Загадка старой колокольни - Дрофань Анатолий Павлович (читать книги без TXT) 📗

— Но тебе же будет больно, — заколебался я.

— Ничего, давай…

Его голос звучал твёрдо, и я решился. Теперь табличка была у меня перед глазами.

— Ну, что там? — не терпелось моему другу.

— Порядок, — шепчу я, — все как на ладони. Здесь даже две надписи.

— Ох, — вздохнул мой друг, — только не дави так сильно каблуком в правое плечо…

Я поднял ногу, чтоб отодвинуть её немного в сторону, но Лёнчик вновь застонал:

— Ой, что ты там топчешься?..

— Да хочу, чтоб тебе легче было… — объясняю.

Поднял левую ногу, тоже передвигаю, потому что, наверное, и эта давит на плечо Лёнчику.

— Разве мои плечи тебе танцплощадка? — рассердился он.

— Больше не буду, — пообещал я.

— «Не буду, не буду»!.. — передразнил он. — Я уже не могу, ты мне, наверное, и кожу содрал, — и присел, бедняга.

Я соскочил на пол. Лёнчик расстегнул рубаху, посмотрел, а плечо у него и вправду такое, будто кто его рашпилем обрабатывал.

— Давай теперь я буду внизу, — предлагаю ему, — а лезь ты.

— Нет, — качает Лёнчик головой, — прежде чем становиться на плечи, надо разуться. Ведь всё равно, кто бы ни встал на них, ботинки будут давить.

И мы сели с Лёнчиком на пол, расшнуровали наши ботинки и с усердием стянули их. А Круть от радости не знал, что и делать. То подскакивал, то бегал вдоль стен, то вспрыгивал на окно и смотрел вниз. Я понимал, что Лёнчику тоже хочется посмотреть на надписи, и опять предложил ему влезть на мои плечи. Лёнчик на этот раз не очень-то и отказывался.

Да, и правда не лёгкое дело — держать на плечах человека. Но я крепился изо всех сил.

— Ты сможешь разобрать, что там написано? — спрашиваю.

— Конечно, — шепчет Лёнчик. — Это же по-немецки.

— Ну, давай…

Я не договорил, потому что он радостно закричал:

— Да это же Кюнте, Жужу!.. «Ганс Кюнте, 1913…» А внизу: «Август Кюнте, 1943…» Я всё разобрал хорошо… Лезь, Жужу, и фотографируй!..

ВСЕ-ТАКИ ПОБЕДА

Когда Лёнчик поднял меня на своих плечах, я тоже чётко прочитал эти имена.

Так вот они, эти слова, ради которых мы потратили столько времени и сил.

Ну, теперь уже нам некуда спешить. Сейчас мы всё сделаем как надо. Но всё-таки жаль, что задерживаться нельзя. Уже и так мои пятки предостаточно натёрли Лёнчику плечи, того и гляди, он скоро вновь застонет.

Я быстро достал из-за пазухи фотоаппарат и начал делать снимки. Один, второй, третий, четвёртый. Экспонометра у меня не было, и я просто увеличивал выдержку.

Потом Лёнчик тоже захотел пофотографировать. Разве же я мог ему отказать? Правда, он не очень-то и умел, и я его тут же немного подучил: как наводить на резкость, как устанавливать экспозицию. После этого, сменив кассету, мы с ним фотографировали открывшиеся виды изо всех четырёх окон.

Вот принесём в школу такие фотографии!.. Ну, кто ещё сможет похвалиться подобными? Радости нашей не было границ.

За всем этим не заметили, как солнце склонилось к горизонту.

Тут Лёнчик ещё придумал:

— Ты видел, Жужу, там есть одно колесико, небольшое, ну, то, что не больше блюдца. Гляди, как бы оно не выпало…

— Твоя правда!

— Я предлагаю, надо его забрать отсюда и послать в Дрезден Вилли как сувенир. Думаю, ему будет приятно.

— Давай, — согласился я. — Но сможем ли мы вынуть его?

— Это в один момент! — с жаром сказал Лёнчик.

Я снова согнулся, он влез на мою спину, встал на плечи. Но вынуть с первого раза колесико ему не посчастливилось. Пока он занимался этим делом, у меня крепенько заболели и плечи, и спина.

