Детство Лермонтова - Толстая Татьяна Никитична (бесплатные версии книг .txt) 📗
— Выходи, Анна Васильевна! — с искренним чувством радости воскликнула Арсеньева, отыскала взглядом при слабом свете свечи свою старую приятельницу и облобызала ее. — А девочки твои где? Все пятеро тут или уже замуж повыходили?
Оказалось, что тут все пять дочерей, но одна из них уже с мужем: Дунечка вышла за соседа, помещика Пожогина-Отрашкевича.
Анна Васильевна добавила:
— Не пятеро моих здесь, а все шестеро: даже Юрий приехал. Он взял отставку, теперь будет жить с нами.
Сына Лермантовой, Юреньку, Арсеньева видела давно, когда он еще был мальчиком. Он учился в кадетском корпусе, потом служил в Петербурге, а в деревню ездить не любил.
Арсеньева распорядилась отнести подарки хозяйкам, а сундук нести за нею и вместе с дочерью прошла в комнату, отведенную им. Умывшись и переодевшись с дороги, они вышли в столовую.
Машенька оглядывала давно знакомую столовую. Стены ее были украшены рогами, старинными блюдами и охотничьим оружием. Стулья за столом разнокалиберные, большей частью сработанные своим деревенским столяром.
В столовой зажгли свечи. Стало заметно, что сестры Арсеньевы очень схожи между собой — у всех кроткие румяные лица; мягкость и доброжелательность сквозили в их глазах. Сестры, каждая по-своему, напоминали чем-то своего брата Михаила Васильевича. Машенька всматривалась в их лица. Ей сделалось грустно оттого, что она больше никогда не увидит отца своего, и она невольно опустила глаза, стараясь скрыть слезы. Тетушки окружили Елизавету Алексеевну; к ним же присоединилась и Анна Васильевна Лермантова. Арсеньева всегда относилась к ней очень дружески, хотя Анна Васильевна плохо разбиралась в делах хозяйственных и часто одолевала Арсеньеву разными просьбами, главным образом — помогать советами.
Анне Васильевне многое прощалось, как обходительной даме, приятной собеседнице, любящей шутки и смех. Ее лицо сохранило следы красоты, несмотря на почтенный возраст: привлекателен был ее дородный профиль и синие прекрасные, еще веселые глаза. Непрактичная и слабохарактерная, Анна Васильевна не умела настаивать на своем и оттого многое в жизни теряла. К тому же она постоянно страдала от безденежья: ее имение Кропотово, находившееся неподалеку от Васильевского, в Ефремовском уезде, Орловской губернии, не приносило доходов, потому что хозяйка не умела извлекать их, хоть Анна Васильевна смолоду и до конца своих дней мечтала непременно разбогатеть: надо выдать замуж пятерых дочерей! Все они, миловидные и жизнерадостные, составили бы счастье хорошего человека, но бесприданницам куда труднее выйти замуж, чем богатым невестам. Заботливой матери приходилось одевать их по моде, устраивать вечеринки, приурочивая их к многочисленным датам именин и рождений; иногда это бывало невыносимо при полном отсутствии денег… Но что ей оставалось делать? Муж Анны Васильевны умер, и приходилось одной искать выхода из нужды.
Четыре девицы Лермантовы, молодая новобрачная Пожогина-Отрашкевич и сирота Юленька, воспитанница Арсеньевых, ухаживали за Марией Михайловной и заставили ее поужинать после дороги. Едва Маша одолела яичницу, сейчас же внесли самовар, стол уставили вареньями, домашней пастилой и пирогами. Девицы оживленно рассказывали подробности свадьбы Дунечки и расспрашивали, что Машенька видала в столицах. Брат Юрий рассказывал, сколько там удовольствий, и жалел, что должен отныне жить в деревне. Машенька рассеянно спросила:
— Но зачем же он сюда приехал?
Сестры переглянулись и заговорили наперебой:
— Ему по болезни пришлось бросить службу в Питере, и теперь он хочет помочь маменьке управлять имением.
Машенька не видела еще Юрия Лермантова и равнодушно выслушала это известие. После ужина сказалось дорожное утомление, и она невольно зевнула. Сестры заметили это, и старшая, Алёна Петровна, с досадой сказала:
— Как равнодушно ты принимаешь известие о Юрии! А он так желает с тобой познакомиться… Мы говорили ему о разных девицах, но он желает встретиться только с Машенькой Арсеньевой.
