Продлёнка - Матвеева Людмила Григорьевна (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
— У нас дома тоже свежий воздух, я форточку открывала, — сопротивляется Кира. Но сопротивление бесполезно, это ясно с самого начала.
Кира надевает шапку и спрашивает:
— А что там делать-то, на свежем воздухе?
— Что твоей душе угодно, — отвечает мама из ванной. Она уже начала стирать.
Мама всё делает очень быстро. Она считает, что времени не хватает тому, кто медленно поворачивается.
Что твоей душе угодно. А что же ей угодно, твоей душе? Кира Сухиничева не знает, опять не знает. Это очень, очень трудный вопрос.
Пустой двор, вечер синий сегодня, не ультрамарин, нет. Светлее — кобальт синий, вот как называется этот цвет. Голубой свет смешан с белым. Кобальт синий. Цвет весеннего неба. А в другие времена года такого неба не бывает. И окна горят, как гуашь в коробочках. Вон на втором этаже изумрудная зелень. А рядом — пигмент жёлтый. И тёмные окна — сажа газовая.
Кира входит в промёрзшую беседку, стряхивает снег со скамейки и садится. Холодно и скучно.
Когда Киру выбрали председателем совета отряда, она прибежала домой радостная.
— Меня выбрали председателем! Совета! Отряда! — сообщила она, после каждого слова поставила восклицательный знак. Потому что была рада — приятно, когда тебя выбирают.
Мама сказала тогда:
— Молодец. Значит, ты пользуешься авторитетом. Значит, ты не размазня какая-нибудь. Знаешь, чего хочешь.
Кажется, перед её приходом опять происходил крупный разговор. Подозрительно трансформаторные ноты звучали в мамином голосе.
Папа сказал:
— Председателем? Тебя? А что, Кирушка, не нашлось у вас парня толкового?
— Ну папа, — обиделась Кира, — разве я не толковая?
— Ты очень толковая. Но ты — девочка. А командовать должен мальчишка. Так я понимаю. Не обижайся, Кирушка.
Мама не смолчала:
— Знаешь, доченька, девчонки бывают энергичнее и полезнее мальчиков. В любом возрасте.
Трансформатор гудел вовсю.
Скоро выяснилось, что папа был прав.
Кира не умела командовать, не умела придумывать интересные дела. И скоро все как-то забыли, что она председатель. Катя Звездочётова была главной и на продлёнке и в классе. Кира Сухиничева при Кате чувствовала себя неуютно. Но однажды Мария Юрьевна сказала:
— Кира, а почему бы нам не выпустить стенгазету?
И дала лист ватмана, свёрнутый в трубочку. Эта плотная белая бумага сразу понравилась Кире. Захотелось нарисовать что-нибудь красивое.
Дома Кира сразу развернула бумагу, достала свои старенькие акварельные краски. Она знала, как надо делать стенгазету. Написала широкими ровными буквами название — «Пионер». Потом нарисовала карикатуру на Дениса. Он был похож на Карлсона, который живёт на крыше, на спине крутился пропеллер. Потом Кира переписала стихи о новогодней ёлке, это были взрослые стихи, очень красивые. «Синяя крона, малиновый ствол, звяканье шишек зелёных». Вообще-то это была песня Окуджавы, и мама её часто пела. Но ведь любую хорошую песню можно считать и стихами. Кире очень нравилась эта стенгазета. Она нарисовала ёлку, игрушки были всех цветов, Кира не стала подробно вырисовывать каждую хлопушечку — яркие пятнышки — красные, синие, зелёные. Весёлая ёлка. А скоро как раз должен был прийти Новый год.
Оставалось на белом листе ещё место. Наверное, полагалось поместить заметку об успеваемости и дисциплине. В стенгазетах всегда об этом пишут. Кира подумала, подумала и написала на свободном месте: «Об успеваемости и дисциплине писать не буду — и так всё понятно».
Всем очень понравилась новая стенгазета. Ребята смеялись над карикатурой. Денис показал Кире кулак, но она только плечом пожала — что делать, художники часто страдали ради искусства…
— Ты сделала хорошую стенгазету, — сказала Кире Мария Юрьевна, — только надо было делать вместе. Организовать ребят — вот что основное.
— Я не умею организовать никого, — тихо ответила Кира Сухиничева. — Председателем нужно выбирать мальчика, за мальчиком все пойдут. А за мной — нет.
Она вздохнула.
— Ты сама это придумала?
— Папа сказал. Но я сама тоже так думаю.
