Лёнька едет в Джаркуль - Полетаев Самуил Ефимович (читать книги онлайн полностью TXT) 📗

— Нехорошо есть до обеда, а старуха чего-то припозднилась. Ты, малый, не смотри на меня, старика, ешь, ешь!

И вдруг с Костиком приключилось неладное. Он выбежал из сторожки, пошуршал в кустах и вскоре вернулся.

— Ну, я пошел, — сказал он и легко вздохнул.

— Что с тобой поделаешь. Иди, коли так.

Но Костик не уходил. Перетянул покрепче штаны и не уходил.

— Дедушка, а ты мне дай арбуз, ладно?

— Ну вот, я ж говорю, мало ел. Садись. Арбуз такое дело — маленьку передышку дашь, а потом, стало быть, сызнова начинай.

— Не! — вытаращил Костик глаза и отступил от дверей. — Это не мне. Ребятам.

— Это каким же? Дружкам твоим?

— Ага. Они ждать будут.

— Значит, слову верность соблюдаешь?

Дед оглядел его щуплую фигурку своими острыми глазами, лукавыми глазами старичка-лесовика, пыхнул дымком.

— Ну ладно, выбирай. Только дружкам в другой раз не больно доверяйся…

Ребята прыгали с мостика в воду, барахтались в песке, совершенно ошалевшие от жары и безделья. И вдруг появился Костик.

— Лопушок идет!

— Ей-бо, тащит!

Ребята повыскакивали из воды, налетели на Костика, выхватили у него арбуз и подняли страшный галдеж.

— Себе с середки, а мне с краю, да?

— Погляди, что мне дал — одной кожи, а мякоти чуть!

Ребята ели, обливаясь обком, пуляли друг в друга косточками, приплясывали от удовольствия. Вмиг от арбуза ничего не осталось.

— Ой, а Лопуху-то забыли оставить!

Но Костик, блаженно щурясь, похлопывал себя по животу:

— Не, я поел. Дедушка угостил.

— А он тебя не лупцевал?

— Не.

— Так-таки ничего и не сделал?

— Ничего. Посидели мы с ним, а он все бабку свою вспоминал. Ну, поел я арбуза, а потом он на дорожку с собой дал.

— Ловко ты его, — сказал Васька Чаусов, обгладывая корочку. — Зря я не пошел.

— Я же говорил, отпустит, — сказал Махтай и пощупал у Костика живот. — Видать, много съел.

И снова стали ребята валяться в песке, дремать и жариться на солнце.

Юлька и Павлик

Павлик был круглый, ушастый, очень упрямый и в руки никому не давался. Даже мать порою не знала с ним сладу, и только Юлька, десятилетняя девчонка, жившая по соседству, умела к нему подойти.

— Вот погоди, Юльке скажу, — грозилась, бывало, мать.

И — удивительное дело! — мальчик моментально утихал.

Не то чтобы девочка очень уж была с ним ласкова или выдумывала необыкновенные затеи, а просто, наверно, глаз у нее был такой: посмотрит, так сразу почему-то хочется сделать все, о чем ни попросит.

Когда Павлику было пять лет, его прозвали «Юлькин жених». Дразнилка не обижала, он еще больше привязался к девочке. Вместе пропадали они на речке, вместе ходили по грибы, но к старым немецким окопам, где росла густая малина, Юлька старалась ходить без него.

— На мине подорвешься! — кричала она. — Помнишь, бычок убился?

— А как же ты? — пугался Павлик и тайком, прячась по кустам, следовал за ней, пока случайно не попадался ей на глаза.

Юлька колотила его, Павлик даже плакал, но все же дальше шли они вместе. Теперь он уже не боялся, что Юлька подорвется на мине. Ему казалось, что если это и могло произойти, то лишь тогда, когда она уходила в лес без него.

Ростом Юлька не вышла, чуть повыше Павлика, и со стороны казалось — приятели как приятели, а чужие принимали их за брата и сестру. Павлик рос в семье один, он часто мечтал о сестре, которую представлял такой же, как Юлька.

Юлька научила его читать первые буквы. Отец привозил иногда из города книжку. Павлик брал ее и тут же бежал к своей приятельнице.

— Во как батя книжку купил! Почитай!..

Хотя книжки были для самых маленьких, но Юльке и самой было очень интересно — она читала и перечитывала их, а потом пересказывала Павлику своими словами. Это было еще интереснее, потому что девочка так увлекалась, что не замечала, как придумывала новые подробности, которых не было в книжке.