Мария Михайловна привыкла за последний год слышать много толков о женихах, которых ей подыскивали, и недовольно сдвинула брови. Эти разговоры смущали ее. К чему они? Не пойдет она замуж по чужому желанию, хоть маменька и все тетки будут настаивать. Она сама выберет. Сама!
Вдруг в открытую дверь столовой донесся веселый, приятный мужской голос:
— Любуйтесь на мою добычу!
Машенька невольно обернулась.
На пороге столовой стоял молодой столичный франт в синем сюртуке и держал в руках трех зайцев. Шею его окутывал белый, тщательно отглаженный и франтовски повязанный платок; модная прическа была заботливо отделана: кудри заглажены к вискам, откуда начинали виться белокурые небольшие бакенбарды.
Лицо Юрия Петровича нравилось женщинам: в улыбке его сквозила доброта и вместе с тем пылкость, веселость, но без насмешки. Светлые глаза его горели внутренним огнем. Он держался с достоинством; молодая удаль проступала в его движениях.
Он поднял зайцев, улыбнулся; тонкие губы его не шевелились. Он стоял молча, позируя, позволяя любоваться собой.
Поглядев на него, Арсеньева забеспокоилась: она сразу поняла, что перед нею враг опасный, что этот молодой щеголь отчаянно хорош собою и может вскружить голову Машеньке.
Между тем молодой человек продолжал стоять на пороге, внимательно обводя присутствующих блестящими синими глазами, а сестры его вскочили с мест и бросились к нему отнимать добычу. Машенька взглянула на Юрия Петровича и опустила глаза, вспыхнув от смущения, от слепой доверчивости к этому человеку: ей показалось, что он похож на героя, созданного ею в мечтах. Юрий Петрович легко и шутливо отстранил сестер и подошел к матушкам.
Арсеньева взглянула на дочь, случайно уловила ее взгляд, обращенный на Юрия Петровича, и рассердилась. Маша ясно показывала при всех, что новый знакомец ей понравился, а он сам держался свободно, заметив расположение девушки.
Сдерживая себя, Елизавета Алексеевна поцеловала надушенную голову, когда молодой человек приложился к ее руке. Теперь она обратила внимание, что Юрий Петрович очень любезен, имеет столичный лоск и приятные манеры. Это открытие еще больше ее расстроило. Но тут вошли братья мужа. Мужчинам подали ужин; они стали рассказывать, как они сегодня охотились, затем обратились к Арсеньевой и попросили поведать, как она доехала, какие новости в Москве, что говорят о намерениях врага человечества — Бонапартишки, который с беспримерной дерзостью вздумал идти на Россию.
Арсеньева охотно рассказывала все новости: денежный курс падает; ввоз иностранных товаров и предметов роскоши запрещен; модницы жалуются, что заграничные вещи сильно вздорожали, зато купцы наживаются вдвое.
Про Наполеона говорят очень много. Говорят, что он сосредоточил в Пруссии огромную армию. Кроме пруссаков и австрийцев, в его войсках много иностранных солдат, выставленных вассалами. «Двунадесять языков» готовится Наполеон двинуть на Россию. Говорят, что наглец не может забыть, как он посватался за великую княжну Анну, сестру императора, и ему отказали.
Юрий Петрович, внимательно прислушавшись к сообщениям Арсеньевой, возразил:
— Я полагаю, что сватовство Наполеона — не единственный повод для начала войны. Для этого есть другие причины.
Мужчины с жаром заговорили:
— Наполеон напрасно надеется. Не удастся проклятому злодею его план! Не бывать России под властью французов!
Пока шел политический разговор, женщины притихли. Когда ужин окончился, девицы повели Машу в гостиную, окружив со всех сторон.
Гостиная в Васильевском скромная: на чисто вымытых полах — половики, сплетенные из сношенных материй. Только в середине комнаты, под большим круглым столом на витых ножках, лежал ковер, собственноручно вышитый сестрами, а вокруг стояла старая мебель и карточные столы.
Единственной роскошью в комнате было фортепьяно. Девушки подвели Машеньку к инструменту и стали уговаривать ее спеть. Машенька колебалась.
Матушки и тетушки уселись за карты. Юрий Петрович тоже сел за ломберный стол. Почтительно разговаривая со старшими, он перетасовал карты и роздал их дамам.
