Роман и повести - Баруздин Сергей Алексеевич (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
«Сегодня, 13 января, — услышали мы, — в 21 час 30 минут столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 1-го Украинского фронта, прорвавшим оборону немцев, — двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий…»
Мы не слышали залпов этого салюта. Не знали мы и о том, что 14 января перешли в наступление войска 1-го и 2-го, а за ними и 3-го Белорусского фронтов.
Война оказалась совсем не такой, как мы ее представляли. Она была теперь, правда, и не такой, как прежде. Я помнил войну по нескольким часам, проведенным под Москвой в сорок первом. Я знал о ней по рассказам тех, кто начал свой путь по дорогам войны с двадцать второго июня. Я слышал о ней от Наташи, которая провела на фронте не несколько недель, как мы, а три года. Сейчас война была победной и в этом смысле радостной. Перевес в силе и технике был настолько явным, что каждый понимал: дело идет к развязке. И лозунг «Дойдем до Берлина» не воспринимался как желаемое, отвлеченное понятие. Он имел практически близкий, реальный смысл.
И все же война это война. Наши представления о ней, как о поле нескончаемого геройства и славы, казались сейчас такими же далекими, как Гороховецкие лагеря.
Мы плелись в хвосте наших войск. По дорогам с разбитой немецкой техникой на обочинах. По полям с развороченными окопами и землянками. Мимо железнодорожных станций с обугленными эшелонами. Мимо совсем свежих братских могил. Плелись — не совсем точное слово: мы совершали рывки в несколько десятков километров и вскоре были уже во взятом до нас Кракове. И все же мы плелись, ибо работы у нас не было, кроме главной задачи — не отстать от корпуса, которому мы приданы.
Краков трепетал флагами: красными — советскими, бело-красными — польскими и белыми простынями, спущенными из многих окон. Это цивильные немцы, не успевшие удрать на запад, заявляли о своей лояльности. А меня Краков встретил и еще одним приятным — на нескольких домах и перекрестках улиц я увидел указатели: «Хозяйство Семенова».
Наш дивизион остановился на окраине города.
Надолго?
Старший лейтенант Буньков пообещал:
— Подождите! Сейчас выясню.
Вскоре он вернулся:
— Разгружайтесь. Будем ночевать. Нам отведен вон тот дом.
Я с ходу попал на пост. Значит, придется ждать вечера.
Пока я дежурил, по улицам Кракова шли машины с орудиями, и самоходки, и танки, и грузовики с пехотой. Тянулись жители, возвращающиеся домой, — на лошадях и просто так, пешком, с ручными тележками, с мешками и сумками. Некоторые из них были веселы, взбудораженны, радостно приветствовали каждого нашего солдата и офицера. Другие шли угрюмые, безразличные ко всему. Тащили на себе ребят — маленьких и больных, закутанных в тряпье, иногда забинтованных. Худая, с детским лицом женщина везла на тележке детский гробик. Как раз возле меня она остановилась, судорожно приоткрыла крышку гробика, посмотрела и опять пошла дальше, будто успокоенная — с просветленным лицом. Может быть, она хотела похоронить ребенка в родных местах…
После дежурства я побежал разыскивать Наташу. На одной из площадей, возле братских могил погибших в боях за город, играли дети, и толковали о чем-то монашки в непривычных нашему глазу черно-белых одеждах, и рядом с ними седой старик без шапки бормотал слова молитвы, часто повторяя: «Матка боска».
Мне показали дом, где жили девушки из политотдела дивизии, но предупредили:
— Если она не уехала… Мы свертываемся.
Я заспешил. Дверь открыл старик лет пятидесяти и сразу пропустил в комнату, сказав на приличном русском языке:
— Здравствуйте! Да, да, они у нас были! Очень милые барышни… Иван, дай-ка стул господину красноармейцу.
Из соседней комнаты появился забитого вида парень и молча подставил мне стул.
Я переспросил:
— Давно ли уехали?
— Час, пожалуй, — сказал хозяин. — Да вы садитесь, садитесь! Может, откушаете и рюмочку хотите?
— Нет, нет. А это кто? — поинтересовался я, показав на стоявшего в ожидании парня.
— О! Это мой работник. Очень милый юноша! — воскликнул хозяин. — Что ж ты не поздоровался, Иван, с господином красноармейцем?
