«Из пламя и света» (с иллюстрациями) - Сизова Магдалина Ивановна (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Бабушка встретила его молчаливым сочувствием, но не расспрашивала ни о чем. И за это он был ей благодарен.
В тот же вечер у себя в комнате, наверху, он вынул тетрадь и бережно переписал в нее то, что было написано в дороге.
Утром он положил тетрадь перед бабушкой.
Бабушка вопросительно посмотрела на него: никогда до сих пор он не давал ей читать своих тетрадей.
— Прочитайте последнее стихотворение, я написал это по дороге в Москву, — сказал он почти сурово и вышел.
Она подсела ближе к окнам, потому что день был тусклый и ненастный, и медленно начала разбирать знакомый почерк внука.
прочла она и остановилась.
Она прочитала последние строки:
Когда Миша вернулся, были уже глубокие сумерки, но бабушка сидела без огня.
Он подошел к ее столу, в сумерках разглядел свою тетрадь и взял ее.
— Вы прочли?
— Да, друг мой. — Она помолчала и точно с трудом закончила: — Очень хорошие стихи, Мишенька…
Больше они ничего не сказали друг другу.
ГЛАВА 37
Октябрь поливал улицы потоками холодного дождя, и, бабушка, всегда державшая хороших лошадей, каждый день уговаривала Мишеньку не ходить пешком в Университет.
Но он упорно ходил под дождем, подставляя лицо осеннему ветру. Он шел по хмурым, мокрым улицам, не замечая прохожих и стараясь забыть о тоске, охватившей его сердце после двух утрат: разрыва с Натали и смерти отца.
По вечерам он появлялся в гостиных или на балах и хмуро глядел на танцующих. Были минуты, когда он переставал что-либо слышать, потому что набегали строки стихов, и он уходил, торопясь записать их.
Грусть об отце и воспоминания о нем сменялись воспоминаниями о мучительной любви к Натали.
Сумрачный день переходил в сумрачный вечер, когда он возвращался с лекции к себе на Малую Молчановку. В окнах их дома уже горели свечи. И у Лопухиных тоже… Он подошел к их дому и остановился.
Варенька, которую он еще не видел после похорон отца, быстро шла ему навстречу.
В короткой бархатной шубке, с двумя длинными косами, падавшими из-под маленькой шапочки, она показалась ему в сумраке совсем девочкой. Но ее выразительное лицо было так сосредоточенно-серьезно и полно участия, что в сердце его что-то дрогнуло. И он стоял неподвижно, глядя на ее лицо, на губы, которые в этот раз не улыбались.
— Я знаю, — проговорила она с какой-то тихой осторожностью, точно боясь своих слов, — я знаю о вашем горе. И оно очень… очень большое. И это, конечно, непоправимое горе. Но все-таки… все-таки вам скоро будет легче! Право, это так! Я знаю!.. — Она ласково коснулась рукой, затянутой в тонкую перчатку, рукава его шинели. — И приходите поскорее к нам! Алексис вас ждет. И мы с Мари — тоже.
Она кивнула ему на прощание, и тяжелая дверь закрылась за ней.
В этот вечер ему захотелось послушать музыку, и он пошел на концерт. И там, на концерте, он продолжал видеть перед собой нежное лицо Вареньки, ее греющий взгляд и с благодарностью вспоминал простые слова сострадания, произнесенные ее милым голосом.
ГЛАВА 38
В день Варенькиных именин, в самый разгар зимы — 4 декабря, вдруг точно повеяло весной. Оттепель с ветром, низкие облака неслись откуда-то с юга.
С веток тополя, который рос у Варенькиного окна, падали капли. А когда Варенька открыла форточку, оттуда пахнул влажный теплый ветер, и она подставила ему горевшее от волнения лицо. В руке Варенька держала только что полученный подарок Мишеля. Это были, конечно, стихи, написанные к сегодняшнему дню. Ей принесли их утром вместе с подарком Елизаветы Алексеевны — веером из белых страусовых перьев. Разве можно было, прочитав стихи, оставаться спокойной? Даже Мари, рассудительная Мари, была бы взволнована, если бы эти стихи были посвящены ей! И разве могла Варенька даже помыслить когда-нибудь, что он так думает о ней, и разве можно было сказать об этом прекраснее?..
Она положила листок со стихотворением на стол и постаралась повторить его на память. Но запомнила только четыре строчки:
— Варенька, — раздался голос сестры, — почему ты стоишь у открытой форточки и смотришь на мокрую галку, когда внизу уже собираются гости к обеду?
— Ах, Мари, — обернулась к ней Варенька, — посмотри, прочитай! Это мне написал Мишель…
Мари взяла со стола листок и прочитала. Лицо ее стало серьезным, и она сказала:
— Да, это прекрасно написано, Варенька. Спрячь эти стихи и береги их.
— Еще бы!.. — Варенька прижала холодные ладони к горящему лицу.
— А теперь закрывай форточку и пойдем за Алешей, он еще у себя. И знаешь, я вспомнила, — сказала Мари, любуясь Варенькиным веером, — Алексис списал вчера у Мишеля еще какие-то стихи и в восторге от них. Он говорит, что так написать мог только настоящий, большой поэт.
— Мишель и есть самый настоящий и самый большой поэт.
Алексей торопливо приглаживал перед зеркалом свои волосы.
— Алексис, — робко сказала Варенька, — покажи мне те стихи Мишеля, которые ты вчера списал.
— Завтра покажу и тебе и Мари.
— Нет, нет, мне очень хочется именно сегодня, — умоляющим голосом попросила Варенька. — Пожалуйста, дай, Алешенька, — ну ради моих именин!
— Ну что же делать, именинницам не отказывают, — покорно сказал Алексей.
— Но нам пора идти вниз, — решительно заявила Мари.
— Идите, идите. Я сейчас, сию минутку вас догоню!
Когда они оба ушли, она наклонилась над строчками, написанными знакомым почерком:
Варенька остановилась и перевела дыхание.
«К кому же обращены эти слова?..»
Она дочитала до конца:
Внизу уже слышались веселые голоса и шум. А Варенька все еще стояла с листком в руке все с тем же немым вопросом: «К кому это стихотворение? Но тут еще стихи!.. На обороте».
Варенька торопливо начала читать:
