Лесные тайнички (сборник) (с илл.) - Сладков Николай Иванович (лучшие книги TXT) 📗
Но я ошибся. Когда я пришёл к скале, я увидел, что вся колония ласточек цела.
Из каждого гнезда выглядывали птенчики и щебетали без конца. Но только гнёзда теперь были не прямо на стене, а в широкой впадине, под навесом скалы.
Туда-то уж не доберётся ни один разбойник!
Обратно я спускался по куруму. Сейчас этот курум был пуст и безжизнен, как и все курумы. Барсуки и лисы покинули его.
И я, может быть впервые, был рад, что трудный путь мой не красили встречи.
ЗАЗНАЙКА
На голом сучке, чуть повыше зелёных лопухов, похожих на ослиные уши, сидит совёнок. Очень важно сидит, хотя со стороны похож на клок простой овечьей шерсти. Только с глазами. Большущими, блестящими, оранжевыми. И очень глупыми. И так он глазами своими хлопает, что всем сразу видно: балда! Но пыжится выглядеть взрослым. Наверное, ещё и думает про себя: «Когти на лапках загнулись – по сучкам лазать смогу. Крылья уже оперились – захочу и полечу. Клюв окостенел, как щёлкну – так всех напугаю. Голыми руками меня не возьмёшь!»
И так нам захотелось этого зазнайку именно голыми руками взять! Думали, думали и додумались. Он тут целыми днями один сидит. И скучно ему, наверное, одному! И похвастаться не перед кем, и не на кого поглазеть…
Я приседаю на корточки и строю совёнку рожу. Подмигиваю, показываю язык. Покачиваю головой: посмотрите, какой большущий совёнок! Моё почтение, мудрейший из мудрых!
Совёнок польщён, он рад-радёшенек развлечению. Он приседает и кланяется. Переминается с лапы на лапу, словно пританцовывает. Даже закатывает глаза.
Так мы с ним развлекаемся, а товарищ тихонько заходит сзади. Зашёл, руку вытянул и взял совёнка за шиворот! Не зазнавайся…
Совёнок щёлкает клювом, сердито выворачивается, когтями дёргает за рукав. Обидно ему, конечно. Думал: вот я какой большущий да ушлый, а его, как маленького, голой рукой за шиворот. И глазом моргнуть не успел, и крылышком не повёл!
– Не зазнавайся! – щёлкнул я совёнка по носу. И отпустил.
В УЩЕЛЬЕ БОЗДАГА
Охотника-натуралиста влекут к себе узкие каменистые ущелья Боздагов – выжженных солнцем гор. В них вечно что-то сыплется, шуршит, откуда-то падают камешки. Может, так, само по себе. Может, ящерицы. Может, заяц пробежал или выводок кекликов взлетел – красивых горных куропаток. А может, и горный козёл скакнул – желанная добыча охотника.
На рассвете ущелья – как синие трещины на красном хребте. К полудню трещины наливаются белой мглой, а камни в них становятся от жары золотыми. Под навалом золотых камней – чёрные тени. Душно в этих раскалённых ущельях. Нечем дышать. Медленно подвигаешься вперёд. Ущелье то и дело круто виляет. Подходя к повороту, взводишь курки: ещё шаг – и может быть неожиданная встреча.
…Стремительно удирают лупоглазые маленькие ящерицы-геккончики. Толстые, серые, как щебень, агамы – большие шершавые ящерицы с треугольными головами и обрюзглыми щеками – с трудом лезут в тесные щели в камнях; их жёсткая чешуя скрипит о камень, как наждак.
Ещё поворот, и за ним звонкий – будто железка ударяет о камень! – крик птички – скалистого поползня. Тревога на всё ущелье!
Осторожно выглядываю из-за скалы.
Вижу: внизу кеклик вскочил на камень, вытянул шейку, на цыпочках тянется – так ему хочется узнать, почему крик. А выше выглянула из-за выступа козлиная голова с высоченными ребристыми рогами.
Оба – и козёл, и кеклик – не оторвут глаз от поползня, что в тревоге мечется по скале и кричит, кричит!.. Им непременно надо узнать, о какой страшной опасности предупреждает маленькая птичка всех жителей ущелья. Поскорее надо узнать… Они смотрят на поползня и не замечают меня.
Выбирай любую добычу: птицу или зверя. Но время терпит. Прежде чем прогремит в ущелье выстрел о х о т н и к а, должен сделать здесь свои наблюдения н а т у р а л и с т.
