Один из первых - Богданов Николай Владимирович (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
— Откуда ты узнал?
— На нём картуз с лаковым козырьком и сапоги бутылками.
Отец оглядел паренька с головы до ног:
— Вот так кулак! А пальцы-то, пальцы из сапог торчат, ты посмотри-ка!
И тут, заглянув снизу, я увидел, что, сидя на коне, в одежде взрослого, Кузьма шевелит босыми пальцами, как мальчишка. Сапоги на нём были без подмёток. Вот почему на дороге отпечатывались тогда босые подошвы!
Отец так весело расхохотался, что засмеялись и сестрёнка Стеша, и жена дяди Никиты — тётя Настя, и даже сам мальчишка на коне.
— Ах ты, чудак! — сказал дядя Никита. — Кузьма у нас самый бедный бедняк! Сирота. Отец у них на войне погиб, так он в доме за мужика. Сам пашет, сам косит, сам коня в ночное водит. У него даже на сходе свой голос есть! Мать его нарочно так одевает, чтоб его за большого считали, чтоб в ребячьи игры не заманивало!
Было и очень неловко, что я так ошибся, и в то же время радостно, что этот мальчишка, пришедший мне на помощь в трудную минуту, оказался из бедняков.
— Поеду в ночное! Поеду! Сейчас, Кузя, соберусь.
— Ох, трудно тебе будет первый раз верхом! — сказал дядя Никита.
— Пионер трудностей не боится.
— Да не простынет ли он там? — сказала тётка Настя.
— Ничего, — ответил отец, — пионеры наши закалённые. Они у нас зимой в поход на лыжах ходили. В лесу в юрте ночевали. И ни один даже не чихнул.
Однако накинул мне на плечи какой-то старый полушубок.
В ночное
Захватив книжку для беседы у костра и карманный электрический фонарик, я бросился на крыльцо.
— Хлебца-то, хлебца возьми! — кинулась вслед тётка с горбушкой хлеба.
Дядя отвязал от телеги лошадь и, закинув повод ей на шею, подсадил меня на её костистую спину. У меня было такое впечатление, что я уселся верхом на забор.
Что и говорить, лошадёнка дяди Никиты не походила на рысака. Это была невзрачная клячонка с удивительно тряской рысью. Я то и дело сползал то вправо, то влево и давно бы упал, если бы не держался за гриву.
— А ты за хвост! За хвост хватайся! — кричали мне вслед мальчишки, собравшиеся вокруг рыжего Гришки.
Кузьма был этим очень смущён и всё советовал:
— Ты вперёд не вались, ты назад откидывайся… А главное, не думай, что упадёшь… Держись веселей. Вот как я!
Он лихо задирал голову кверху, откидывался назад и начинал колотить вылезающими из сапог босыми пятками своего коня по бокам. Конь переходил в галоп. За ним принималась скакать моя кляча, и я ещё судорожней вцеплялся в её редкую гриву…
Мимо, обгоняя нас, со свистом и гиканьем проносились сельские ребятишки и кричали:
— Куда держим, Кузьма, в Стрелицу?
— Ай на Мокрый луг, Кузя?
— Давай на Гнилые Осоки!
Куда бы ни ехать, только бы поближе. Я едва держался и в конце концов свалился. Хорошо, что в полушубке, не ушибся.
— Тпру! — осадил своего коня Кузьма и крикнул что есть силы: — Слезай, приехали!
Вслед за мной он свалился мешком на землю в своей свитке до пят.
Тут же окружили нас ребятишки, но почему-то не решались слезать с коней.
— Кузя, ты чего это задумал?
— Да разве тут можно! Ты видишь, куда заехал?
— Ан тебя сама лошадь завезла?
Признаться, так и было. Я не смог сладить с норовистой клячей, и коняга дяди Никиты сама направилась на этот лужок, вблизи какого-то леса.
— Нет, — решительно сказал Кузьма, — здесь трава едовая, мы сами приехали.
— Трава-то едовая, да место бедовое! — отозвались ребята.
— Это вот пионер выбрал, — сказал несколько смущённый Кузя.
— Пионеру — ему-то что?
— А нам кабы не того!
Опомнившись после падения с лошади, я громко спросил:
— А в чём дело, ребята? Почему здесь не остаться?
При всём желании я не мог ехать дальше — так натёр себе то место, на котором сидел. «Как это будёновцы скакали день и ночь?» — думалось мне.
