Фрося Коровина - Востоков Станислав Владимирович (читать книги онлайн без txt) 📗
Недовольно ворча, хозяйка дома поднялась в горницу, надела теплую юбку, куртку и снова вышла во двор. До места крепления конька было метров десять. Свое жилище зажиточный крестьянин Федор Коровин строил с размахом и над горницей поставил еще высокий чердак со светелкой.
Обойдя дом с задней стороны, крепкая старуха Аглая Ермолаевна поднялась по широкому взвозу на поветь, что находилась над куровником, и вытащила во двор длинную деревянную лестницу. Однако поднять ее самой к крыше не было никакой возможности.
— По такой лестнице можно и в рай забраться!
Обернувшись, хозяйка дома увидела отца Игнатия.
— Привет, — сказала Аглая Ермолаевна.
— Не забудь, что в субботу спевка хора.
— Да помню, помню. Помоги-ка лучше лестницу поставить.
Отец Игнатий вошел во двор и вместе с хозяйкой поставил лестницу под резное «полотенце», у которого соединялись скаты крыши. Аглая Ермолаевна сунула в карман молоток с гвоздями. Потом взяла подмышку деревянную конскую голову и забралась на первую перекладину.
— Давай-ка лучше я, — предложил отец Игнатий. — А то не дай Бог упадешь. Что без тебя наш хор будет делать?
Для хора Аглая Ермолаевна, и правда, была незаменимым человеком. Она брала такие басы, которые не мог осилить ни один мужик в деревне.
— Ты правильно не прибьешь, — уверенно сказала Аглая Ермолаевна и поползла вверх.
Добравшись до «полотенца», она посмотрела на землю. Сверху отец Игнатий выглядел совсем маленьким. Казалось, что ноги у него растут прямо из головы.
— Так ровно? — крикнула старуха, приставив конек к обломанному охлупеню.
— Прибивай! — заорал отец Игнатий.
Придерживая конскую голову плечом, Аглая Ермолаевна взяла гвоздь и замахнулась молотком. Тут же в сером облаке сверкнула молния, а под ногами старухи подломилась перекладина. Закричав басом, потрясшим все Папаново, хозяйка дома полетела вниз и мешком упала на землю. Перепуганный отец Игнатий подбежал к Аглае Ермолаевне. Хотя она лежала, не двигаясь, ей казалось, что внутри нее все ходит ходуном, а вместо левой ноги появилась раскаленная труба.
— Где болит? — спросил побледневший отец Игнатий.
— У меня вместо ноги труба, — прошептала Аглая Ермолаевна.
Священник сразу понял, что у нее сломана кость и побежал за соседом Милентием. Через пару минут они вернулись вдвоем. Увидев всполошенного, лохматого кузнеца с топором, Аглая Ермолаевна испугалась чуть не до смерти. Но топор нужен был ему только для того, чтобы сделать носилки.
Быстро соорудив их из лежащих у дома деревяшек, кузнец для мягкости положил сверху захваченное из дома одеяло и поднес носилки к пострадавшей. Затем вместе с отцом Игнатием он осторожно положил на них старуху.
Хотя Аглая Ермолаевна чувствовала ужасную боль, она даже не пикнула, потому что была настоящей деревенской бабой. Кузнец со священником взяли носилки и понесли к лодке у церкви. Звать доктора из Полево не имело никакого смыла — старуху надо было везти в больницу, где ей могли сделать рентген.
Аглая Ермолаевна глядела на проплывающие мимо избы и думала, что первый раз двигается по деревне в горизонтальном положении. Она, конечно, предполагала, что подобное с ней когда-нибудь произойдет, но что это случится еще при жизни, никак не рассчитывала.
Наконец мужики обогнули церковь, спустились к Тошне и аккуратно устроили носилки в лодке. Отец Игнатий с силой оттолкнулся веслом от берега, и лодка поплыла по направлению к Вологде.
Теперь Аглая Ермолаевна видела только хмурое небо. Глядя на него, она думала, что правильно одела Фросю в теплые вещи. Это главное. А еще она думала, сможет ли деревенский хор в воскресенье петь в клубе без ее нижнего голоса? О том же думал отец Игнатий и, как минимум, еще один человек, который стоял у церкви и смотрел на уплывающую лодку.