Но вот наконец колесико упало на пол и покатилось. Круть побежал за ним, стараясь лапами остановить. Соскочил и Лёнчик с моих плеч. Оказалось, что колесико без двух зубчиков. Мы рассматривали его, вытирая платочком от пыли и старого масла. Потом надели ботинки. И когда готовы были спускаться вниз, на родную землю, обрадованные тем, что всё удалось сделать, сумерки уже прокрались в круглую комнату. В тёмном ящике, где хранились часы, между колесиками и пружинами стало ещё темнее и угрюмее.

СОЗВЕЗДИЕ ВОЛОПАС

Спускаться вниз всё же было легче. Но приключилась новая беда. Когда шли мимо окон, были видны под ногами ступеньки. А внизу, на последнем ярусе, уже лежала густая темень.

— Эх, Жужу, — вздохнул Лёнчик, — говорил же тебе, что фонарики надо было носить всегда с собой. Не послушал, вот теперь и шагай в темноте.

— Кто знал, что так случится? — сказал я виновато.

Мы двигались на ощупь, не торопясь, чтобы не упасть. И снова Круть, как наихрабрейший среди нас, пробирался первым. Но самая большая неприятность ожидала нас впереди. Когда мы уже подошли к дверям, оказалось, что они заперты.

Мы попробовали нажать на них плечами, Круть — передними лапами. Но они даже не пошевельнулись. Вот это да!

Мы стояли ошеломлённые, растерянные. Это хорошо, что удалось сфотографировать надписи на корпусе часов, это чудесно, что мы можем послать нашему другу в Дрезден фото, но как нам быть сейчас?..

В эту минуту внизу раздался писк. Круть заворчал и попятился к моим ногам. Признаться, мне стало страшно.

— Давай будем стучать, — шепчу я Лёнчику.

— Давай, — согласился он. Постучали.

Но то ли двери были такими толстыми, что сквозь них не проникали звуки, то ли они очень плотно были пригнаны, только стук у нас вышел совсем глухой, слабый. Несколько минут ждали, авось кто-нибудь откликнется снаружи. Но напрасно.

Мы постучали сильнее.

И снова бесполезно!

— Постой, — сказал Лёнчик, — если нас поймает сторож, не оберёшься лиха! Было бы гораздо лучше, если бы мы сами так же незаметно исчезли, как и сюда вломились.

— Что же ты предлагаешь? — спрашиваю.

— Переночевать здесь… А завтра утром, когда вновь двери откроют, мы и выскочим.

— Но откуда ты знаешь, что двери вновь откроют, ведь мы, вспомни, сколько ни наблюдали за колокольней, только однажды увидели, что их отомкнули.

— Если сегодня что-то надо было взять здесь, то почему бы и завтра нет?

— Эх, — вздохнул я, — если бы… Но где же нам ночевать?

— Как где? Полезли наверх, потому что здесь, внизу, и вправду страшно. Вон там кто-то пищит. Может, летучие мыши, а может, крысы… Или ещё кто-то… А там, наверху возле часов, и будем спать.

Я не знал, что делать.

Но в это самое время внизу не только опять раздался писк, а даже кто-то зашевелился. И тут я впервые по-настоящему оценил, что значит для человека фонарик. Вот был бы он, я включил свет, и сразу всё стало бы понятным… А так…

Круть снова заворчал, ещё плотнее, весь дрожа, прижался к моим ногам.

— Эх ты, — толкнул я его, — несчастный трусишка!.. Может, если бы не было пса у моих ног, я бы чувствовал себя лучше.

А так и у меня дрожь прошла по телу.

Тогда я ногою ударил в двери.

Ответа и на этот раз никакого.

Как ни горько мне было, но сейчас я был очень рад, что в жизни у меня есть друг и в трудное время он рядом со мной. Как мудро тогда Любовь Васильевна сказала: «А чтобы всё было наверняка, выделим ему в помощь Лёню, его друга».

Не могу представить: я — один. Даже не один, пусть и Круть жался бы к моим ногам. Ну что бы я делал? А так…

Лёнчик обнял меня за плечи, зашептал:

— Да, в конце концов, это же интересно, Жужу, переспать на колокольне. Ну скажи, кто в классе может похвалиться, что ночевал под самым что ни на есть небом? И в письме можно будет написать об этом. Помнишь, Вилли просил отдать письмо смелому, отчаянному мальчику. Жужу, разве мы не смелые? А?

От прикосновения Лёнчиковой тёплой руки, от его слов мне стало совсем не страшно. Мы взялись за руки и снова побежали по ступенькам вверх.

— Ты, наверное, в звёздах разбираешься слабо, — говорил мой друг, — так я тебя научу немного…

Эти слова мне показались обидными.

— Ну почему же слабо… — запротестовал я.