Кыш и Двапортфеля: Повести - Алешковский Юз (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
ГЛАВА 21
Анфиса Николаевна поливала огурцы. Потом она села на скамеечку, о чём-то стала думать и спросила сама себя:
— Но что же было потом?.. Что же было потом?
Я не мешал ей думать и вспоминать, походил и посмотрел на цветы, полил колючую лепёшку кактуса с маленькими кактусятами на макушке, а Анфиса Николаевна всё сидела на скамейке и вспоминала.
Меня, если я очень хочу что-нибудь вспомнить, но не могу и места себе от этого не нахожу, мама или папа обычно чем-нибудь отвлекают. Поэтому я подошёл к Анфисе Николаевне и сказал:
— Я сегодня на улице хотел спать, а вдруг стало холодно. В Москве так не бывает.
Она посмотрела на меня, как будто не узнавала, и рассеянно переспросила:
— Как… как ты сказал?
— Я говорю: вдруг стало холодно, — повторил я.
— Да… да… В Крыму это бывает… Холодно, говоришь?
— Слегка. Всё равно я на улице буду спать, — сказал я.
— Ой… вспомнила! — словно не веря себе, тихо воскликнула Анфиса Николаевна. — Вспомнила! — Она меня поцеловала, обняла и вдруг заплакала, потом вытерла глаза платком и сказала: — Не обращай внимания. Это я от волнения. Сегодня я всё окончательно проверю. Только вы с мамой ничему не удивляйтесь.
— Вы заступитесь, если мама не разрешит мне спать на улице? — спросил я.
— Будь уверен, — пообещала она, и я, несмотря на то что больно жгло плечи и ноги и ныла голова, начал устраивать сигнализацию и ловушки.
ГЛАВА 22
Из маминой дорожной коробки я достал две катушки ниток и натянул нитки так, что грабитель, подойдя к огуречным грядкам с любой стороны, обязательно должен был за них зацепиться. А концы ниток я решил привязать к большим пальцам на обеих ногах. Вдруг я усну? А так меня дёрнет за ноги, я проснусь, заколочу палкой по пустому ведру и подниму тревогу. Палку и ведро я поставил около раскладушки.
Затем я наладил сигнализацию, которая, сработав, наделала бы много шума. У меня были с собой четыре надувных шара: зелёный, два красных и синий. Я их надул и положил в ямки под оградительной ниткой — с одной стороны грядок и с другой. А над шарами пристроил по доске с гвоздиками. Если бы грабитель, по моему расчёту, наступил бы на неё, шары бы бабахнули, а мы, пока он не успел опомниться, поймали бы его на месте преступления.
Потом я замотал Кышу голову мокрой тряпкой, чтобы она у него меньше болела.
В это время Анфиса Николаевна зачем-то развесила на верёвке тёплые вещи: байковое одеяло, варежки и пушистый платок. Я подумал, что она решила посвятить вечер борьбе с молью, и сказал:
— Наша бабушка клала в шкаф ветки полыни, и моль туда не залетала. Вы тоже так сделайте.
Но в ответ Анфиса Николаевна как-то странно сказала, скорей сама себе, чем мне:
— Сегодня прохладный вечер… Значит, будет холодная ночь… холодная ночь… — И добавила: — Не удивляйся, Алёша. Я всё делаю, как надо…
ГЛАВА 23
Вскоре пришла мама. Оказывается, пока она прогуливала еле ходившего из-за ломоты в костях папу, в «Кипарисе» произошёл отвратительный случай.
Папин сосед Федя, очень полюбивший кипарисовского павлина, заметил, что в павлиньем хвосте не хватает двух самых красивых перьев. Его все подняли на смех, но Федя клялся, что у него прекрасная наблюдательность и ошибка исключена.
После ужина Анфиса Николаевна спросила у мамы:
— Марина, у вас с собой нет свитера? Желательно мужского.
— Конечно, есть. Я сама его вязала, — сказала мама, достала из чемодана папин белый в синюю широкую полоску свитер и поинтересовалась было, зачем он понадобился. Но Анфиса Николаевна только ответила:
— Спасибо. Не волнуйтесь за него! — и зачем-то повесила свитер рядом с байковым одеялом.
Потом я незаметно от мамы попросил дать мне и Кышу димедролу от перегрева. Анфиса Николаевна удивилась, что я правильно назвал лекарство, и выдала нам две таблетки.
