Отпуск по ранению.Сашка - Кондратьев Вячеслав Леонидович (прочитать книгу .TXT) 📗
– В общем, в рот пароход, якорь… – процедил Володька хмуро, без усмешки.
– Ха-ха, – грохнул инвалид. – В самую точку! Ты откуда понабрался такого, лейтенант? Не из блатных или флотских будешь?
– С Рощи я. С Марьиной…
– Тогда понятно, – досмеивался инвалид.
– Не противно базарить-то? – спросил Володька после паузы.
– Противно! Первый раз с этой водкой на рынке стоял, аж покраснел весь – и стыдно, и гадостно, и себя жалко, чуть ли не слезы на глазах. Обидно уж очень. А потом привык. Все сейчас так. Хочешь жить – умей вертеться. Угости еще папиросочкой.
– Держи. Может, в запас дать?
– Нет, спасибо. Махорочки куплю на базаре… Ты пивка небось давно не пивал?
– Давно.
– С пивом в Москве порядок, и по довоенной цене – два двадцать кружечка, почитай даром. Ну, очередя, разумеется, но нас, инвалидов, как везде, – через пять гавриков. Но все равно постоять надо. Зато дорвешься – и сиди себе, попивай всласть… Иной раз кружек десять в себя вольешь – и сыт, и пьян…
Они помолчали немного, попыхивая папиросками. Переваривал Володька услышанное. А инвалид тем временем поднялся, спеша, видно, к следующему магазину, где вдруг удастся отхватить еще пару бутылочек.
– Ну, бывай, браток. Желаю погулять как следует, пока вне строя. Второй раз можешь и не попасть в Москву, да и вообще… никуда… – Инвалид протянул левую руку, Володька правую. Пожали крепко и разошлись.
Проходя на обратном пути мимо своего дома, повстречался Володька с двумя пареньками со своего двора – Витькой Бульдогом и Шуркой Профессором. Когда уезжал в армию, были они еще совсем пацанятами, а сейчас один вымахал ростом выше Володьки, а второй стал хоть не высоким, но крепеньким, складным парнем.
– Володь… – жали они ему руку, глядя с восхищением на его медаль и на перевязанную руку.
– Ну как, мелочь пузатая, живете? – небрежно спросил он, прекрасно понимая, чтo он для них сейчас представляет.
– Призываемся мы, Володь. Вот Шурка выпускные экзамены сдаст и сразу в армию.
– Витьке бронь могут дать, но он не хочет, – сказал Шурка.
– Какую бронь? Ты работаешь? – удивился Володька.
– Конечно. Разряд у меня… Ну ее, эту бронь… Про Любу-то знаешь?
– Знаю, – кивнул Володька.
– Мы зимой ее последний раз видели. Приходила во двор. В полушубке белом, а сама такая веселая. Она с Зоей Космодемьянской вроде пошла. – Витька Бульдог шмыгнул носом и потер глаза.
И Володька понял: влюблен, видать, был Витька в Любу первой мальчишеской любовью, какая тут может быть бронь…
– И Абрама убило, Петьку Егорова тоже… А Вовка Кукарача Героя получил, – выпалил Шурка. – Он трех фрицев из разведки приволок. Один. Понимаешь?
Володька кивнул головой, задумался…
– Да, ребятки, не очень веселое вы рассказали.
Вытащил папиросы, угостил ребят, а сам подумал, что разметала война весь их двор и никогда, никогда не увидит он тех ребят, с которыми толкался в подворотне, играл в "казаки-разбойники", перекидывался мячом на волейбольной площадке… Да, никогда! И ткнуло тупой болью в сердце.
Восемнадцатый, девятнадцатый, двадцатый… вот и двадцать четвертый год уходит – и сразу на войну… Володька смотрел на ребят – мальчишки же совсем, но уже знают, что можно и не вернуться, так как война прошлась по их дому, смела старших товарищей; но по мальчишеству, конечно, всерьез не могут вникнуть, а потому и сверкают в их глазах огоньки восхищения от блеска Володькиной медали…
– Куда собрались такие приодетые? – спросил он.
– В "Эрмитаж".
– В "Эрмитаж"? – удивился Володька. – Неужели он открыт?
– Открыт… Пойдем с нами, Володь, погуляем…
– Нет, ребятки. Встреча у меня. Идите, гуляйте…
– Последние денечки… – сказал Витька, вздохнув.