Удивительно, конечно, но этим человеком был принципиальный пьяница. Дело в том, что он тоже участвовал в хоре. Отец Игнатий взял туда Никанора, рассчитывая, что хор благотворно повлияет на него. Но поскольку пьяница имел отвратительный, испитый голос, петь ему запрещали, и во время концертов он просто молча открывал и закрывал рот.
Поначалу он даже это умудрялся делать неправильно, поскольку постоянно забывал слова. Тогда отец Игнатий посоветовал Никанору, чтобы тот во время выступлений просто произносил про себя: «Тридцать восемь, тридцать шесть». С тех пор дело пошло на лад — Никанор чинно стоял в последнем ряду и говорил свои «тридцать восемь, тридцать шесть», а все думали, что он поет с остальными. Эти выступления были теми редкими моментами, когда Никанор чувствовал себя полноправным членом общества, и он вовсе не хотел их потерять. Если бы он знал, что порча коснется концертов, то, может быть, вовсе не стал ее наводить.
Вздохнув, пьяница развернулся и пошел по деревне, выпрашивать у кого-нибудь стольник.
Старая школа
После первого же километра Фрося почувствовала, что ей жарко. Она остановилась, сняла куртку и запихнула ее в рюкзак.
«Этим бабушкам только дай, — подумала Фрося, — и они наденут на тебя все, что есть в доме!»
Курица, воспользовавшись остановкой, спрыгнула с багажника и подошла к распаханному полю посмотреть червяков.
— Эй, потом позавтракаешь! — окликнула ее Фрося.
Курица закричала: «Кошмар!», нагнала велосипед и взлетела на багажник.
К середине пути, когда распаханные поля под лен сменились очень похожими на них распаханными полями под картошку, Фрося проснулась окончательно.
«Велосипед — лучшее средство, чтобы взбодриться!» — подумала она и стала размышлять, почему они с бабушкой зовут дядю Филимона дальним родственником?
«Наверное, потому что он живет далеко в лесу, — решила Фрося. — Тогда мои папа с мамой — совсем дальние родственники. Седьмая вода на киселе».
Затем она стала мечтать, что когда-нибудь тоже поселится в лесу и станет жить там с Курицей, как дядя с медведем. И ее все тоже будут бояться. Правда, Курица совсем маленькая и не страшная. Но с годами она наверняка станет больше. И страшнее.
Но потом Фрося подумала, что настолько больших куриц она ни разу не встречала. Поразмыслив над этим обстоятельством, Фрося решила, что это даже хорошо, ведь большую курицу будет трудно возить на велосипеде.
За неровно лежащими полями то возникала, то исчезала Тошня. Потом она приблизилась к дороге, Фрося прогрохотала по деревянному мосту и въехала в Полево.
Школа находилась в первом от реки доме. Это была большая одноэтажная изба, которая строилась, когда в окрестных деревнях жило намного больше детей. Но теперь школа уже не могла занять все здание, поэтому вместе с ней в избе расположился детский сад с единственным воспитанником — четырехлетним Жмыховым и продовольственный магазин. Его продавщица одновременно работала воспитательницей и школьной поварихой.
Изба была сложена из толстых, некрашеных бревен, а дранка на крыше со временем стала топорщиться. От этого школа казалась какой-то лохматой, и Фросе ее все время хотелось причесать. Только она не знала, где взять такую огромную расческу.
Спрыгнув с велосипеда, Фрося прислонила его к крыльцу и поднялась к двери по скрипучим ступенькам. На крыльце стоял весь детский сад в лице дошкольника Жмыхова.
— Привет, — сказала Фрося, — звонок уже был?
— Не-а, — помотал головой Жмыхов. — А у меня во че есть, — он показал огромный болт от трактора.
— Здорово, — ответила Фрося.
Тут из двери вышла тетя Даша в белом халате и протяжно закричала: «Звоно-о-ок!».
Курица, завопив: «Кошмар!», испуганно слетела с крыльца. Но, увидев, что хозяйка входит в избу, закудахтала и бросилась следом.
Идя по коридору, Фрося думала, что школу очень удачно объединили именно с детским садом и магазином. Ведь и воспитатели, и продавцы, и повара работают в белых халатах, поэтому тете Даше не нужно постоянно переодеваться.
Между входами в детский сад и школу коридор украшала доска почета с пожелтевшей фотографией Петухова. Он появился здесь через месяц учебы в первом классе и своими успехами обещал провисеть на доске до самого выпуска.
