В голубых снегах - Безелер Хорст (мир книг .TXT) 📗

— Рейс Стокгольм — София… Отлет в шесть тридцать? — осведомился он у Кашека.

— В шесть тридцать четыре, — поправил Кашек и усмехнулся. В его усмешке сквозила и гордость и тайная грусть. — Ему давно уже пора бы сесть в Шенефельде [1], а у нас сейчас…

— Да, трудно сегодня пилоту там, наверху.

Круглое лицо Росси еще больше расплылось от умиления. Ребятам было известно, почему Кашек столько знал о самолетах, почему у него дома, над секретером, висит плакат «Интерфлюга» [2] с расписанием полетов. Отец Кашека часто улетал за границу. Иногда месяца на три. Сейчас его предприятие строило плотину в Родопах [3]. Кашек знал, сколько времени длится полет реактивного самолета, прежде чем он приземлится на аэродроме к юго-востоку от болгарской столицы. Мысленно он не раз летал туда вместе с отцом. В свой последний приезд отец подарил ему рабочую куртку-штормовку. И с тех пор Кашек носил ее как полноправный член отцовской бригады. Для порядка он даже оставил в кармане индивидуальный перевязочный пакет, полагающийся рабочему.

— В Родопах, пожалуй, тоже все снегом завалило, — сказал Марийн.

— Они работают там под огромными палатками, чтобы бетон не замерзал.

— Под палатками… — почтительно протянул Марийн.

Он не переставал поражаться, сколько всего знает Кашек. Тот без запинки мог сказать даже, какая разница во времени между отдельными городами: между Берлином и Софией, например, целый час.

Постояв на мосту, ребята хотели было тронуться дальше в путь, но тут выяснилось, что Йенс снова пропал. На шоссе за деревней — никого. Глянули вниз и обнаружили его под мостом, у крутой насыпи. Он прятал портфель в зарослях ежевики — значит, собрался продолжать погоню. Низкие белесые облака над лесом опять предвещали метель. Косуля должна быть на этой стороне, где-то слева, за первой излучиной.

— Вечно этот Йенс куда-то исчезает, — заметила Росси.

Кашек перегнулся через перила и крикнул:

— Йенс, вернись!

Тот лишь отмахнулся: отстань, мол.

— Если уж тебе так загорелось, поищем вместе, после обеда.

— Тогда все следы заметет…

— А в одиночку ты загремишь, — жестко бросил Кашек.

— Это еще бабушка надвое сказала!

Кашек в сердцах стукнул кулаком по перилам.

Йенс раздвинул кусты бузины, преграждавшие ему путь, и нырнул в чащу. Синий свитер скоро скрылся за деревьями.

— Вот дурень! — сказала Росси, обращаясь к Ликсе, и осуждающе покачала головой. — Придется нам всем догонять его…

— Да что я, спятила, что ли? По мне, пусть до самого Пампова топает…

Кашек растерянно молчал. В школе им, конечно, может здорово влететь. Пока что они опоздали на автобус, но по свежерасчищенному шоссе добрались бы, пожалуй, до Зофиенхофа к третьему уроку. И в этом случае все равно недосчитались бы одного ученика. Притом никто не знал бы, где его искать. И сами они ничего путного не сумели бы рассказать: только то, что Йенс, может, правда виноват во всей этой истории с капканом. Кашек чертыхнулся. Гадай — не гадай, заколдованный круг какой-то. Наконец он решился:

— Я пойду за Йенсом… А вы расскажете директору все, что знаете!

Сказал — как отрезал. Но когда он уже спустился до половины насыпи, Марийн вдруг расплакался. В длинной розовой куртке он стоял на самом краю насыпи и весь трясся от рыданий. Кашек остановился, недовольно спросил:

— Чего ревешь?

— Да-а-а, ты думаешь, я боюсь…

— Вовсе нет, просто как бы с тобой что-нибудь не случилось… И потом, ты уж очень легко одет. Брось, не реви.

— Я… я… пойду… совсем осторожно… правда!.. Все сделаю, как скажешь… — лепетал Марийн, всхлипывая и размазывая кулаками слезы. — Я ведь тоже… пропустил автобус… почему же вдруг…

— Верно, или все вместе, или никто, — решительно сказала Росси. — Как на пионерском задании.

— При чем здесь пионерское задание?! — нетерпеливо крикнул Кашек.

