Подростки - Коршунов Михаил Павлович (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
Аля, кем же ты будешь? Может быть, ты станешь авангардным физиком — вместо мамы? А почему мама стала учительницей физики? То, что учительницей — это понятно, ей это идет, а вот — физики? Не биологии, не литературы. Очень странно. Наверное, под влиянием папы. Я поняла — мама тянулась за ним! Поэтому и теперь не может быть без него! Тогда почему же она перешла в училище? Это что? Авангардная у меня мама. Захотела и смогла. А с папой поссорилась насовсем?
А может, не надо писать подробные письма, дневники? Устала я от них. И глупостей меньше будет. Схожу на почту, возьму бланки для телеграмм и буду их заполнять: «Алле Турчиновой. Молния. ИГОРЬ ЛЮБИТ ДРУГУЮ ДЕВУШКУ ТОЧКА».
Алевтина Семеновна! Вам нравится Аля, ее поведение, рассуждения? Потом скажете честно, когда встретимся. Неужели Алевтиной Семеновной буду я!
Не понимаю, что мне делать дальше, как жить. Не хочу меняться, стареть!
Глава XV
Жаворонки
На Белорусском вокзале Аля купила билет. Посмотрела расписание на Жаворонки — электричка через восемь минут. Аля вышла на платформу. На платформе запах города сразу сменился запахом пригорода, или это ей показалось. Наверное, показалось. Аля хотела уехать из города хотя бы за двадцать — тридцать километров. И тут подвернулась такая интересная афиша и был указан маршрут — Жаворонки, а дальше автобусом.
В электричке было нежарко, вагон приятно обдувало сквозь открытые окна. Аля отдыхала.
В Жаворонках автобуса пришлось ждать дольше, чем электричку. Дорога уходила от станции в лес. Аля подумала, куда потом в лесу свернет дорога — налево или направо? К чему вспоминать, что было. Как они стоят, плотно прижавшись друг к другу. У самых их ног колышется трава, дрожит каждым своим колоском…
Было и прошло. У Игоря прошло. Иначе зачем появилась другая девушка? Зачем он разрешает ей быть около себя? Она пришла за ним даже в училище. Добивается его дружбы. А может, уже и не добивается, а добилась? Что ж, когда-нибудь Игорю придется добиваться Али заново, если он о ней вспомнит. Мир твой и из твоих рук — это и есть твоя судьба. Але теперь самой надо решать свою дальнейшую судьбу. Что скажешь, милый Пифагор?
Автобус был старым, пыльным. Двери его со скрипом раскрылись, впуская пассажиров. Все как-то быстро разместились. Наверное, благодаря кондукторше. Многих она знала в лицо, с нею здоровались. Она сказала, что возит сегодня гостей на конный завод. Аля поняла — узнавать, где сходить, не понадобится. Почти все выйдут на заводе.
Поехали лесом. Дорога прямая. Пересекли большое шоссе и свернули налево. Аля подумала: налево — коня потеряешь. Но едет она на конный завод! Смешно.
В автобусе шел разговор об аукционе, люди смотрели печатные программки, буклеты; у некоторых Аля видела приглашения с оттиснутой на обложке серебряной подковой. А как же она? Прочитала афишу и едет. Вдруг не пустят? Прокатится на автобусе туда и обратно, ничего страшного.
Здание аукциона было похоже на дворец спорта или крытый плавательный бассейн. При входе стоял дежурный с синей повязкой на рукаве.
— Вы от Продинторга? — спросил он.
— Нет.
— От какой организации?
— Я… сама.
Дежурный подумал, поглядел на Алю и сказал:
— Поднимитесь на трибуну для гостей на верхний ряд.
«Что-то во мне есть такое, отчего люди меня жалеют, — подумала Аля. — Было это всегда или появилось теперь?»
Аля увидела большой манеж, засыпанный мелко насеченными стружками красного цвета, на которых были видны ровные полосы, оставленные бороной. Посредине манежа стояла небольшая кафедра с микрофоном. Сквозь стеклянную стену светило солнце над лесом. Аля нашла свободное место наверху. Разглядела, что в первом ряду трибун, у барьера, расположились иностранцы, приехали на аукцион. Перед ними на длинном узком столе лежали дощечки с номерами, стояли пепельницы и бутылки с минеральной водой.
