Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия - Аврутин Евгений Александрович (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗

Сэнди рассказал, что сначала пытался устроиться на один из кораблей русского Балтийского флота – его друг-ровесник, из соседнего поместья, учится в Санкт-Петербурге в Морском корпусе, являясь гардемарином, то есть морским кадетом. Однако на борт попасть он не смог и, опасаясь поимки, решил отправиться в Финляндию – друг сказал, что именно там, скорее всего, произойдёт высадка нашего десанта. Не дождавшись высадки, он нанял финскую шхуну и отплыл в направлении островного форта.

На полпути к крепости шхуну встретил другой финн и рассказал, что корабли союзников захватывают все суда, встреченные в море. Владелец шхуны, на которой плыл Сэнди, долго уговаривал его вернуться, не желая нарушить обещание, а когда не смог, то продал ему маленькую лодку за небольшие деньги, дал сосуд с пресной водой и показал, в какую сторону плыть.

Когда я спросила Сэнди, не было ли ему страшно в открытом море, он смутился и честно сказал, что через два дня ему стало немного тревожно и он даже начал опасаться, что скоро обрадуется встрече с любым кораблём, даже вражеским. Однако увидев британский флаг на мачте, он решил попытаться уйти от погони, так как «Белецкие никогда не попадали в плен, не сделав ни одного выстрела».

Я напомнила, что один выстрел он все же сделал. Сэнди опять смутился.

Вообще, Сэнди смущается часто, причём чаще всего тогда, когда от него требуется ясный ответ. Когда я завела разговор о средствах, необходимых для путешествия, он неуверенно ответил, что сейчас деньги у него есть. Я заявила, что мы являемся компаньонами, поэтому должны разделить расходы (если, конечно, он сможет поменять в дороге фунты на русские рубли, не вызвав подозрений), от чего Сэнди смутился ещё больше.

Такая щепетильность создаст немало проблем в нашем путешествии, но она скорее радует меня, чем тревожит. Ведь свою часть нашего договора я выполнила на борту «Саут Пасифика» за два часа. Сколько недель или даже месяцев уйдёт на то, чтобы Сэнди исполнил своё обещание, я даже не могу представить. Меня радует, что он стремится в Крым не меньше, чем я, но следует понимать: в этом путешествии я являюсь для него скорее обузой, чем помощником.

Ещё о деньгах. Сэнди спросил, зачем мне понадобилась русская купюра. Я честно ответила: подбросить в каюту «мистеру Вандерби», чтобы добавить подозрений к записке, которой русский якобы благодарил его за помощь в побеге и предлагал предъявить, оказавшись в расположении русской армии, как рекомендательное письмо. Заодно я успокоила его: при таком использовании купюра никак не стала инструментом для побега.

Сэнди слегка огорчился. Я напрямую спросила его: имела бы смысл наша поездка, если бы наёмный убийца (я смогла объяснить Сэнди, что Счастливчик Джон именно такая персона) сошёл на берег в Копенгагене и появился в Крыму через три недели? Сэнди не возразил.

Кстати, нам для этого путешествия понадобится вдвое, если не втрое больший срок. Мои сведения о железных дорогах России оказались верны. К сожалению, за последние годы новая дорога, от Москвы в сторону Крыма, так и не появилась. Поэтому большую часть пути нам придётся проделать, используя troika или какой-нибудь иной, но тоже конный экипаж. Вполне возможно, за это время наши вместе с французами займут и Севастополь, и Одессу, и Херсон, и все остальные русские города на Чёрном море. После этого папу пошлют на какой-нибудь другой театр войны, потому что если все приморские города захвачены, то морская пехота не нужна. Я этого не сказала, чтобы не обидеть Сэнди».

Из дневника Джейн

«Сентябрь 1854 года. Ботнический залив

Опять идёт дождь. Наверное, Господь послал с небес пресную воду экипажу какого-нибудь судна, потерпевшего кораблекрушение, но нам эта вода ни к чему.

К сожалению, дождь не может смыть мерзкий запах рыбы, пропитавший весь корабль. Я сижу в кубрике, в котором тоже пахнет рыбой, а вдобавок есть ещё какой-то дополнительный въевшийся запах. Польза от него только одна: он помогает забыть, что я ничего не ела с утра, кроме чёрного хлеба, похожего на комья выкопанной земли. На вкус он лучше, чем на вид. Ещё раз пожалела, что ничего не захватила с камбуза.