— Все равно, вместе так вместе! — настаивала Росси. — Давайте дойдем хоть до опушки. Если чуть-чуть и задержимся, теперь уж не так важно…

Кашек, ничего не ответив, снова стал спускаться. Приняв его молчание за согласие, Марийн проворно последовал за ним. Росси — тоже, только она упустила из виду, что надо стать лицом к насыпи и спускаться, словно по отвесной лестнице. Не успела она опомниться, как упала на спину и кубарем покатилась вниз. По пути сшибла мальчиков и увлекла их за собой. Через несколько мгновений все барахтались внизу, в густом кустарнике.

А Ликса из упрямства так и осталась на мосту. Толстый овчинный полушубок уже не грел ее. Вот бы нашелся какой-нибудь добрый волшебник, который бы вмиг перенес ее в Зофиенхоф. Там, в светлой школе с широкими окнами, во всех классах очень тепло. Можно снять с себя сапоги и сидеть на уроках в мягких туфлях. Школа манила к себе, как родной дом.

IV

Прошло немало времени, пока ребята снова напали на след. Пригибаясь, они гуськом брели вдоль речки, утопая в глубоком снегу. Наконец добрались до прибрежных кустов — как раз в том месте, где Йенс утром хотел перебраться на эту сторону, но не смог. Мальчики посовещались. Отсюда следы вели почти напрямик к лесу, черневшему на горизонте. Казалось, он теперь был еще дальше, чем прежде. Косули нигде не было видно.

— Спряталась, наверно, — сказал Йенс.

— В укрытие, — прошептал Марийн.

— Да тут нигде не укроешься. — Кашек сдерживался, но по голосу чувствовалось, что он тоже увлечен погоней. — Похоже, наша косуля далеко удрала…

— С таким грузом на ноге?.. Исключено! Она где-то здесь, рядом, — с горячностью возразил Йенс.

Ветер нещадно трепал, скручивал в косицы стебли камышей, торчавшие из-под снега. Здесь дуло сильнее, чем над рекою, на открытом со всех сторон мосту. Ликса уткнулась лицом в воротник полушубка. Долго стояла она тогда на мосту — ребята уже скрылись из виду. Пораздумав, она все же решила пойти за ними. Не хотела отвечать на строгие, тревожные расспросы директора. А потом еще и классной руководительницы, приветливой молодой женщины в брючном костюме, с изящной старинной брошкой из слоновой кости в форме малюсенькой кареты. Та будет допытываться, что и как у них получилось, дружелюбно, но настойчиво. А что ей скажешь, как объяснишь?

Сейчас все вокруг было для Ликсы непривычным, странным. И зачем она здесь, в такой холодный, хмурый февральский день? И сколько времени уже прошло?

Ребята зорко оглядывали те немногие кусты и деревья, что попадались на пути и немного скрашивали однообразие зимней равнины. Бурые камыши трепыхались на ветру, и казалось, что они дрожат от страха. Косули нет как нет. Марийн решил прояснить томившую его неизвестность и, запинаясь, стал расписывать:

— А что, если косули уже нет в живых, если она совсем уже мертвая?.. Бывает, звери умрут и лежат, наполовину занесенные снегом. А с виду — как будто уснули, лежат, не шевелятся… Только снежинки на морде не тают — как насыпались, так и остались. Не тают, потому что животное уже застыло…

— Да уймись ты! — прикрикнул на него Кашек. — Смотри как бы ты сам не застыл.

— Ведь это в книжках так написано! — обиженно сказал Марийн.

— А там не написано случайно, как поймать косулю?

— С помощью лассо, конечно! Лапландцы на севере оленей ловят с помощью лассо, и лосей тоже, и вообще…

— У тебя есть такой ремешок?

Марийн обиженно надулся и замолк.

— Вот то-то и оно! Рассказиками тут не поможешь. Да и потом, в таких историях столько выдумано!..

— Но это же напечатали!..

Марийн очень страдал оттого, что старшие не принимали его всерьез. Вот и теперь по глазам его было видно, как он огорчен, что Кашек не верит ему. Даже верх его капюшона поник, и теперь ветер вовсю трепал его.

Кашек ворчливо сказал Йенсу:

— И зачем только мы взяли с собой Хильмара! От его болтовни обалдеть можно. Надо же: лапландцы!.. Северный полюс!.. Слушай, а все-таки что делать, если косуля вдруг покажется? Гнаться за ней?