Призвание (Рассказы и повесть о пограничниках) - Линьков Лев Александрович (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Баулин невольно прислушивался к шороху и скрежету за бортом: льды все напирают и напирают. Должно быть, где-то к северу тайфун разломал огромное ледяное поле. Вот о борт ударилась крупная льдина, еще одна. Шхуна задрожала от киля до клотика. А «Вихрь» ведь почти не приспособлен к плаванию в ледовых условиях, металлическая обшивка его корпуса не так мягко пружинит, как деревянная, усиленная дубовыми обводами обшивка «Хризантемы».
Поднявшись из трюма шхуны на палубу, Баулин понял, что заниматься «симомото» уже нет времени: льды окружили суда со всех сторон.
— Останетесь со старшиной первой статьи Кирьяновым на шхуне, — приказал Баулин боцману.
Трюм с отсеком-тайником был задраен и опечатан, команду шхуны заперли в носовом кубрике, переброшенный с «Вихря» буксирный трос закрепили за кнехты на носу шхуны.
Разумеется, Баулин строго-настрого наказал боцману, чтобы ни одна душа из экипажа. «Хризантемы» не пробралась в трюм: там вещественные доказательства того, что шхуна заслана в советские воды с преступными целями. На сей раз юркому шкиперу не увильнуть от суда!
С трудом развернувшись в битых льдах, «Вихрь» лег курсом к острову Н. Похолодало. Туман отступил перед крепчающим морозом, волнение не больше трех баллов, и Баулин прикинул, что часа через три, не позже, сторожевик будет на базе.
Время от времени поглядывая за корму, капитан третьего ранга видел там кланяющуюся волнам «Хризантему», Алексея Кирьянова на баке и радовался, что на этот раз все обошлось как нельзя более удачно. Теперь песенка разбойничьей шхуны спета!
Можно бы наконец-то спуститься в каюту, ну да успеем отдохнуть и дома. Он только попросил вестового принести в рубку термос чая «погорячее и покрепче».
За годы службы на границе частенько приходилось сталкиваться с врагом, вступать с ним в схватку, испытать не мало и поражений и побед, но почему-то именно сегодняшняя победа казалась Баулину наиболее значимой. И он вспомнил, как безошибочно угадывала всегда Ольга его тревоги и, ничего не выспрашивая, умела успокоить его. Как бы рада была она сейчас за него… Как они были счастливы, счастливы их солнышком Маринкой, счастливы всей жизнью, которая выпала на их долю…
От резкого ветра на глаза навернулась слеза. Сморгнув ее, Баулин схватился за бинокль. «Этого еще не хватало!»
С юго-запада неслось сизо-свинцовое растрепанное облако. Шквал! Минут через пятнадцать — двадцать он пригонит с собой вздыбленные океанские волны.
Не будь за кормой «Вихря» шхуны, Баулин поставил бы его встречь шквалу. Но «Хризантема» беспомощна: машина не работает, у штурвала один боцман Доронин. Кругом битые льды. Шквал, без сомнения, оборвет буксирный трос. Нельзя рисковать ни людьми, ни шхуной… «Вихрь» находится неподалеку от необитаемого скалистого островка. Там есть бухточка. Нужно завести туда шхуну и поставить на якорь. Баулин отдал необходимые команды.
За несколько минут до того, как налетел шквал, Доронин и Кирьянов успели отдать якорь за скалистым мыском. Для второго судна места в бухточке не было, и «Вихрю» пришлось выйти в открытый океан.
Баулин рассчитывал, что, как только пройдет шквал — ну, через полчаса, через час, — «Вихрь» вернется к острову и снова забуксирует шхуну. На деле же все обернулось иначе: шквал принес с юго-запада потоки теплого воздуха, с севера вместе с битыми льдами шли массы холодного. Они столкнулись, и начался затяжной ледовый шторм. Температура упала до минус восемнадцати.
Двое суток боролся «Вихрь» с волнами, ветром и битыми льдами, поневоле отходя к югу. Когда же шторм утих наконец, обледенелый сторожевик не смог пробиться к бухточке: путь преграждали торосы…
— Веселей, чем у бабушки на свадьбе! — усмехнулся Доронин, оттирая щеки и уши.