Мои глаза скользнули по золотым камням скалы и увидели то, что скрывалось за выступом от глаз козла и кеклика, – на совершенно отвесной каменной стене – гнездо поползня. Будто кто взял и прикрепил к стене узкогорлый глиняный кувшин.
А внизу ползёт к нему, сокращая и вытягивая своё мутно-пятнистое кошачье тело, цепляясь им за выступы камня, гюрза? – змея толщиной в мою руку, чей яд способен убить лошадь или верблюда.
Юлой кружится вокруг неё поползень – то вниз головой, то вверх – и кричит, и кричит, и крик его повторяет каждый камень; и кажется, камни кричат от страха. Но и стоголосый крик их не спасёт птенчиков от ядовитой гадины.
Стена отвесная, а гюрза ползёт. Опирается на хвост, поднимает голову и шарит ею, шарит по камню. Нащупает уступ – и перельёт на него своё тело, как ртуть.
Вот гюрза у самого кувшина – совсем рядом с тёплой птичьей спаленкой, где давно проснулись встревоженные криком желторотые поползнята.
Стенки кувшина гладкие. Неужели влезет по ним гюрза?
Опершись хвостом о шероховатый выступ скалы, змея нацелилась на горлышко кувшина. Потянулась, потянулась к нему.
Вот треть, вот половина, вот две трети змеиного тела поднялись в воздух.
Поползень зашёлся криком.
Гюрза качнулась к горлышку, но не достала до него и, сдерживая равновесие, изогнула своё тело вопросительным знаком.
Сейчас пододвинется немножко – и заползёт в гнездо.
Чёрт с ним, с козлом! Не могу же я допустить, чтобы эта гадина у меня на глазах проглотила беспомощных птенчиков!
Я вскинул ружьё.
Но тут случилось чудо: маленький поползень, вспорхнув, ударил гюрзу в затылок клювиком, лапками, всем своим маленьким птичьим тельцем.
И слабый удар грозен, если нанесён вовремя.
Не сдержав равновесия, змея сорвалась со скалы.
Извивающееся тело её замелькало в воздухе и тяжело шлёпнулось о камни на дне ущелья.
Поползень юркнул в гнездо. Увидел, что все птенцы живы-здоровы. Сейчас же опять выглянул из горлышка кувшина, но, заметив бьющуюся внизу гюрзу, испугался и спрятался опять.
Здесь моего выстрела не понадобилось, и, значит, желанная добыча ждёт меня.
Поднял глаза, но ни рогатой головы козла, ни любопытного кеклика уже не увидел.
Ладно, не жалко!
В путь, в путь! Впереди ещё поворот, за ним ещё…
За каждым поворотом – новые встречи.
Охотнику – добыча, натуралисту – наблюдение.
НОЧЬ ОГНЕЙ
Среди ночи я вышел в сад – и остановился: ночь цвела огнями! Огнями всех расцветок.
Высоко в небе серебряный круг луны в золотой россыпи крупных звёзд. На склонах гор – красные огни костров. На кустах, в воздухе – всюду зелёные искры светляков.
А надо всем, как бесконечная дорога, голубой Млечный Путь.
На лужайке, под высоким эвкалиптом, трепещут тени. Будто стоит дерево по пояс в воде, а под ним водяная зыбь. А кусты посреди лужайки как чёрные стога.
Кружатся над кустами летучие светляки. Вверх-вниз, вверх-вниз. Вспыхнут – погаснут, вспыхнут – погаснут. А встретятся – и завихрятся в огненном танце.
Вдруг трещотка! Это закричал в кустах ночной сторож – чёрный дрозд.
На залитую лунным светом поляну неслышно вышел лесной кот. Постоял, мерцая янтарными глазами. Перешёл, крадучись, поляну и исчез в тени эвкалипта.
Минуты не прошло – опять затрещал дрозд.
На поляну, уткнув лисьи носы в землю, выскочили два шакала. Один за другим потрусили по кошачьему следу. Задний сунулся было вперёд, но передний повернул к нему узкую морду и улыбнулся: блеснули зелёные зубы. Задний сразу осел и поджал хвост. Обоих скрыла живая тень эвкалипта: как в воду канули.
Так вот куда пробираются ночные воры! За эвкалиптом на высоких жердях – плетёный курятник. Вечером куры сами залетают в плетёнку. И спокойно спят в ней, недосягаемые для лис и шакалов.
Я подкрался к плетёнке и встал так, чтобы быть невидимым, но видеть всё.
Тихо кругом. Ярче луна и звёзды. Ярче костры на горах. Чернее тени.
У светляков праздник. Вверх-вниз, вверх-вниз! Вспыхнут – погаснут, вспыхнут – погаснут!
