Приемная мать - Раннамаа Сильвия (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Когда учительница говорит об этом, на мгновение мы ощущаем, как давит этот потолок, гнетуще низкий, темный и тяжелый!
И слушая протест поэта, нельзя не подумать: почему он не родился позднее! Почему не живет в нашу эпоху. Вместе с нами! Может быть, и здоровье его можно было бы поправить. Несомненно даже. Во всяком случае, ему не пришлось бы сносить этих унижений. Существовать из милости на положении какого-то нищего. Постоянно страдать от оскорблений человеческого достоинства.
В то же время испытываешь искреннюю радость и благодарность к тем простым людям, которые так бескорыстно и человечно помогали ему. Что у голодного, мятежного путника все-таки бывали дни, когда ему ласково открывали двери в теплый дом и приветливая хозяйка его, голодного, спрашивала: «Не желаешь хлебушка горячего?» С ним делились пахучим, свежим хлебом, и участливые люди окружали измученного путника человеческим теплом простого доброго сердца.
Опять ощущаешь мост между всеми хорошими людьми, теми, кто были, есть и придут в будущем. И звезды встают в темном небе. Светочи человеческого гения, ума и творчества.
Звезда твоя в небе тогда блеснет,
Когда ты сойдешь в могилу.
Постигнет все думы твои народ,
постигнет душой их силу...
Я не слышала, как прозвенел звонок. Только когда в коридоре поднялся обычный на переменах шум, мы все словно очнулись.
И очнулись довольно своеобразно. Едва учительница Вайномяэ успела выйти из класса, как кто-то словно разорвал с треском волшебную завесу. Рейн зевнул и потянулся. Энту встал и направился к двери. Проходя мимо моей парты, он сказал:
— Жуткая мура, до чего же старуха в азарт вошла!
Если б Энту ударил меня, вряд ли я была бы более поражена. Резко повернувшись к нему, я почти крикнула:
— Ты просто отвратительный тип!
Сказала и не стала ждать, что будет дальше. Вышла из класса. Марелле рассказывала потом, что на мое замечание Энту покраснел. Это, конечно, опять одно из «сновидений» Марелле — я этому никогда не поверю.
Знаю, что надо было сказать Энту что-нибудь более значительное, что-то серьезное, но где же я могла успеть обдумать свои слова! Во всяком случае, я достаточно ясно выразила ему свое презрение.
Наконец-то начал работать сделанный мальчиками радиоузел. Передачи готовят все группы по очереди. Вчера был вечер передач первой группы. Руководитель — учительница Вайномяэ.
Мы все сидели по группам в ожидании «первой ласточки». Наш теперешний дом, вернее, наш уголок отдыха выглядит таким милым и уютным. Мы собрались в кружке света, как бабочки вокруг огня. Разноцветный абажур, который смастерили мы сами, освещает каждый угол комнаты в свой цвет.
Теперь мне, бесспорно, ясно, что самый большой уют создается только своими руками. В этом одна из причин, почему богатый и красивый дом моей мачехи был для меня всегда чужим и далеким.
Теплый красноватый отблеск вспыхивает по временам на щеках Весты, когда она склоняется над скатертью, которую мы все вместе вышиваем в подарок воспитательнице к Женскому дню. На темных волосах Тинки поблескивает синий отсвет, когда она отрывается от своего альбома, куда наклеивает очередную звезду экрана, пытаясь поймать взгляд Анне. Анне сидит на самом свету и листает книгу, поминутно поглядывая на все еще молчащий репродуктор. У окна, в зеленоватом углу, Лики штопает носки Реэт.
На другом конце стола, в полумраке, гладит белье Роози. Из-за перегородки доносится плеск воды и торопливые голоса малышей. Каждый занят своим делом и в то же время все охвачены приятным волнением ожидания. Малыши уже отправились в спальню, откуда слышится приглушенный смех и возня. Мы милостиво оставили дверь открытой, чтобы и они могли послушать передачу.
В репродукторе что-то зашипело. Все подняли головы. В спальне стало тихо. Возня прекратилась. Из умывалки, как призраки, появились чисто вымытые девочки в ночных рубашках.
