Богиня победы - Федоров Николай Тимонович (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
— Это верно, — сказал Мишка. — Ладно. Придётся тебе помочь. Бери ручку и пиши. Двадцать шестое марта. Сегодня… эээ, ммм… Сегодня из нашего города на родину отбыл король Иордании Хусейн!
Я засмеялся:
— Ну, а как насчёт неба?
— В небе светит солнце, — ответил Мишка.
Я закрыл тетрадь и больше никаких записей в дневнике своей жизни не делал.
При свече
— И чего тебе взбрело в голову притащить Полкана в школу?! Как маленький, честное слово!
— Да ладно ты, не гуди, — вяло отмахнулся Мишка. — Кто же мог подумать, что он к Ирине в портфель заберётся.
Полкан — это маленький рыжий хомячок, которого Мишкина тётка недавно подарила ему на день рождения. Тётка почему-то никак не может понять, что Мишка давно вырос и что дарить ему сахарных петушков на палочке и плюшевых медвежат несколько поздновато. Вот и на этот раз она принесла хомяка, с которыми так любят возиться в детских садах. А Мишка давно мечтал иметь собаку, большую и лохматую. Поэтому он, не долго думая, и назвал маленького зверька древним собачьим именем.
И вот сегодня, когда Мишка зачем-то притащил хомяка в школу, тот взял и сбежал от него на уроке ботаники. Пока Мишка ползал под партой, пытаясь найти беглеца, я вдруг с ужасом увидел, как Полкан ловко вскарабкался по ножке учительского стула и юркнул в портфель Ирины Васильевны.
— Мишка, — зашипел я, таща его из-под парты, — он к Ирине в портфель залез!
Мишка обалдело на меня посмотрел и прошептал:
— Что же делать?
В ответ я только пожал плечами. И действительно, не говорить же в самом деле: Ирина Васильевна, у вас в портфеле хомяк сидит.
Развязка наступила быстро. Ирина Васильевна закончила объяснять новый материал, чихнула и полезла в портфель за платочком. Мы с Мишкой замерли, ожидая самого худшего. Но учительница проявила завидное хладнокровие. Лишь на секунду она задержала руку в портфеле, чуть изменившись в лице. Потом спокойно достала оттуда Полкана и произнесла ледяным голосом:
— Кто принёс в класс хомяка?
Ребята было засмеялись, но сразу вдруг притихли и замолчали. Мишка обречённо встал.
— Прекрасно, — сказала Ирина Васильевна и нехорошо улыбнулась. — У меня такое впечатление, Лапин, что ты деградируешь прямо на глазах.
— Почему это деградирую, я не деградирую… — забубнил Мишка себе под нос.
— Нет деградируешь, — жёстко повторила Ирина Васильевна страшноватое слово. — Чем иначе объяснить твоё поведение. Вместо того чтобы думать, как исправить свои двойки, ты приносишь в класс животных. Ну вот что. Хватит! Завтра же приведи своих родителей в школу. Или нет, я сама, слышишь, сама сегодня вечером к вам приду. А сейчас можешь забрать своего грызуна. — И она протянула напуганного хомяка ещё более напуганному Мишке.
И вот теперь мы сидели в Мишкиной квартире и гадали, кто придёт раньше — учительница или родители.
— А когда твои должны быть? — спросил я.
— Мама-то поздно придёт, — ответил Мишка. У неё сегодня курсы. А вот папа не знаю. Наверное, вовремя… Эх, началось бы сейчас землетрясение! Или хоть свет бы в квартире, что ли, погас. Придёт Ирина — света нет, родителей нет, ну она и уйдёт.
— А что толку, — сказал я. — Уйдёт, а завтра снова придёт.
— Ну, завтра… Кто там знает, что завтра будет.
— Глупо, — сказал я.
— Нет, не глупо, — упрямо повторил Мишка. Света не будет, родителей пока нет…
— Ну, заладил, как пономарь. Вот мне папа недавно одну интересную штуку рассказывал. Раньше, давно, при царе ещё, преступников не только на каторгу отправляли, но и ко всяким телесным наказаниям приговаривали. Так вот, писатель Достоевский вспоминает такие случаи, когда каторжники перед самой экзекуцией из тюрьмы бежали или ещё какое-нибудь преступление делали. Прямо там, в тюрьме. Пусть, значит, снова следствие будет, суд будет, только чтобы оттянуть эту самую экзекуцию.
— Зачем это ты мне всё говоришь? — с подозрением спросил Мишка.
