Анин Дом Мечты - Монтгомери Люси Мод (онлайн книга без .TXT) 📗

— Ну а теперь-то что же они наделали, эти мужчины? — поинтересовался Гилберт, входя в гостиную.

— Наделали бед! Одних бед! Разве они когда-нибудь делали что-то еще?

— Яблоко с запретного древа [37] съела в раю именно женщина, мисс Корнелия.

— Змей, подбивший ее на это, был мужского рода, — торжествующе парировала мисс Корнелия.

Лесли, после того как первая боль прошла почувствовала, что все же может жить дальше, — так бывает с большинством из нас, какого рода ни были бы наши страдания. Возможно даже, что минутами, в веселом кругу друзей в маленьком Доме Мечты, она находила эту жизнь приятной. Но если бы Аня питала какие-то надежды на то, что Лесли постепенно забывает Оуэна Форда, ее легко вывело бы из заблуждения чуть приметное выражение жадного интереса, появлявшееся в глазах Лесли всякий раз, когда упоминалось его имя. Этот жадный интерес вызывал у Ани чувство сострадания, и она неизменно умудрялась сообщать капитану Джиму и Гилберту новости из писем Оуэна именно тогда, когда при этом присутствовала Лесли. Румянец, быстро вспыхивавший на щеках девушки, и сменявшая его мертвенная бледность в такие моменты свидетельствовали весьма красноречиво о чувствах, наполнявших все ее существо. Однако она никогда не говорила о нем с Аней и не упоминала о том туманном вечере, когда так неожиданно встретилась с ней на песчаной косе.

Вскоре умер ее старый пес, и она очень горевала о нем.

— Он так долго был мне другом, — печально говорила она Ане. — Раньше он принадлежал Дику… жил у него около года, прежде чем мы поженились. Дик оставил его со мной, когда поплыл на Кубу. Карло очень привязался ко мне, и его собачья любовь и преданность помогли мне пережить тот ужасный первый год после смерти мамы, когда я была совсем одна. Когда я услышала, что Дик возвращается, у меня возникли опасения, что впредь Карло уже не будет только моим. Но он, похоже, остался совершенно равнодушен к своему прежнему хозяину, хотя так любил его когда-то. Первое время он даже набрасывался и рычал на Дика, словно на чужого. А я была довольна. Приятно иметь рядом хоть одно живое существо, чья любовь целиком принадлежит тебе. Этот старый пес был таким утешением для меня, Аня. Осенью он совсем ослабел… я боялась, что он не проживет долго, но все же надеялась заботливым уходом продлить ему жизнь до весны. Сегодня утром он, казалось, чувствовал себя довольно хорошо. Я сидела у камина, а он лежал на коврике перед огнем, потом он вдруг встал и, еле передвигая лапы, подошел, положил голову ко мне на колени, взглянул мне в лицо любящим взглядом своих больших, ласковых собачьих глаз… а потом просто вздрогнул и умер… Мне будет так не хватать его.

— Позволь мне, Лесли, подарить тебе другую собаку, — сказала Аня. — Я должна получить прелестного сеттера, которого собираюсь подарить Гилберту на Рождество. Позволь мне подарить другого такого же щенка и тебе.

Лесли отрицательно покачала головой.

— Нет, спасибо, Аня, пока не надо. У меня еще не появилось желания завести другую собаку. Боюсь, в моем сердце просто не осталось любви для другой. Хотя, возможно, позднее… я попрошу тебя подарить мне щенка. Мне действительно нужна собака — для защиты. Но в Карло было что-то почти человеческое… и было бы непорядочно слишком поспешно заменить его кем-то другим. Мой дорогой старый друг!

За неделю до Рождества Аня уехала в Авонлею и оставалась там до окончания праздников. Гилберт присоединился к ней в конце декабря, и в Зеленых Мезонинах прошла веселая встреча Нового года, на которую собрались семейства Блайтов, Барри и Райтов, чтобы отдать должное великолепному обеду, стоившему миссис Линд и Марилле долгих, напряженных раздумий и заботливых приготовлений. Когда же Аня и Гилберт вернулись в Четыре Ветра, оказалось, что маленький домик почти занесен снегом, — третья за эту необычно снежную зиму метель пронеслась над гаванью и намела громадные сугробы вокруг всего, что встретилось ей на пути. Но капитан Джим расчистил дорожки и отгреб снег от дверей, а мисс Корнелия пришла и развела огонь в очаге.