Наступал ранний январский вечер, а шторм и не думал утихать. Нечего было и надеяться, что «Вихрь» вернется сегодня за «Хризантемой». А бухточка скорее походила на ловушку ставного невода, чем на спасительную гавань. От океана ее отделяла невысокая каменистая гряда, шириной метров семь, не больше. Ударяясь о гряду, огромные волны перехлестывали через нее и окатывали притулившуюся шхуну холодным, тяжелым ливнем.
Выбивая на обледенелой палубе чечетку и отчаянно размахивая руками, Алексей никак не мог согреться.
Дверь носового кубрика сотрясалась от беспрерывных ударов. «Ловцы» вопили, что они замерзают, что они голодны, требовали затопить печку и дать им горячий ужин. Изо всех голосов выделялся пронзительный фальцет шкипера.
— Образованный господин, — кивнул Доронин на дверь: шкипер выкрикивал ругательства и на японском, и на английском, и на русском языках. Вперемежку с бранью он требовал, протестовал и взывал к гуманным чувствам советских пограничников.
— Две недели в нервном санатории, и синдо [11] будет здоров, — пробормотал сквозь зубы Алексей.
— Плюс два года за решеткой, — уточнил Доронин.
Однако шутки шутками, а нужно было что-то предпринимать. Приказав Алексею встать с автоматом наизготовку у двери в кубрик, Доронин притащил из камбуза корзину угля и, вежливо предупредив японцев, чтобы не шумели зря, передал им уголь и коробок со спичками. Когда в железной печке затрещал огонь, Доронин потребовал коробок обратно: «Со спичками баловать не положено».
Вскоре разгорелась и печка в камбузе, был разогрет бульон из кубиков и чай.
Бульонные кубики, галеты, шоколад говорили пограничникам не меньше, чем новенькое заграничное белье экипажа: обычно ловцы и матросы японских шхун питаются вонючей соленой треской и прогорклой морской капустой.
— Усиленный рацион шпионского образца, — буркнул Доронин.
Сами они с Алексеем по очереди поужинали в камбузе. В том же камбузе они будут и отогреваться по очереди. Через каждые два часа. Так решил боцман.
Сняв гакобортный и бортовые фонари, Доронин дополна заправил их маслом, зажег и поставил на палубе, прикрыв с боков бухтами манильского троса и парусами. Из шкиперской кладовой были извлечены запасные парусиновые плащи.
— Теперь нам сам «Егор, сними шапку» не страшен, — сказал боцман, первым заступая на ночную вахту.
— Какой Егор? — не понял Кирьянов.
— Так мой батя норд-ост кличет.
Ночь прошла спокойно, если не считать того, что волны окатывали и окатывали шхуну, и она обледенела, потеряв всю свою недавнюю красоту. Раз десять принимался падать снег, и пограничники не успевали очищать от него фонари.
Зато с рассветом неприятности посыпались, как горох из худого мешка. Бухточку начало забивать обломками льда. Они с грохотом громоздились друг на друга, подпирали шхуну, и та заметно накренилась на левый борт. Крепкий корпус потрескивал, в кормовом трюме обнаружилась течь. Если бы двигатель работал, можно было бы пустить в ход мотопомпу, но «если бы», как известно, в помощники не годится.
Кое-как законопатив трещину паклей и откачав воду ручной помпой, Доронин поспешил на стук и вопли арестованных к носовому кубрику.
— Роске! Роске! — звал явно перепуганный шкипер. — Летаем воздух! Бомба! Ба-бах! Будет взрыв!
— Тихо! — прикрикнул Доронин. — Говорить реже и точнее.
«О какой бомбе вопит синдо? Во время обыска на „Хризантеме“ не было найдено ни одной бомбы…»
И тут Доронина осенила догадка. Это действительно вроде бомбы! В трюмном отсеке, под фонарной и малярной кладовкой, хранятся банки с карбидом. Обычно рыбаки заправляют карбидом плавучие фонари на ставных неводах «Ако-Мари». По ночам фонари обозначают линии невода, оберегая его таким образом от судов. Соединись карбид с водой — взрыв!
Что делать? Выбросить банки с карбидом за борт нельзя, они разобьются о торосы — опять-таки взрыв или пожар…
Вспотев от страха и тяжести, Доронин перетащил все банки в штурманскую рубку. (Алексей в это время стоял на часах.) Теперь, даже если шхуна полузатонет и ляжет на грунт, вода не дойдет до карбида. Доронин измерил глубины по бортам шхуны и несколько успокоился: вода не покроет и палубы.
