Амос Счастливчик, свободный человек - Йетс Элизабет (бесплатные версии книг TXT) 📗

Аукционист махнул рукой, и с Ат-муна сняли путы. В первый раз за четыре месяца он шагал свободно. Нет, все равно не свободно. Когда он сошел с корабля, на него напялили пару штанов, а они еще хуже веревок мешали ходьбе. Видя, как неуклюже шагает чернокожий юноша, народ на пристани принялся хохотать. Ат-мун взгромоздился на помост. Над ним, резко крича, носились чайки, ныряли вниз, снова взлетали вверх, усаживались отдохнуть на высокие мачты «Белого сокола». Ат-мун не сводил глаз с птиц.

— Отличный образчик с Золотого Берега [8], — начал аукционист, похлопав юношу по плечам, проведя рукой по могучим бицепсам, по сильным ногам. — Руки-ноги в порядке, еще совсем мальчик, способен к тяжелой работе, протянет долго. Крепкий, сильный, здоровый. Помните — молодой раб лучше всего. Его можно научить всему, чему хочешь.

Голос из толпы выкрикнул какие-то слова.

— Недостатки? — переспросил аукционист. — Судите сами, никаких. А ну, глянем повнимательней.

Тут он посмотрел в бумагу, протянутую помощником капитана.

— Погодите минутку, тут сказано: «Не умеет говорить». Неужели? — он уставился на юношу, тот возвышался над ним словно башня. — Ну, ты, давай, скажи нам что-нибудь.

Ат-мун продолжал глядеть на чаек.

Аукционист пожал плечами.

— За такое стоит повысить цену. Представьте себе чернокожего, который не может нагрубить в ответ, как только выучится болтать по-английски.

Толпа отозвалась гоготом.

Мужчина, одетый в серое, в большой широкополой шляпе шагнул вперед и взглянул на аукциониста.

— Как его зовут?

Аукционист расхохотался:

— Зовут? У этих чернокожих имен нет.

Мужчина подошел ближе к помосту и взглянул на юношу.

— Как тебя зовут?

Ат-мун еще ни разу не слышал, чтобы белый человек не орал и не выкрикивал приказания на непонятном языке. Он перевел взгляд с чаек на незнакомца. Удивительно, совсем другим тоном говорит. Слов все равно не разобрать, но выражения лица понять можно. Ат-мун еще ни разу не ответил ни одному белому. Он поклялся себе не раскрывать рта. Но тут губы сами собой раздвинулись, и он произнес одно слово: «Ат-мун».

Мужчина в сером обратился к аукционисту.

— Друг, возьмешь за него тридцать фунтов без торговли?

Тот на мгновенье задумался, но понял, что ему предлагают чуть ли не вдвое больше, чем он надеялся получить за такого недружелюбного раба.

— Он твой.

Деньги были уплачены, молодой негр уведен с помоста.

— Похоже, неглупый малый, — произнес покупатель.

Аукционист не отвечал, пока не спрятал деньги в карман.

— Ничего, скоро ума не останется. Нагрузи работой потяжелей, и все будет, как ты хочешь.

— Ат-мун, — снова повторил юноша, желая объяснить, что он вождь своего племени. Но у него не было подходящих слов. Всего только и осталось в памяти, что собственное имя да пыль полупотерянных воспоминаний о далекой стране.

— Назови его Амосом [9], — хрипло рассмеялся аукционист. — Хорошее христианское имя для черного дикаря.

Он повернулся и жестом поманил следующего раба.

— Пойдем, друг, — обратился к юноше квакер [10], и тот понял приглашающий жест.

— Ат-мун… — снова выдавил из себя молодой вождь, но другие слова не шли.

— Теперь ты Амос, — прибавил ходу квакер.

Так Калеб Копленд, который пришел на пристань совсем не для того, чтобы покупать рабов, а только затем, чтобы доставить партию домотканой шерстяной материи, вернулся домой с рабом, шагающим позади, и пустым карманом — на покупку ушла вся выручка от проданной материи.

3. Бостон. 1725-1740

Калеб Копленд даже и не знал, что сказать жене: ведь он возвращается с пристани без денег, вырученных за продажу ткани, зато с широкоплечим чернокожим парнем. Конечно, беспокоиться было не о чем, его жена — женщина добрая и великодушная.