— А теперь давай буквы учить, — говорила она. — Я буду учительница, а ты ученик.

— Давай, — соглашался Павлик и впивался глазами в Юлькин палец, который медленно, с остановками, полз по строчкам.

— Это вот какая буква?

— «П».

— А это?

— «А».

И он выискивал буквы, пока из них удивительным образом не возникало слово «Павлик». Вторым же словом, которое он научился складывать, было «Юля». Так они прошли всю азбуку еще задолго до того, как мальчик пошел в школу.

Павлик часто проводил у соседей целые дни. Вместе с Юлькой они кормили поросенка, бегали на огород и прятались на сеновале. Юлька была худенькая, быстроглазая и смелая, как мальчишка. В сено она прыгала прямо головой. А когда, набегавшись, Юлька садилась за уроки, Павлик брал книжку и делал вид, что тоже учит уроки.

— Павлика домой не допросишься. Присушила парня, — шутила мать.

Дружба у них была крепкая и, казалось, на всю жизнь.

Но вдруг Юлька уехала. Уехала далеко и надолго.

Павлик еще никогда ни о ком не горевал, и это была первая разлука в его маленькой жизни. Он никак не мог понять, почему же Юлька не взяла его с собой, а вот так покинула его, легко и не спросясь. Погрустил он, погоревал да и забыл про Юльку. Так в жизни бывает: сперва тяжело, а потом проходит.

Шли годы. Из круглого, ушастого малыша Павлик превратился в худого, сильного мальчишку, на лице и на руках выступили веснушки, серые глаза стали озорные и опасные — в деревне среди ребят он слыл отчаянным драчуном.

Нежданно-негаданно вернулась в деревню Юлька. Первой сообщила об этом Павлику мать.

— Пошел бы навестил, — сказала она. — Только сперва лицо умой.

Но Павлик не пошел — постеснялся. Зато вскоре пришла сама Юлька. Она была какая-то другая и незнакомая: в голубом платье с цветочками, в туфлях на высоком каблучке, а косички, когда-то растрепанные и тонкие, теперь были собраны в светлую косу. Тугая, с мохнатым кончиком-метелочкой, коса лежала в ложбинке между лопатками, и вся она, Юлька, стала какая-то ладная, плотная, глаза взрослые и смелые, только ростом, как и раньше, не очень поднялась — выше Павлика всего на полголовы.

Юлька долго и молчаливо разглядывала мальчика, а потом легко и весело рассмеялась:

— На улице ни за что бы не узнала. Ну, здравствуй!

У Павлика зарделись уши. Он скосил глаза в сторону и, не глядя, сунул руку лодочкой, но тут же выдернул обратно, словно обжегся.

— Вот и поздоровкались! — усмехнулась Юлька. — Так-то встречаешь старых друзей? Да? А помнишь, как…

И вдруг, задумчиво глянув в окно, притянула к себе Павлика и показала в поле, туда, где за стогами тянулись кустарники, прятавшие Хворостянку — маленькую извилистую речку.

— Ой, посмотреть как хочется! Пойдем туда сходим, Павлик, а?

Вернулись они поздно, обойдя все любимые места. Они держались за руки, изредка поглядывая друг на друга. И от смущения Павлика не осталось и следа: снова друзья, как и раньше. Об одном он мечтал теперь: с кем-нибудь подраться, защищая Юльку. Только кто ее тронет? Сама сдачи даст!

Вскоре наступил учебный год. Павлик пошел в четвертый класс.

Прозвенел звонок, широко открылась дверь, и в класс вошел Антон Сергеевич, директор школы, а за ним, несмело остановившись в дверях, — Юлька. Она была в том же платье с цветочками, коса строгим и аккуратным венком лежала вокруг головы. Глаза ее с любопытством скользили по ребячьим лицам. Она увидела Павлика и слегка кивнула ему. Антон Сергеевич подождал, пока в классе стихло.

— Ваша старая учительница Клавдия Михайловна, как вы знаете, уехала в город, к сыну, ну, а теперь у вас будет Юлия… тоже Михайловна. — Антон Сергеевич улыбнулся и обнял ее за плечи, отчего вся она закраснелась.

Когда-то Юлька была его ученицей, а теперь вот сама должна учить ребят, — к этой мысли она еще, наверно, не успела привыкнуть.

— Пожалуйста, Юлия Михайловна, — сказал Антон Сергеевич и вышел из класса.

И осталась Юлька, Юлия Михайловна — странно и непривычно звучало это имя — наедине с классом.