Серебряный голос(Рассказы) - Стариков Виктор Александрович (читать хорошую книгу .txt) 📗
Потом вдруг попросил закурить. Ильин дал ему папиросу. Кузьмич выкурил папиросу, сидя на корточках и ненавидящими глазами оглядывая нас. Решительно поднялся и громко сказал:
— Все вы рицдивисты! Ответите, что ружье у свободного человека забрали, — и медленно зашагал к реке.
Вскоре и мы тронулись в обратный путь. Ребята несли трофеи — убитую Кузьмичом дичь и двустволку.
По дороге зашли в сельсовет и составили акт о браконьерстве Кузьмича. Подписали его пятеро свидетелей. Председатель сельсовета похвалил ребят:
— Ловко вы его поддели. Ишь, куда утек — в Коноваловку. Оштрафуем его и лишим права охоты. Хватит дичь для базара переводить. Нашел себе доходное дело!
Мы уже готовились к отъезду. За эти дни привыкли к хозяевам, да и для них стали своими людьми. Жаль было покидать Зимник.
Как-то вечером Ильин вдруг спросил мальчугана:
— Саша, есть у тебя такое место — самое любимое?
Тот ответил не сразу. Видно, вопрос застал его врасплох.
— Есть… Песчаное озеро.
— Это где лебеди живут?
— Да.
— Далеко?
— Не…
— Пойдем туда завтра. Нарисую для тебя это Песчаное озеро — на память.
Саша просиял.
Я знал, что Ильин редко дарит свои рисунки. Значит, он очень полюбил за эти дни Сашу, коли решил сделать ему такой подарок.
Опушкой соснового леса мы шли на озеро Песчаное. Утро стояло сырое, туманное.
— Вот! — сказал неожиданно Саша и остановился.
Мы стояли на каменистом холме. Перед нами в чаще скалистых берегов и густого сосняка лежало Песчаное озеро. Туман, чуть колыхаясь, розовея, скрывал дальние берега. Кругом все спало. С сосновых иголок капала роса. Правее выделялся желтый мысок, чуть краснел костер — наверное, рыбацкий.
Саша, волнуясь, спросил:
— Можно нарисовать?
Ильин не ответил. Он стоял и слушал тишину, всматриваясь в краски утреннего тумана.
На миг туман разорвало, и проступил дальний красноватый берег, легкая рябь прошла по воде. Чуть колыхнулся тростник.
Чей-то рокочущий голос пронесся над озером и смолк. Словно кто-то взял несколько низковатых ноток на серебряной трубе.
Ильин поднял голову вслушиваясь.
— Кто это?
— Лебеди, — шепнул Саша.
— Откуда тут лебеди?
— Не знаю… Наверное, перелетные остались. Птенцов вырастили.
Опять пронесся над спящей водой лебединый крик.
— Хорошо!.. — вырвалось у Ильина.
— Култышка весной прознал о них, — прошептал Саша. — Сгубить хотел, да мы не допустили. По очереди озеро сторожили. Он походил, походил и бросил…
Подул ветерок, и туман поплыл прядями. Розоватые волны заиграли у берега. Все разом ожило. И опять над водой, над лесами пронесся лебединый крик.
Я взглянул на Сашу.
Он стоял, вскинув голову, — маленький, заботливый и неутомимый хозяин этих лесов и озер, ревниво оберегающий свои богатства от вредных людей.
В АВТОБУСЕ
Сорокаместный автобус отходил с часовым опозданием. Пассажиры, утомленные ожиданием под солнцем, на пыльной площади, торопились занять свои места. Все были немного раздражены, нервничали.
Молодая женщина в простеньком сером платье, нарушая порядок посадки и расталкивая всех, пробиралась к входной двери.
— Не успеете? Никто вашего места не займет! — заворчали в очереди.
— У меня больной ребенок, — негромко ответила она.
Перед ней расступились.
Женщина поднялась в автобус, тотчас высунулась в окно и раздраженно прикрикнула на замешкавшегося мальчика лет двенадцати:
— Что ты стоишь? Шевелись!..
Мужчина помог мальчику, прижимавшему к груди большой сверток, перевязанный веревкой, подняться на ступеньку.