Селия бросилась к двери, только заслышав скрип садовой калитки.

— Откуда взялся этот мальчик?

Несмотря на высокий рост молодого негра, она сразу поняла — перед ней мальчик, который ей в сыновья годится, хотя так уж получилось, что ее собственные дети гораздо младше.

— Я купил его на пристани. Корабль только-только подошел к берегу, они распродавали свой товар.

— Мистер Копленд! — воскликнула Селия, от ужаса переходя на официальный тон. — Вы же знаете, что мы не одобряем рабства.

— Да, — вздохнул Калеб, — но когда я увидел этого паренька на помосте и вспомнил, как нам нужен помощник по дому, я подумал: пусть лучше попадет в христианскую семью, где с ним будут ласково обращаться, научат всему, разовьют ум. Я не смог удержаться и купил его. Но в торгах не участвовал, заплатил сразу.

— Такой сильный и крепкий мальчик, — улыбнулась Селия. — Ты конечно отпустишь его на свободу?

— Да-да, со временем, — отмахнулся Калеб. — Хотя зачем такому дикарю свобода?

— Думаешь, не поймет, как ею пользоваться?

— Он пока вроде дикого зверя. Что ему еще делать, как не бежать без оглядки.

— Сдается мне, он добрый паренек.

Покуда они разговаривали, Амос стоял, не шевелясь. Но глаза его уже обежали кругом все жилище. Он сразу заметил двух малышей, мальчика и девочку, которые уставились на него, прячась в широких складках материнской юбки.

— Мне тоже кажется, он неплохой парень, — согласился Калеб. — Но у всех, кого продают, есть какой-то недостаток. Как ни грустно, он — немой…

— Вот бедняжка, — воскликнула Селия. Она подошла поближе и взглянула прямо в глаза юноше. Похоже, ей хотелось доказать, что муж ошибается. — Как тебя зовут, мальчуган?

— Его зовут Амос, — сказал Калеб.

Юноша открыл рот.

— Ат-мун… — глубокие, гортанные звуки наполнили комнату, отзываясь дальним эхом. Потом губы снова сомкнулись, и наступило молчание.

— Только одно слово и произносит, — вздохнул Калеб. — Потому он мне и достался задешево.

— Может, начнет говорить, когда поймет — бояться больше нечего, — Селия резко повернулась и вошла в дом. Пора было уже приниматься за дела. Негоже стоять у двери и болтать, хотя бы и с собственным мужем. — Отведи парня в мастерскую, покажи ему, что делать. А я приготовлю комнату. Роджер, Роксана, пойдемте, поможете мне, — позвала она детей.

Когда жена вернулась, Калеб стоял у ткацкого станка и пытался объяснить, как он работает, а Амос замер рядом, голова поднята высоко, лицо ничего не выражает.

— Ему вовек не понять, — воскликнул Калеб: в голосе раздражение, на щеках — румянец приближающегося гнева.

Селия покачала головой.

— Конечно, откуда ему, бедному черному ягненочку. Он всю жизнь слышал какой-то другой язык. Придется нам его поучить. Амос, — позвала она погромче, глядя прямо на юношу.

Он повернулся на звук голоса. Она кивнула, снова повторила его имя, указала на него. Затем, взяв Калеба за руку, произнесла имя мужа, а потом свое, указывая на себя.

— Пойдем, Амос, — позвала она.

Он не двинулся, но отрешенность на черном лице сменилась недоумением.

— Пойдем, Амос, — повторила она и поманила юношу за собой.

Повинуясь не слову, а жесту, он неуверенно шагнул к ней. Она несколько раз одобрительно кивнула. Легкое подобие улыбки показалось на его губах.

— Он все со временем поймет, — взглянула на мужа Селия. — Я его буду учить, как учу детей.

Она снова жестом позвала юношу, и он, словно послушная собака, вышел вслед за ней из комнаты. Хозяйка привела его в небольшую каморку рядом с кухней. Там стояла узкая койка, стул, небольшой стол. Все эти предметы были ему незнакомы. Она села на стул, чтобы показать, как им пользоваться. Он с застывшим лицом наблюдал за ней, а затем уселся на корточках на пол.