— А затем, — сказал я, — что ты мне этих самых каторжников напоминаешь.
— Да отстань ты со своими каторжниками! — разозлился Мишка. — Подумал бы лучше, как выкрутиться.
— А чего тут думать, — сказал я. — Хочешь, чтобы свет в квартире погаси? Пожалуйста. Вывинти пробки — и все дела.
— Гений! — сказал Мишка и просиял. — Фарадей! Так мы и сделаем. Света нет, родителей нет, она и уйдёт. Ну, чего ей без света сидеть.
Я понял, что Мишка вбил себе в голову эту дурацкую идею и что никакими силами её теперь оттуда не вышибешь.
Через десять секунд света в квартире не было.
— Темно-то как, — сказал Мишка.
— Темно, — согласился я.
— Это хорошо, — сказал Мишка. — В такой темнотище долго не усидишь.
И тут раздался звонок в дверь. В тёмной квартире он почему-то прозвучал особенно громко и тревожно. Мишка, робея, пошёл открывать, а я остался в комнате.
— Дома родители? — услышал я металлический голос Ирины Васильевны.
— Н-нету, — заикаясь ответил Мишка. — С работы вот ещё не пришли.
— Ничего, я подожду. Я никуда не тороплюсь. И включи же наконец свет!
— И свету нету, — сказал Мишка. — Прямо сейчас взял вдруг и погас. Пробки, наверное, перегорели. Или это… напряжение куда-нибудь упало.
— Неважно, — прервала Мишкино бормотание Ирина Васильевна. — Разговаривать можно и в темноте. Я не в шахматы пришла играть. Проводи меня. И дай хоть руку, что ли! Ничего ж не видно.
В дверях комнаты появились смутные силуэты учительницы и Мишки.
Ирина Васильевна села на диван, а Мишка остался стоять.
Наступило молчание.
И тут я понял, в каком дурацком положении я оказался. Я сидел на стуле в совершенно тёмном углу комнаты, и учительница совершенно не подозревала о моём присутствии. Мне стало совсем неловко, и я, чтобы как-то дать о себе знать, легонечко так начал покашливать.
— О, что это! — испуганно вскрикнула Ирина Васильевна. — Тут ещё кто-то?!
— Это я, Ирина Васильевна, — сказал я. — Я тут в углу, на стуле.
— Господи, Титов! Как ты меня напугал. Миша, да найди же хоть свечку какую-нибудь! Нельзя же так!
— Свечку? Сейчас посмотрю. Была вроде где-то. — И Мишка поплёлся в другую комнату. Наверное, до него стало доходить, что его глупая затея с пробками провалилась.
Через минуту он вернулся с зажжённой свечой.
— Теперь подставку какую-нибудь возьми или блюдце, — сказала Ирина Васильевна. — Воск же будет капать.
— Мишка, — сказал я, — у вас подсвечник, кажется, был. Помнишь, ты им ещё орехи колол.
Мишка залез на стул, достал со шкафа старый бронзовый подсвечник и вставил в него свечу. По комнате забегали красноватые причудливые тени.
Ирина Васильевна сидела молча, неотрывно глядя на маленький живой язычок пламени, и лицо её вдруг показалось мне каким-то другим, незнакомым. И уж совсем неожиданно она сказала:
— Новый год скоро. Сейчас на улице я видела, как люди ёлки несли.
— Это верно, — сказал Мишка, ободрённый таким началом. — У нас тут ёлочный базар недалеко.
— А вот в Италии, — сказал я, тоже осмелев, — есть такой очень интересный обычай. Там под Новый год люди выбрасывают на улицу всякие старые ненужные вещи. Прямо из окон бросают.
— Это зачем ещё? — спросил Мишка.
— Ну, как бы жизнь хотят новую начать. А всё старое, плохое — за борт.
— Хороший обычай, — сказал Мишка. — Если бы у нас был такой, я бы в первую очередь свой дневник выбросил.
Мы засмеялись, а потом Ирина Васильевна сказала:
— Когда я была примерно в вашем возрасте, мы жили на Васильевском острове в большущей коммунальной квартире. И почти в каждой семье были дети. Ну и, конечно, под Новый год каждая семья покупала ёлку и сначала оставляла её в прихожей, у входной двери. Там иногда по девять-десять ёлок стояло. И как же здорово пахло этими ёлками в квартире! Я, бывало, из школы приду, встану в прихожей, стою и нюхаю. А теперь, когда муж ёлку домой приносит, я только и думаю о том, сколько после неё мусора будет.