Следом в автобус вошли две девушки-туристки с большими продолговатыми мешками из зеленого брезента, добродушная компания рыбаков с удочками, горняки в форменных тужурках, металлурги, профессию которых выдавали слегка подпаленные огнем скулы, колхозницы с ворохами покупок. Один из пассажиров бережно внес в картонной упаковке большой радиоприемник.
Трасса автобуса проходила по одной из живописных лесных дорог Среднего Урала, мимо старых заводов и рудников, мимо многочисленных озер. Только двадцать шесть пассажиров имели нумерованные мягкие места, а четырнадцати надо было разместиться в проходе, выстоять на ногах длинный путь.
Последним в машину поднялся пожилой мужчина в соломенной шляпе, белой, расшитой по вороту рубашке, с двумя тяжелыми связками книг, тетрадей — учитель. Его нумерованное место оказалось занятым мальчиком. Мать стояла возле него.
— Это мое место, — сказал опоздавший пассажир, показывая билет.
— Тут будет сидеть ребенок, — твердо сказала женщина и повернулась спиной к пассажиру, загораживая мальчика.
— Вы полагаете, что мне стоять легче, чем мальчику? — спокойно спросил пассажир.
— У ребенка туберкулез позвоночника! Он едет в санаторий! У вас сердце есть? Ничего с вами не будет — постоите.
Все прислушивались к этому разговору.
Мужчине стало неловко, он сконфуженно улыбнулся и примирительно заметил:
— Напрасно вы шумите. Могли бы спокойно попросить, чтобы ему уступили место.
— Кто же это уступит? А больной ребенок имеет право сидеть… Не смей, Юрик! — повелительно крикнула она, заметив попытку мальчика подняться. — Ты больной ребенок и едешь в санаторий. А тут все здоровые. Постоят!
— Странная манера — заняли чужое место и еще грубите…
Мужчина вздохнул и опустил на пол книги. Ему казалось, что все в автобусе враждебно смотрят на него.
Мальчик сидел молча, низко опустив стриженую голову, прижимая к груди свой сверток, не слушая, казалось, что торопливо шепчет ему мать.
Девушки-туристки положили мешки в проходе. Инженер-горняк, узнав, что девушки — ленинградские студентки, расспрашивал, что они успели повидать на Урале. Между пассажирами налаживались обычные отношения попутчиков.
Вошла женщина-кондуктор, пересчитала пассажиров:
— Это почему же у нас сорок один пассажир? Кто не взял билета?
— У меня нет билета, — отозвалась женщина. — Провожаю больного ребенка.
— Сходите, сейчас отправляемся.
Женщина торопливо зашептала что-то упрямо отодвигавшемуся от нее сыну, потянулась его поцеловать, но мальчик отвернулся, и поцелуй пришелся возле мочки уха.
Дверь за ней закрылась, автобус тронулся.
Больной мальчик привлек всеобщее внимание. Знаменитый санаторий находился на полпути, в красивой местности, — в сосновом бору на берегу большого озера. Там подолгу лечились дети, страдавшие костным туберкулезом.
Автобус миновал окраину города и катил по асфальтированному шоссе. Сосняк плотной стеной подступал с двух сторон к дороге. В открытые окна вливался свежий воздух, густо пахнущий смолой.
Пожилой пассажир — он был действительно учителем — сидел в проходе на пачках книг, в неудобной позе, и сочувственно поглядывал на своего юного соседа.
У мальчика были большие серые глаза, полные затаенной, недетской печали. И уж очень встревоженно вел он себя: посмотрит быстро и внимательно на пассажиров и опять потупит стриженую голову.
«Бедняга! — думал о нем учитель. — В таком возрасте лишиться детских радостей! В санатории не побежишь свободно по лесу, не прыгнешь с каменного берега в озерную воду. Возьмут твое тело в тугой корсет или твердый панцирь гипса и уложат на долгие недели в постель».
— Что же тебя мама одного отпустила? Некому проводить? — спросил учитель.
Мальчик замялся.
— Мама и папа работают…
Учитель понимающе кивнул головой.