Встреча с Сергеем была назначена в центре, на Кузнецком мосту, и Володька пришел точно к двум. Сергей уже ждал его. Он был одет в полувоенное, на груди «Звездочка». Они молча потискали друг друга в объятиях, долго хлопали друг друга по спинам, но не поцеловались – нежности у них были не приняты.
– Ну, пойдем, – сказал Сергей. – Спрашивать я тебя пока ни о чем не буду, придем в одно местечко – посидим, выпьем, поговорим.
– Неужели есть в Москве такие местечки?
– Только одно – "коктейль-холл". Он открылся уже после твоего отъезда в армию.
– Может, там и пожрать можно? – заинтересовался Володька.
– Увы. Ты голоден?
– Пожрал бы…
Сергей взглянул на Володьку и покачал головой.
– Вижу по твоей физике – досталось. Да?
– Досталось, – безразлично ответил Володька.
Дальше они шли молча, и Володька с интересом поглядывал по сторонам, ища изменения в знакомой улице, но их не было. Кузнецкий мост, Петровка выглядели как и раньше, до войны, только народу поменьше, но все равно по сравнению с обезлюденной передовой много, очень много. Так вышли они к улице Горького.
– Нам сюда, – сказал Сергей, показав на вывеску – "Коктейль-холл" и на дверь, около которой стояла очередь.
Сергей, бесцеремонно отодвигая стоящих в очереди, пробился к двери и постучал. Дверь приоткрылась, и бородатый швейцар заулыбался.
– Милости просим, Сергей Иванович. Здравствуйте. Проходите.
– Этот товарищ со мной, – сказал Сергей и взял Володькину руку в свою.
– Извините, Сергей Иванович… Разве вы забыли… В военной форме не положено. Не могу-с, – сладким голосом заизвинялся швейцар.
– Ах ты, черт! Совсем забыл. Придется тебе, Володька, съездить переодеться…
У Володьки задрожали губы, сузились глаза.
– А в какой положено, борода? – процедил он, наступая на швейцара.
– Ну-с, в обычной гражданской одежде, – все еще улыбался тот.
Но на Володьку уже накатило – такой обиды он не ожидал, и глаза начали наливаться кровью.
– Это моя Москва, борода! Я ее защищал! Понял? И в сторону! – Володька оттолкнул плечом швейцара, и тот уже не улыбался, а начал бормотать:
– Уж так и быть… Как исключение… Я бы сам с радостью. Приказ такой…
Но Володька уже прошел…
Сергей с любопытством глядел на эту сцену, а когда они вошли в зал, сказал:
– Пойдем наверх, там уютней.
Но Володька остановился посреди зала и оглядывал ресторанное великолепие этого "коктейль-холла", которого еще не было в Москве, когда он уезжал в армию.
Да, это был не обыкновенный ресторанный зал какого-нибудь "Иртыша" или самотечной "Нарвы", где когда-то бывал Володька, – это для него было дворцом… Наверх шла широкая лестница, устланная темно-вишневым ковром, справа – полукруглая стойка с высокими стульями, за которыми сидели мужчины в гражданском и тянули что-то из соломинок. За стойкой стояла хорошенькая девушка.
Несовместимость этого с тем, что все еще стояло перед его внутренним взором – изрытого воронками поля, шатающихся от усталости и голода бойцов в грязных шинелях, бродящих от шалаша к шалашу в поисках щепотки махры, вони от тухлой конины, незахороненных трупов, – была так разительна, так неправдоподобна, так чудовищна, что у Володьки рука невольно полезла в задний карман бриджей – ему захотелось вытащить "вальтер" и начать палить по всему этому великолепию – по люстрам, по стеклам, по этому вишневому ковру, чтоб продырявить его пулями, услышать звон битого стекла… Только это, наверное, смогло бы успокоить его сейчас, но Сергей, внимательно наблюдавший за ним, взял его под руку:
– Пойдем… Сейчас выпьешь, и все пройдет…
Они поднялись наверх, заняли столик, к которому моментально подошла черненькая официантка и, ослепительно улыбнувшись, сказала:
– Добрый день, Сергей Иванович. Вам, как всегда, бренди? Или мартини?
– Познакомься, Риммочка. Это мой друг… Только вчера с фронта, так что, сама понимаешь, обслужи нас – шик модерн.
– Разумеется, Сергей Иванович, – ответила она, протянув Володьке руку, и как-то многозначительно пожала Володькину своими теплыми мясистыми пальцами.