— Э-э, ты городской и ещё не знаешь, какое это нечистое место! Тут у нас нехорошо!
— Черти, что ль, водятся? — рассердился я.
— Да, водятся.
— Что? Ну уж, это сказки!
— Ну, у вас в городе, может, их уж и нету, их там электричество и трамваи распугали, а у нас темнота! — сказал рассудительно Кузьма, избегая поминать имя чертей.
— А раз так, я тем более отсюда не уеду! Я пионер, нечистой силы не боюсь.
Явись сюда сам чёрт с рогами, я сейчас нипочём не мог вскочить на костлявую спину дядиной клячи. Пусть она хоть немного наестся: глядишь, у неё будут не такие впалые бока.
— Раз пионер за всех отвечает, давайте, ребята, останемся, — заявил Кузьма.
— Оно даже любопытно посмотреть, решится ли против пионера наша нечистая сила, — сказал Парфенька лукавым тоненьким голоском.
Теперь он был в длинной шубе, до пят, но босиком и без шапки.
— Правильно! — согласился и рассудительный Кузьма. — Может, оно и ничего при пионере-то… И наши кони хорошей травы поедят.
— Давай костёр!
— Очерчивай круг, ребята! — лихо скомандовал Кузьма.
Быстро натащили мальчишки сухих прутьев, быстро разожгли огонь, а вокруг провели по земле черту — на всякий случай, от чертей… По их понятиям, это была очень необходимая мера.
Вестница беды
Только развели огонь, как вдруг раздался топот.
Все вскочили, насторожились. Из темноты появился гривастый конь, а на нём Маша в бабьей кацавейке и в шерстяном платке, завязанном сзади узлом.
— Что случилось? Дома беда какая? Ты чего это примчалась? — встревожились ребята.
— Нет, ничего. Я к вам, в ночное.
— Да разве девки в ночное ездят! — крикнуло несколько голосов. — Ты что?
— При старом режиме не ездили, а теперь ездят, — ответила Маша. — Верно ведь, пионерчик?
Все звали меня пионером, а она почему-то пионерчиком, и это очень смущало.
Не дожидаясь ответа, уселась поближе к костру.
Наступило неловкое молчание. Первым его нарушил Парфенька. Он вдруг засмеялся и, будто оправдываясь, сказал:
— Ничего, пионер, ты не удивляйся, у нас это бывает. У нас есть и девчонка — за мальчишку и мальчишка — за девчонку. У Маши отец с войны пришёл безногим, а мальчишек в доме нет, вот она и коня пасёт, и верхом здорово ездит, всё поле сама боронит. А у её соседа Ваньки мать больная, а девчонок в доме нету, так он и за стряпуху и за няньку, хлебы месит, ей-богу, и ребятишек нянчит… Не веришь — хоть завтра посмотрим!
И ребята наперебой стали рассказывать про подвиги Ваньки-няньки, «мальчишки — за девчонку», словно стараясь забыть про сидевшую тут же «девчонку — за мальчишку».
Только Кузьма слушал, слушал да вдруг и сказал басом, как мужик:
— Ну, быть беде, коли баба в ночном!
— Вот глупости! — фыркнула Маша. — Никаких мужиков и баб тут нету, есть мальчики и девочки… А беду я от вас отведу!
— Ты что, колдунья?
— Колдунья! — решительно сказала Маша и засмеялась, повернувшись ко мне: — А ты ещё не знал, пионерчик?
Я, признаться, смутился бойкости девчонки. Стоило её разок пригласить в игру, она уж вон куда — в ночное явилась. Подорвёт она мой авторитет!
А Маша, словно угадав мои мысли, придвинулась ещё ближе и зашептала:
— Пионерчик, наше кулачьё хочет тебя осмеять… И знаешь как?
Пришлось придвинуться поближе, чтобы расслышать её шёпот.
Что-то страшное…
В это время прямо над нами раздался страшный хохот.
Я вскочил. Маша тоже.
А хохот перешёл в плач, потом раздалось уханье…
— Да ведь это же филин!
Сколько раз читал я в книгах об этой птице, но слышал её в натуре, как она пугает людей, впервые. Признаться, стало жутко. Пересиливая страх, я сказал:
— Обыкновенная птица.
— Обыкновенная, — недоверчиво отозвался Кузьма. — А ты поди посмотри!
— И посмотрю! — Было досадно, что я немножко струсил. Хотелось тут же показать свою храбрость. — Ну, кто пойдёт со мной?
Молчание.