Экипаж корабля – отец и оба его сына, – глядя на нас, иногда улыбаются. Я заметила, что это особенно часто происходит, когда мы в их присутствии говорим по-английски. Я высказала Сэнди опасение, что по их инициативе наше путешествие закончится в портовом полицейском участке. Сэнди ответил, что, во-первых, «чухонцы – честная нация» и выполнят его просьбу высадить нас незаметно, а во-вторых, не любят русских жандармов. Быть может, именно эти финны окажутся нечестными верноподданными, но сделать ничего нельзя, а значит, не нужно и думать.

Пока же я отгоняю различные опасения и готовлюсь к сухопутному путешествию. Сэнди пришлось выполнить роль Лайонела и сочинить для меня подходящую историю. Поначалу это занятие нравилось ему не больше, чем мне – ощипывание зарезанной курицы на камбузе, но скоро он увлёкся и сказал, что это интересно, как писать новеллу.

Итак, теперь я стала юным немецким бароном, по имени Ханс, из провинции Эстляндия, а именно с острова Эзель [38]. Моя новая роль весьма отличается от прежней: два дня назад я считалась школьником, сбежавшим на корабельный камбуз, а теперь я наследник имения, в котором пятьсот dush, то есть рабов. Сэнди объяснил что-то про то, что на бумаге в Эстляндии уже лет тридцать как нет рабов, но тамошние крестьяне этого пока не почувствовали.

Кстати, я спросила Сэнди, сколько dush у его дяди. Спрашивать о таком по-английски было как-то неловко – как будто человек может и правда владеть чьей-то душой, кроме собственной, – и я постаралась выговорить слово «душ» по-русски, но так как не знала, правильно ли произнесла даже такое простое слово, то уточнила: сколько у него рабов. Сэнди покраснел и долго уверял меня, что русские крестьяне не являются рабами, приводя разные убедительные, но не очень понятные доводы. Он был настолько красноречив, что, похоже, пытался убедить сам себя.

Dush у его дяди (я все же запомнила это слово) две тысячи.

Я объяснила Сэнди одно из правил вранья: врать надо так, чтобы ложь была как можно больше похожа на правду. Мы решили, что мой отец отправился под Севастополь и я еду к нему. Я попросила Сашу научить меня немецкому языку, но он ответил, что в России немецкие дворяне говорят по-французски, как и все высшее общество. Поэтому мне надо постоянно говорить на этом языке и лишь иногда вставлять в речь слова «майн Готт!» и «Тойфель!», чтобы напоминать о своём немецком происхождении.

Я усомнилась, что в дни войны России с Францией говорить по-французски – умная идея, и предложила считать меня глухонемой. Сэнди возразил, что по-французски говорят в России даже во время войны. Главное же, во время путешествия беглый разговор на французском языке явится лучшим доказательством нашей принадлежности к высшему обществу, а это исключит дополнительное внимание со стороны полиции. Человек, говорящий по-французски, не может быть beglym. Когда Сэнди перевёл мне это слово, я поняла, что это русское определение к деликатно не упоминаемому существительному. Существительное, скорее всего, «раб». Но даже в случае ареста французский язык гарантирует нам деликатное обращение со стороны полиции.

Сэнди успокоил меня тем, что жандармов в России не так и много и мы скорее встретим в дороге волка, чем жандарма. Мысленно я ещё раз пожалела его: если я боюсь встречи с британскими кораблями два дня, то ему придётся бояться встречи с полицией собственной страны два месяца. Впрочем, как я уже поняла, русские не так любят свою полицию, как мы свой флот.

Продолжаю находить разницу между двумя кораблями: на «Саут Пасифике» мне постоянно хотелось спать, но не удавалось, а на борту «Сампо» (оказывается, так зовут финский корабль) времени для сна в избытке, но спать очень трудно. На палубе холодно и мокро, а в кубрике лишь чуть теплее, зато душно и сыро. Все равно этим вечером я попытаюсь выспаться. Сэнди узнал от капитана, что мы причалим глубокой ночью. Не знаю, что ждёт нас на берегу, но что бы это ни было, лучше всего не клевать там носом».