может, Неах стоит где у ворот и ждет. Может, Неах лежит где раненый. Или его поймали.
Неожиданно — Ирмэ даже испугался, — до того неожиданно — перед ним вырос громадный, о трех куполах темный собор. Ирмэ поднялся по широкой лестнице и пошел под колоннадой собора. Ирмэ не знал, чего, собственно, ему тут надо. Просто, шел по улице, дальше — собор, он и пошел через собор, как через улицу, и думал: или его поймали?
— Куда? Назад!
Тут только Ирмэ заметил, что на паперти стоит часовой — студент. А под колоннадой заметил два пулемета и пушку-шестидюймовку.
— Куда? — сказал часовой. — Назад!
Ирмэ послушно повернул. Прошел шагов пять и вдруг остановился. Чорт! До чего знакомый голос.
Он притаился за колонной и стал ждать, когда часовой повернется. Но часовой будто прирос к полу. Опершись о винтовку, он стоял недвижно, — то ли задремал, то ли задумался. Над ним тускло горел фонарь, освещая массивные двери и пулемет у двери.
«Заснул он, что ли?» подумал Ирмэ, запустил в рот два пальца и громко свистнул.
Часовой вздрогнул, поднял голову и, гулко стуча по каменным плитам тяжелыми солдатскими шагами, пошел на свист.
— Кто?
Ирмэ попятился. Монька! Индюк! Вот он где оказался. Так. Так.
— Кто? — Моня заглянул за колонну, но уже Ирмэ там не было.
«Так, так, — думал Ирмэ. — Вот он где, Монька-то! Так. Так».
Он спрыгнул и пошел куда-то садом — за собором был сад. Шел-шел и вдруг споткнулся, упал. Упал — и покатился, кувырком полетел вниз, а когда поднялся — увидел, что он на берегу реки Осьмы. Он пошел берегом. Было темно и тихо. Осьма шумела совсем так, как Мерея в Рядах.
«Вот бы по Осьме переправиться к нашим, — подумал Ирмэ. — А то городом — пропадешь. Неах-то, может, уже там, в отряде. Лодку бы».
Лодки он не нашел. Зато нашел плот, маленький, узенький плот. Шеста не было — и плот несло течением. Наконец, часа через два, его течением прибило к левому берегу.
Ирмэ долго сидел на берегу, курил и смотрел на город. В городе слабо светились редкие огни и близко — рукой достать — чернела громада собора.
«Вот позиция, — думал Ирмэ, глядя на собор, — поставил батарею — весь город под обстрелом. Это — да!»
Он притушил окурок, встал.
«А и верно, — подумал он, — чего бы не попробовать, — ведь ни души! И немного надо — человек десять. Что-то Герш на это скажет?»
Глава девятая
Башлаенко бунтует
Герш на это сказал вот что:
— Ладно. Проверим. А за самовольную отлучку — наряд вне очереди. Так-то, парень.
Но, когда выходил, Ирмэ слышал, как Герш сказал Круглову: «А ведь парень дело говорит. Знаешь, Фома?» — и повеселел. «То-то!» — подумал он.
Было утро. Светило солнце. Ирмэ, справившись с нарядом, пошел к матросам, посмотреть — нет ли там Неаха, хотя знал твердо, что Неаха в отряде нет. Неах остался в Полянске. Ирмэ шел скучный.
Матросы разлеглись на пригорке. Грели пузо. Ночь была холодная, промозглая. А вот утро выдалось такое, что прямо не говори. Теплынь. Благодать.
Башлаенко, матрос лет под тридцать, сухопарый, нескладный верзила с темным, обветренным лицом, с длинными усами, свисающими вниз, по-казацки, сидел на пне и медленно, по складам читал листовку — воззвание белых к крестьянам, — сопровождая каждое его слово привеском в рифму. Матросы ржали: «Го-го! Здорово!»
— Учредительное собрание — невинное создание, — читал Башлаенко.
— Как учредительное? — перебил какой-то матрос, подняв голову. — Так его же наши погнали к бесу.
— А назад воротить хотят. Ну, — сказал Башлаенко. — не мешай ты. Погоди.
— Я те поворочу! — проворчал матрос.