— Как приятно, что вы опять здесь, Аня, душенька! Ну и сугробы намело! Таких еще не бывало! Дом Муров можно увидеть, только если подняться наверх. Лесли будет так рада, что вы вернулись. Она, считайте, почти погребена заживо там, на своей ферме. Хорошо еще, что Дик может разгребать снег лопатой и, похоже, считает это развлечением. Сюзан просила передать вам, что будет в вашем распоряжении завтра. Куда же вы, капитан?

— Попробую добраться до деревни. Хочу посидеть немного со старым Мартином Стронгом. Он при смерти, и в эти дни ему очень одиноко. У него почти нет друзей — он всю жизнь был слишком занят, чтобы их заводить. Зато нажил большие деньги.

— Да, он думал, что раз уж нельзя служить и Богу и мамоне [38], то ему лучше оставаться верным мамоне, — выразительно добавила мисс Корнелия. — Так что пусть не жалуется, если мамона не кажется ему теперь приятным обществом.

Капитан Джим вышел во двор, но, вспомнив о чем-то, на минуту вернулся в дом.

— Я получил письмо от мистера Форда, мистрис Блайт. Он говорит, что «книга жизни» принята издательством и выйдет в свет следующей осенью. У меня здорово поднялось настроение, когда я получил это известие. Подумать только! Я увижу ее наконец напечатанной.

— Этот человек явно помешался на своей «книге жизни», — заметила сочувственно мисс Корнелия. — Что же до меня, то я считаю, что на свете и так уже слишком много книг.

Глава 29

Гилберт и Аня расходятся во мнениях

Гилберт отложил в сторону массивный медицинский том, над которым сидел весь вечер, пока сгущающиеся мартовские сумерки не заставили его прервать чтение. Он откинулся на спинку кресла и с задумчивым видом уставился в окно. Стояла ранняя весна — самое, вероятно, неприятное время года. Даже закат не мог украсить безжизненный, словно промокший насквозь пейзаж и почерневший рыхлый лед в гавани, на которую смотрел Гилберт. Нигде не было видно ни признака жизни, если не считать большой черной вороны, одиноко летящей над свинцово-серым полем. Гилберт лениво размышлял об этой вороне. Был ли это отец семейства, которого ждет в лесах за деревней черная, но миловидная ворона-жена? Или это блестящий молодой щеголь, занятый мыслями об ухаживании? Или это циничный холостяк, убежденный, что «тот всех скорей идет вперед, кто в путь идет один» [39]? Кем бы ни была эта птица, ее силуэт вскоре слился с сумраком, а Гилберт обратил взор на более приятное зрелище в стенах дома.

Огонь в камне то и дело вспыхивал, бросая свой отблеск на бело-зеленые шубки Гога и Магога, на глянцевитую, каштановую голову красивого сеттера, греющегося на каминном коврике, на рамы развешанных на стенах картин, на вазу, полную желтых нарциссов, выросших в Анином «садике» на подоконнике, на саму Аню, сидящую возле маленького швейного столика, — ее шитье лежало рядом с ней, руки были сцеплены на колене, а взгляд устремлен в огонь, на рисуемые пламенем воздушные замки с их легкими, изящными башенками, пронзающими освещенное лупой облако и бросающими тень на окрашенную закатом песчаную отмель… и корабли, плывущие из гавани Добрых Надежд прямо в гавань Четырех Ветров с драгоценным грузом на борту. Да, Аня опять предавалась светлым мечтам, хотя жестокий призрак страха стоял рядом с ней день и ночь, омрачая ее чудесные видения.

Гилберт привык называть себя «старым женатым человеком». Однако он по-прежнему смотрел на Аню недоверчивым взглядом влюбленного. Он все еще не до конца верил в то, что с полным правом может назвать ее своей. Быть может, это только сон, часть грезы, какой является этот волшебный Дом Мечты. Его душа по-прежнему словно ходила на цыпочках перед ней, чтобы чары не рассеялись и мечта не развеялась как дым.