Мария Юрьевна тоже вздохнула.
— Это, конечно, так. Теоретически. А на практике — женщинам приходится и вести за собой, и командовать, и решать за себя и за других. Ладно, Кира, что-нибудь придумаем.
Мария Юрьевна пока ещё ничего не придумала. Председателем считается Кира Сухиничева, а ребята слушаются Катю Звездочётову. Значит, дело не в том, что командовать должен мальчик. А в чём?
Кира думает об этом, сидя одна в пустом дворе. Белеют и покачиваются бумажные треугольники — пакеты из-под молока. Днём воробьи залетают в эти пакеты и клюют крошки, верещат и отталкивают друг друга. Сейчас воробьёв нет, они, наверное, рано засыпают. Кормушки качаются и тихо шуршат на ветру.
— Ав! — Чья-то рука хватает Киру за воротник.
Она вскрикивает от испуга, вылетает из беседки. Серёжа смеётся во всё горло:
— Во напугал! Ты прямо обалдела! Правда?
— Ничего подобного. Это от неожиданности. Глупо подкрадываться и гавкать, Серый.
— Ничего глупого. Это была шутка. А ты что здесь торчишь?
— Гуляю, а не торчу.
Почему ей всегда хочется воспитывать этого Серого? Она разговаривает с ним каким-то педагогическим голосом.
— На свежем воздухе гуляю. Каникулы каникулами, а режим режимом, Серый. А ты, наверное, весь день дома торчал?
— Не, мы на горке бесились. А ты чего не приходила беситься?
— Не знала. Я, Серый, рисовала. Мне новые краски подарил папа. Представляешь? Гуашь. — Она забыла свой поучающий тон. Вспомнила про гуашь, и стало хорошо на душе. — Ультрамарин, окись хрома и жёлтый пигмент. И ещё кобальт синий.
— А что такое кобальт этот?
Слово красивое, Серый слышит его в первый раз.
— Кобальт — это синяя краска, только она не совсем синяя, а голубая. И не совсем голубая, а матовая.
— А ну тебя! — вдруг рассердился Серёжа. — Голубая — не голубая. А голубая — так и скажи по-человечески. Кобальт какой-то выдумают, голову людям морочат.
— Серый! — заорали откуда-то из темноты. — Иди шайбу кидать!
— Иду! — крикнул он и помчался, забыв о Кире и о кобальте.
Стало холоднее, Кира пошла домой.
Дома было тепло, но она не развеселилась.
На следующее утро она села рисовать.
Коричневый чубчик. Краска называется марс коричневый, вот этим марсом — чубчик. Щёки румяные. На подбородке ямка. Рот улыбается. Про таких вот и говорят: рот до ушей, хоть завязочки пришей. Этот рот не до ушей — просто большой и весёлый. А в конце Кира берёт баночку с кобальтом и рисует глаза. Самое трудное — рисовать портрет, это знают все художники. А в портрете самое трудное — глаза. Это всем понятно. Кира касается кисточкой бумаги — кобальт синий раз и два. Глаза. Синие? Нет, скорее, голубые. Но и не голубые, а немного светлее синих и ярче голубых. Кобальтовые, вот какие.
Кира склоняет голову набок, долго смотрит на портрет. Похож? Нет, кажется, не похож. Но что-то есть, что-то всё-таки есть. Она берёт ручку и подписывает внизу: «Портрет друга».
У неё, как у многих в её продлёнке, нет друзей. Но в искусстве можно изображать не только действительность, а и мечту. Портрет друга смотрит на Киру Сухиничеву своими кобальтовыми глазами.
Вечером в Доме пионеров Юрий Борисович говорит:
— У нас будет выставка рисунков. Приносите свои работы, только новые. То, что вы нарисовали за каникулы.
И вот в вестибюле Дома пионеров открылась выставка.
Цветы, пропитанные росой. Подъёмные краны в порту, они похожи на больших жирафов, шагают друг за другом, как будто уходят в море. А вот каток — кружатся белые, красные, синие фигурки. И Кире кажется, что она слышит музыку — это нарисовала Галя, самая маленькая девочка в их рисовальном кружке.
Портрет друга висел в середине, розовые щёки, коричневый чубчик и яркие, кобальтовые глаза. Юрий Борисович сказал вчера Кире:
— В этом что-то есть. С натуры рисовала?
— По памяти, — Кира покраснела. Не обязательно даже Юрию Борисовичу знать всё. — По памяти, Юрий Борисович. — И побежала помогать мальчишкам развешивать рисунки.