После этого Анфиса Николаевна сказала, что, к большому сожалению, должна оставить нас одних и идти на дежурство. И, уговорив маму разрешить мне спать на улице, потому что ночной воздух Крыма — эликсир от всех болезней, ушла на дежурство. Но перед тем, как закрыть за собой калитку, обернулась, посмотрела на развешанные тёплые вещи и сказала:
— Просто невозможно поверить… Но я верю!
Таблетку я растолок в большой ложке, размешал с водой, посадил Кыша на колени, разжал ему зубы и влил лекарство подальше в горло, чтобы он его не выплюнул. Влил и сразу же дал заесть лимонной долькой. Кыш немного пофыркал, покашлял, помотал головой, но дольку съел.
Я тоже выпил таблетку и лёг. Луны в небе не было, и оно испугало меня своей чернотой. И в этой чёрной пустоте стояли, не мешая друг дружке, яркие звёзды. Вдруг я увидел, что одна звезда стронулась с места и плавно полетела к Большой Медведице. Я крикнул:
— Мама! Смотри! Звезда летит! Прямо над чинарой.
— Ты меня напугал, — сказала мама, выглянув в окошко. — Это не звезда, а спутник.
— Какой?
— Наш «Космос», — сказала мама.
— Как это ты определила? — спросил я.
— Ты узнаёшь марки автомашин, а я — спутников.
— Ладно, ладно! — сказал я. — Меня не обманешь. Спокойной ночи!
— Я просто мечтаю о том, чтобы она была спокойной, — помечтала мама. — Только бы не было ночного боя с Волной!
— Пусть попробует напасть на больную собаку! Я ей задам! — сказал я.
ГЛАВА 24
Утром меня разбудила мама. Я не сразу сообразил, почему настало утро. Ведь мне не снились этой ночью сны. Я пошевелился. Плечи и ноги почти не жгло.
— Алёша, открой глаза! — тревожным голосом говорила мама. Я открыл глаза. — Тормошу тебя целых пять минут! Вставай! Нас обокрали!
Я мгновенно вскочил с раскладушки, протёр глаза и хотел бежать к огурцам, но мама остановила меня:
— Смотри! Ни папиного свитера, ни одеяла, ни платка — ничего нет! А мы спали как убитые! Тебя самого могли унести!
— Куда? — спросил я для того, чтобы что-то сказать.
— Не задавай нелепых вопросов! Где Кыш? Боже мой! Его тоже нет! Кыш! Кыш!.. Всё! Я говорила, что собаку нужно оставить в Москве!
— Говорила, — сказал я и заглянул под раскладушку.
Кыш спал так же, как вечером, свернувшись в калачик. Он вроде бы не дышал. Я дотронулся до него. Он не вздрогнул и не пошевелился.
— Кыш! — позвал я.
Никакого ответа. Я поднёс к его влажному носу кость.
— Сторож называется, — сказала мама. — Хорошо хоть, что самого не унесли!
Я вытащил Кыша за две лапы из-под раскладушки, подул ему в ухо, и только тогда он, сладко зевнув, взвизгнул, открыл один глаз, удивлённо посмотрел на нас с мамой, встал и изогнулся, потягиваясь. И, завиляв хвостом, откинул с глаз чёлку. Я понял, что он выздоровел.
— Что теперь делать? — спросила мама.
Я побежал к огурцам и удивился, убедившись, что нитки целы-целёхоньки, шары надуты, а огурцы не тронуты.
— Нам ещё повезло. Моя сумка с деньгами лежала на открытой терраске, — сказала мама.
— Теперь я верю… Я знаю… Это ОН! — сказала Анфиса Николаевна. — Не беспокойтесь про свитер. Я возвращу его вам… Только ни о чём не расспрашивайте. Умоляю вас! Ладно?
— Вы успокойтесь… На вас лица нет, — сказала мама. — Идёмте пить чай.
И только она сказала эти слова, как в утренней тишине нашего сада раздался самый настоящий взрыв. Женщины вскрикнули, а Кыш припал от страха к земле. И на моих глазах Волна с душераздирающим «мя-яу», подпрыгнув на немыслимую высоту, зацепилась лапами за ветку персикового дерева и повисла на ней. Я понял, что Волна, обходя стороной Кыша, напоролась на мою воздушно-шаровую сигнализацию. Два шара, проколотые гвоздиками, взорвались и всех напугали. Кыш, однако, не стал лаять на Волну. Он сам испугался взрыва.
— Да-а… — задумчиво сказала мама. — Отдых!