Иван как-то неестественно поклонился и произнес:
— Дзень добра!
Не успел я удивиться, как вбежал Володя:
— А я тебя ищу всюду! Команда «по машинам» была! Бежим!
Дорога, дорога, дорога. Отличный асфальт. Дорога бежит среди полей и парковых лесов, мимо старинных замков и современных вилл, богатых фруктовых садов и обычных деревень. Деревни, как правило, прячутся в стороне от дороги, но мы их видим. Им трудно спрятаться сейчас, когда голы ветви деревьев, когда нет зелени да и снег — разве это снег? — ничего не может сделать. Снега мало. Он дотаивает в ложбинках и канавах, он доживает свои часы и минуты в тени под мостами, прячется под стволами деревьев.
А деревни бедные, даже если смотреть на них мельком с дороги. Деревни живут. Дымят трубы. Мелькают одинокие человеческие фигурки. Изредка мычат коровы…
Все, что ближе к дороге, замерло. Замерли особняки и виллы. Замерли сады и парки. Замерли теннисные корты и волейбольные площадки. Красивые, как на картинке, они похожи на нарисованные. Даже красно-белые флаги, вывешенные для порядка, что ль, на некоторых богатых домах, не колышутся. Безветренно и туманно. Туманная дымка висит над дорогой.
Дорога пустынна. Наш дивизион катит без остановки. Впереди — «газик» Катонина, за ним — крытые машины штаба, звукачей, топографов, фотографов, грузовики хозвзвода. Побитые машины успели отремонтировать. Шуршат скаты по мокрому ровному асфальту. Тарахтят моторы. Краков позади. Уже час пути, и другой. Начался, кажется, третий.
…Наша машина шла пятой. И вдруг — резко затормозила. Заскрипели тормоза у шедших впереди машин. Непонятные крики. Разрывы. Кажется, мины.
— Занимай оборону!
Это голос комвзвода Соколова.
Мы вывалились из машины и бросились под откос возле бетонного моста.
По другую сторону от нас лесок и труба завода. Стреляли оттуда.
— Шестиствольный. И не один, — сказал Соколов. — Сейчас соображу… Три штуки.
Оборону заняли уже все наши. Лишь пустые машины стояли на открытой дороге. Им некуда скрыться. Мины разрывались рядом. Я смотрел на машины, вернее — на колеса машин. Недолет. Опять недолет. Перелет. Мина ударила в мост рядом с нами. Осколки асфальта полетели на нас.
— Что они там медлят? — возмущался Соколов. — А ну давай…
Он назвал пятерых из нас, и мы по-пластунски, скрываясь за нашей машиной, миновали дорогу.
— Гранаты! И… смотрите в оба! — шепнул лейтенант. — Только ползком!
Мы ползли уже в сторону леска, над которым виднелась заводская труба.
«Ползком!» Соколов всегда говорил «ползком», а не «по-пластунски», как все офицеры.
— А у меня ведь нет гранаты, — бормотал рядом со мной Володя. — Что делать?
— Ползи, — ответил я ему. — Ничего… Как-нибудь.
Мы огибали лесок справа. Между деревьями уже торчала заводская кирпичная стена и ворота. Они были открыты. Минометы стреляли откуда-то из-за ворот.
Соколов связал три гранаты.
— Как дойдем до стены, вы меня подсадите, — приказал он.
— Почему вас? Вы и так ранены… — недоумевал Саша. — Я… Мы тоже можем…
— Молчи! — произнес Соколов. — Я сказал… Подсадите меня.
— Наши, смотрите, наши! — закричал Володя.
— Тише ты! — цыкнул на него комвзвода. — Вижу…
С другой стороны к стене ползли наши звукачи, и почему-то рядом с ними Буньков. Они уже почти у самой стены.
— Скорей! — подгонял нас Соколов.
Минометы всё еще стреляли. Вой и свист где-то у нас над головой, а разрывы мин раздавались, кажется, далеко-далеко. Но это только казалось. Немцы обстреливали наши машины на дороге. А дорога рядом, хотя и скрыта от нас стволами деревьев.
Мы подбирались к самой стене. Подсадили сразу двоих — Соколова и Сашу. С другой стороны ворот уже забрался на стену Буньков и еще двое солдат. Полетели гранаты.
— Теперь к воротам! — закричал со стены Соколов. — Быстро!