По радиотрансляции сказали:
— Уважаемые гости, уважаемые покупатели, дамы и господа! Через несколько минут начнется международный аукцион лошадей. Перед началом по традиции будет выведен орловский рысак, чемпион породы, знаменитый Квадрат, которому при жизни поставлен памятник на территории нашего завода.
По трибунам прошло легкое перешептывание. Присутствующие знали, кто такой Квадрат. Аля тоже заволновалась. Она была сейчас со всеми вместе, заодно. А ей именно этого сейчас и хотелось: не быть одной.
На манеж вывели черного рысака под малиновой попоной. Уздечка тоже была малиновой. Рысака за уздечку удерживали двое наездников в синих камзолах, белых бриджах и лакированных сапогах. Квадрат выгибал шею, наклонял голову, упруго встряхивал длинной гривой и таким же длинным хвостом. Квадрата вели по манежу. Глаза его были черными, яркими.
Квадрата подвели к первому ряду трибун. Иностранцы вставали с мест, похлопывали Квадрата по крутой шее, чем-то угощали. Они его тоже, очевидно, давно знали.
Аля не могла отвести от Квадрата глаз. Ее собственные глаза были сейчас совершенно черными. Она это чувствовала. Это был сказочный конь!
После того как наездники увели Квадрата и трибуны немного успокоились, к кафедре вышел молодой человек в обычном сереньком костюме. Он нес пачку бумаг и деревянный молоток. Рядом с Алей кто-то сказал: «Аукционщик», но его поправили: «Аукционатор».
У выхода на манеж стояла лошадь. Держала ее под уздцы девушка в комбинезоне. Она гладила лошадь, успокаивала. Аля была уверена — девушка не старше Али, ну на какой-нибудь год максимум.
Аукционатор разложил на кафедре бумаги и объявил:
— Дамы и господа покупатели, начинаем торги.
«А ведь не праздник, — подумала Аля, — сейчас начнут продавать лошадей».
— Предлагается жеребчик Мамлюк, сын Антуана и дочери Квадрата, тысяча семьсот долларов. Есть желающие?
По радиотрансляции все это перевели на английский.
И те же наездники, которые выводили Квадрата, забрали лошадь у девушки и повели по манежу. Мамлюк шел неспокойно, вырывался у наездников.
— Господа, посмотрите, насколько суха и породна лошадь, — сказал аукционатор. — И всего тысяча семьсот долларов. Номер пять — раз, номер пять — два…
Аля увидела, что один из покупателей держит дощечку с номером пять.
— Господа, — не успокаивался аукционатор, — лошадь уйдет в Финляндию. Тысяча восемьсот — номер три дает. Тысяча восемьсот — раз, тысяча восемьсот — два… Эта лошадь может принести полмиллиона прибыли, господа. В жилах Мамлюка кровь самого Квадрата! А что такое еще сто долларов? Каких-нибудь десять блоков сигарет. Господа, лошадь уйдет в Италию!
Не смолкала и радиотрансляция на английском.
Аля взглянула на девушку, которая осталась у края манежа. Конечно, эта девушка вырастила, выходила Мамлюка. Девушка держала в руках суконку, которой она в последний момент провела по спине Мамлюка, разгладила шерсть. Аля даже издали угадывала, что глаза девушки полны слез.
Аля встала с места и начала пробираться вниз. Голос аукционатора продолжал наполнять зал — сумма за лошадь возрастала. Поднимались дощечки с номерками. Аля даже не понимала, откуда у нее взялась смелость: она подошла к девушке, которая теперь держала суконку у самых глаз. Девушка изо всех сил старалась не плакать. Аля не ошиблась: она и девушка были почти одного возраста. Хотелось что-нибудь сказать девушке утешительное, но Аля не знала, как это сделать.
Прозвучали слова аукционатора:
— Две тысячи четыреста долларов. Продано в Швецию. — Слова его прозвучали торжествующе; очевидно, вырученная за Мамлюка сумма была немалой. Прозвучали и удары молотка.
Наездники подвели к девушке Мамлюка и тут же приняли от такого же конюха следующую лошадь, которую надо было выводить на продажу.
Девушка, возле которой стояла Аля, ухватила за уздечку своего Мамлюка и приникла к нему головой. Уронила суконку. Аля подняла суконку.