Мы ясно услышали голос Урве:
«Внимание! Внимание! Говорит радиоузел Пукавереской школы-интерната. Предоставляем слово ответственному редактору передачи...»
Мы слушаем рассказ учительницы Вайномяэ о создании радиоузла, похвалу в адрес мальчиков из десятого класса. Несколько раз она называет имя Энту, инициатора создания радиоузла. Узнаем, какие возможности открывает перед нами наш радиоузел и т. д.
Затем следуют последние известия. Они открываются сигналами пионерского горна и начинаются так:
«Сегодня в полдень девятый класс через своего классного руководителя внес директору предложение проводить подготовительные уроки без дежурного воспитателя. Директор разрешил это девятому классу в качестве эксперимента в течение месяца. Если за это время успеваемость не понизится, он утвердит это положение окончательно».
Ого! Вот тебе и девятый! Потому-то они и переглядывались в ожидании передачи и волновались больше других. И никому не проговорились ни единым словом. Ну, да ведь это же девятый! Они-то умеют держаться вместе и хранить тайны, если это надо. Этому их учить не приходится. С некоторой завистью мы поглядываем на Анне, Тинку и других девятиклассниц. А они, с трудом удерживая улыбки, пытаются сделать вид, словно ничего особенного не произошло, мол, были вещи и посерьезнее!
Вообще послушать было о чем. Мы, например, узнали, что у девочки из первой группы потерялась перчатка — красная с серым. Нашедшего просят принести ее в группу или в канцелярию и заранее благодарят. Услышали, что Тийт Лехисте из пятого и Тийт Раун из девятого так оглушительно чавкали за обедом, что у сидящих напротив лопнули барабанные перепонки, а две маленькие девочки из-за соседнего стола в шоковом состоянии были отправлены к врачу и т. д. Передача последних известий была пестрой, разнообразной и интересной.
«Мы открываем первую серию литературных передач «Современная литература» кратким обзором творчества Уно Лахта».
Интересно. Манера выступления Вирве не многим уступает манере Анне. По-видимому, учительница серьезно натренировала ее.
И тут начинаются серьезные дела. Как раз перед этим в комнату вошла воспитательница, прошла к двери в спальню, тихонько закрыла ее, а потом подсела к нам. Рукоделие Весты, которое она отложила, слушая передачу, торопливо спрятано.
После того, как Вирве закончила передачу стихотворением «Перед Марьиным днем», — у нас сразу поднялся спор. Прежде всего, все содержание пришлось еще раз пересказать Марелле в самой простой, разговорной прозе. Как это ни странно, но в своих фантастических сновидениях она разбирается лучше, чем в печатном слове, в особенности же в стихах.
— Фу, как ужасно! — передернула Марелле плечами. — И зачем о таких вещах писать, да еще в стихах.
На этот раз и Тинка присоединилась к Марелле.
— Вот именно. Последнее стихотворение можно было бы и не читать. Испортило всю передачу. Ведь сначала было так весело и остроумно — и в заключение такая мерзость. Зачем?
— Ну, конечно, — усмехнулась Веста, — некоторые без конца готовы слушать о любви и прочих штучках-дрючках.
— А почему бы и не о любви? Разве запрещено? — спросила Тинка. — Все великие поэты писали о любви. Ох, подождите! — Словно вспомнив что-то приятное, она продолжала: — Анне, ты ведь знаешь наизусть самый красивый отрывок из той поэмы Пушкина о цыганах. Помнишь, ты как-то вечером читала мне вслух. Прочти, пожалуйста, пусть послушают.
О таких вещах Анне не надо долго упрашивать. Рэз-два и она уже сбросила халатик, накинула только что выглаженный пестрый шарф Роози, завязала его поверх ночной рубашки вокруг талии, схватила из Вестиной шкатулки пучок красных ниток, приколола его к волосам, как цветок, ловким движением спустила с плеча рубашку — и создалась полная иллюзия молодой цыганки, особенно, когда она, сверкая глазами и зубами, поводя бедрами и гордо откинув головку, начала:
