Лысый остров - Михеева Тамара Витальевна (книги онлайн полностью txt) 📗
Я спрашивал про Холмы у взрослых, но все только плечами пожимают:
— Холмы как холмы, что в них особенного?
Если бы я мог словами объяснить, ЧТО!
А мама вообще обняла меня за плечи и сказала:
— Это, Сережа, у тебя просто воображение богатое.
Ничего себе воображение! Меня обдает горячим ветром от быстрого их бега, и даже конский храп можно услышать, если сильно прислушаться, а два года назад на одном холме я нашел наконечник от стрелы. Тяжелый, отлитый из какого-то блестящего металла и без малейших признаков ржавчины! Я храню его в своем ящике. Вот подружимся с Максимом, и покажу ему, уж он-то не отмахнется…
Я вернулся с Холмов в Поселок и сразу встретился с Вероникой. Точнее, она налетела на меня, как шквал.
— Послушай, Листик, у меня дел по горло, и ты тоже хорош: привел гостей и бросил.
Будто это мои гости!
— Мог бы показать им Поселок, Маяк, с дельфинами познакомить… Они сюда надолго, так что контактируй, Листик, контактируй!
Да я-то с радостью!
— Они ждут тебя у моего домика, проведи экскурсию, только не задавайся, — крикнула она уже на бегу.
Я даже засмеялся от радости: какая все-таки Вероника замечательная! Я помчался со всех ног к Летней Дуге, придумывая на ходу, что сейчас скажу Осташкиным. Но так ничего умного и не придумал, выпалил с ходу:
— Меня Вероника послала вас с Поселком познакомить. Пойдемте?
И тут Максим впервые улыбнулся. Такая улыбка у него была хорошая! И сам он весь замечательный! И сестренка его тоже, и весь мир!
5
На наш Лысый остров часто приезжают разные делегации, потому что Степанов любит проводить научные конференции и съезды. Все взрослые в такие дни ужасно заняты и меня просят провести экскурсию — показать гостям Поселок, Научный центр, бассейны и вольеры. Таких экскурсий я провел тысячу, и сейчас начал рассказывать Осташкиным, как по написанному:
— С высоты птичьего полета очертания Лысого острова напоминают силуэт дельфина. На «дельфиньем брюхе» находится Поселок. Всего в Поселке восемнадцать домов. Все жители — сотрудники Научного центра, Пристани или Маяка…
— А что за Маяк? — быстро спросил Максим.
Я сбился, понял, что веду себя, как дурак (Осташкины подумают ещё, что я зазнаюсь), а потом вздохнул с облегчением: ведь им можно показать НАСТОЯЩИЙ МОЙ ОСТРОВ!!! То на острове, что я люблю!
— Потрясающий Маяк! — заторопился я.
— Бежим на берег, я покажу! Это и Маяк, и метеостанция. Для нас погода, знаете, как важна? А Маяк, знаете, какой? По нему все корабли ориентируются, он во всех лоциях есть!
Когда мы подошли к Маяку вплотную, Роська выдохнула:
— Ух, ты…
Круглая, огромная, прямая башня из ноздреватого камня уходила в небо, наверху был стеклянный купол со шпилем и флюгером в виде штурвала.
— Он был построен семь веков назад, только купол уже сейчас сделали и шпиль…
— Разве на острове есть местные жители? — удивилась Роська.
— В том-то и загадка, что нет. Неизвестно, кто построил, когда и зачем. Понимаете? Археологи приезжали, искусствоведы. Спорили, искали, но ни к чему не пришли.
— А внутрь не пускают? — спросил серьёзный Максим.
— Вообще-то пускают, дядя Фаддей добрый… Сходим как-нибудь, это лучше вечером, когда включают Маяк. Пойдемте, лучше я вам нашу гордость покажу, памятник природы.
Мы опять поднялись в Поселок. Маяк стоял на мысу Плавник, и к Поселку от него вели четыре каменные лестницы. По дороге я рассказывал, кто где живет.
— Здесь смотритель Маяка живет, дядя Фаддей, его дочка Ксюша, она у Степанова секретарем работает, и Леша, я вас потом с ним познакомлю. Ну, здесь вы с Вероникой, здесь братья Казариновы, они на Пристани работают…
Роська и Максим усердно кивали. Мы прошли по Невскому проспекту и вышли к Чуду-Юду. Так у нас ласково называют огромный кедр. Он такой высокий, что приходится отходить к самому Центру, чтобы увидеть его макушку, а обхватить его не может никто, даже Иван. У кедра выворочены наружу корни, так, что можно было забраться вовнутрь, как в шалаш, и даже встать в полный рост. Кажется, что это великан, у которого много узловатых покореженных ног. Иногда мне представляется, что ночью Чудо-Юдо вылезает из земли и бродит по Поселку, в окна заглядывает, с дельфинами разговаривает, а утром возвращается на свое место. Расправляет зеленые мохнатые ветки и стоит, как ни в чем не бывало: никуда, мол, я не ходил, стою, как стоял. Думаете, так не бывает?
Ха! Вы просто у нас на Лысом не были, у нас еще и не такое бывает!
— Как в пещере, — прошептала Роська, когда мы забрались вовнутрь.
— А если он рухнет, представляете, прямо на нас? — с хитринкой сказал Максим, специально, чтобы попугать Роську. Мне это понравилось: значит, он сразу понял, какой он, наш кедр.
— Я, когда маленький был, всегда здесь прятался, — сказал я.
— От кого?
— Ну, так… просто играл.
Максим понимающе кивнул, а Роська погладила могучие корни.
Я показал Осташкиным площадь Памяти. Площадь вымощена черными плитами, на ней стоит камень-валун, на котором высечены слова: «Памятники не заменят людей, но пусть этот камень, поднятый со дна моря, напоминает нам, что жизнь наших погибших товарищей и близких продолжается в наших делах и совместных начинаниях, наших жизнях и нашей памяти…»
Мы молча стояли рядом с камнем. Роськины глаза намокли, она смотрела под ноги. Максим сказал строго:
— Хорошо написано. Так и надо.
Я был согласен с Максимом, поэтому и привел их сюда. Я хотел как-то показать им, что понимаю их горе. Но как сказать это словами, я не знал.
Мы еще походили по Поселку, полюбовались на огромное здание Центра, потом пошли смотреть дельфинов. По дороге я рассказывал:
— Все улицы у нас с названиями, чтобы интереснее было, чтобы как будто настоящий город. Знаете, целое заседание собирали. На повестке дня — названия улиц в Поселке. И знаете, что Степанов придумал? Люди-то съехались из разных городов, вот и взяли из каждого города по улице: Арбат из Москвы, Невский проспект из Петербурга, Приморский бульвар из Одессы, еще есть Байкальская, я на улице Труда живу, а Пристань официально называется Графской, как в Севастополе… Просто так, конечно, тоже придумывали. Вот, например, улицы Первого Дельфина ни в одном городе нет, только у нас. Это Мераб Романович Чолария так назвал, у него теория своя. Он доказывает, что китообразные — первые жители планеты, что у них своя цивилизация, своя история, даже фольклор свой, что они нас раз в сто умнее.
— Правда? — распахнула глаза Роська.
Я пожал плечами:
— С ним почти никто не соглашается, если честно.
— А ты? — спросил Максим.
— Потому и смелый?
Я рассмеялся:
— Это фамилия! У Вероники — Невозможная, а у Леши — Смелый. Весь Поселок мечтает их поженить, чтобы Вероника из Невозможной стала Смелой, хотя она, конечно, и так…
Роська сбила шаг и как-то по-особенному тронула меня за рукав.
— Сережа, скажи, неужели она действительно такая уж невозможная?
Тут я понял, что значит выражение: «Готов сквозь землю провалиться». Раньше папа часто говорил: «Сергей, как ты себя вел, я готов был сквозь землю провалиться!» Теперь и мне захотелось оказаться поглубже под землей, чтобы Осташкины не видели моих пунцовых ушей, а я — их глаз. Ведь Вероника их двоюродная сестра! «Какая бестактность!» — сказала бы мама. Мои уши пополыхали еще немного, и я сказал, запинаясь:
— Да нет, она хорошая, просто… очень непохожа на других. Мама говорит, что она… мм-м… неординарная личность.
— Неординарная личность легка на помине, — сказал Максим. К нам приближалась Вероника.
— А, вот вы где! Племянники — за мной, вас хочет видеть начальство. Листик — свободен!
Я растерялся, потому что никогда об этом всерьёз не думал. Мне нравится Чолария, хоть все в Поселке над ним посмеиваются, считают его чудаком и дилетантом (несмотря на то, что он лучший и единственный друг Степанова). Я вырос рядом с дельфинами, знаю их повадки, иногда мне кажется, что я даже понимаю их язык, я очень люблю дельфинов, они самые лучшие, самые умные звери на свете! Но принять чоларинскую теорию что-то мне мешало. Может быть, скептическое отношение к ней моего отца. И я сказал Осташкиным честно:
