И настанет весёлое утро (сборник) - Токмакова Ирина Петровна (читать полную версию книги TXT) 📗
А Луша вспомнила своё уютное стойло на дворе, и как Иван Филиппович, бывало, чистил её щеткой, и было приятно и щекотно, казалось, что хозяин её любит и что хорошей и доброй жизни не будет конца.
– Ивушкин, – сказала Луша печальным голосом, – ты послушай меня. Ты только духом не падай.
– За каким лешим ты мне всё это говоришь?! – завопил Ивушкин в полном отчаянии.
И вдруг рядом трава зашелестела, из неё со вздохом послышались слова:
– Ох, нет, нет, не надо браниться, пожалуйста!
И из травы показалась мордочка. Чья бы, вы думали? Мордочка старого доброго енота.
– Как ты тут оказался, Нотя?! – воскликнул Ивушкин.
– Дружеские чувства, что поделаешь… – вздохнул енот. – Мне здесь не приходилось бывать. Я с большим трудом вас отыскал. Никто не мог мне толком сказать, куда вы пошли. Я бы и не нашёл, если бы не Вихроний. Он мне всё рассказал. Вы хорошие ребята, – добавил он, помолчав. – Светлина так счастлива!
– Недотёпы мы, вот кто, – сказала Луша. – Воду-то нам зачерпнуть нечем. Взять нам её не во что.
– Я за этим сюда и пришёл, – заметил енот и протянул им маленькое, весело расписанное ведёрочко на шёлковом шнурке. – Подарок от Ноти, – сказал он скромно. – С ним я к вам и спешил.
– Ну и молодец же ты, Нотя! – обрадовался Ивушкин.
Но енот, которому надо было неотлучно быть при своей стирке, не дожидаясь их благодарности, вдруг так же неожиданно исчез, как и появился.
Черёмуха пахла, вода в колодце весело булькала, и было уже не страшно ни Ивушкину, ни Луше.
– Хватит верёвочки, как ты думаешь, Ивушкин? – спросила Луша озабоченно.
– А сейчас попробуем.
Ивушкин залез на сруб и опустил туда ведро на шнурке. Ведро воду не задело.
– Луш, не хватает!
– А ты не спеши, – сказала Луша. – Спешить – это неправильно. Надо придумать. Надо исхитриться.
Ивушкин улёгся животом на край колодца. Перегнулся туда весь. Луша головой прижала его метнувшиеся в воздух ноги. Если бы не она, мог бы Ивушкин рухнуть в колодец! Теперь ведёрко коснулось поверхности воды, легло набок, пустило по воде круги и стало погружаться в студёную весёлую прохладу. Ивушкин потянул шнурок кверху. Сначала ведёрко пошло легко, потом он ощутил его тяжесть, ухватился ещё и второй рукой, потом сполз на землю и поставил ведро.
Вода в ведре поплескалась, потом успокоилась. И тут настала для Ивушкина и Луши настоящая радость. Потому что дальше было так.
С поверхности гладкого водяного зеркала глянуло на них молодое весёлое девичье лицо. Оно всё светилось доброй, ласковой улыбкой. Не было сомнений, что улыбка эта предназначалась именно им.
– Кто это? – спросила Луша оторопело. Но Ивушкин даже никакой догадки не успел высказать, потому что девушка, а вернее, её отражение в воде обратилось к ним:
– Я рада, что вы не упали духом и сумели меня найти! Я – сестра Летница.
– Но где же ты? – спросила Луша. – Ведь не можешь же ты быть в ведре с водой?
Сестра Летница улыбнулась ещё ласковее.
– Нет, конечно. Я не могу сказать вам, где я. Я буду ждать вас в своём доме, а приведёт вас ко мне весёлый мак.
– Мак?! – изумился Ивушкин.
– Мак, – подтвердила она.
– Как же это может быть? – не поверила Луша.
– У вас есть головка весёлого мака?
– Есть.
– Вот и возьмите её и бросайте маковые зёрнышки на землю. А как зёрнышко покатится, бросайте второе. А потом – третье. И идите, глядите только на него.
– А с водой что делать?
– Ничего. Выплесните её назад в колодец.
– И мы… и ты… – заговорил Ивушкин, сбиваясь. – Ты не поможешь нам?
– Помогу, конечно, – сказала сестра Летница. И она опять ласково улыбнулась.
После этих слов поверхность воды в ведёрке погасла, как экран телевизора, когда кончились передачи.
В душе у Ивушкина и у Луши, как рыбка в пруду, плескалась весёлая надежда.
Ивушкин разломал маковую головку, вынул зёрнышко и бросил его на землю, пристально на него глядя, боясь потерять из виду. Зёрнышко покатилось. Они двинулись вслед за ним. Зёрнышко весело бежало по земле, потом останавливалось. Тогда Ивушкин кидал следующее. И оно вновь катилось.
Куда они шли, трудно было себе представить, потому что зёрнышки были маленькие, глядеть на них надо было сосредоточенно.
И вот уже побежало-покатилось последнее зёрнышко. И остановилось. Ивушкин остановился. Луша остановилась. Оба подняли головы и оглянулись.
Цвели яблони. Белые доверчивые цветы покачивались на распахнутых ветвях и тихо напевали – едва слышно, едва различимо, выводили какую-то ласковую мелодию. За яблоневым садом стоял маленький белый домик с зелёным крылечком и зелёными ставенками. С крылечка по зелёным ступенькам спускалась им навстречу сестра Летница. Платье на ней было белое, широкое, длинное.
И лицо у неё было белое, только на щеках румянец, и то неяркий, она улыбалась ласково и приветливо, и было в ней что-то такое, что сразу вызывало воспоминание о летнем деревенском утре, когда лёгкий туман плывёт над озером, травы стоят в росе неподвижно, а на опушке леса проснулась лазоревка и звонкими капельками роняет свою песенку в траву. И светает, светает, и встаёт из-за леса ясное, нежаркое, хорошо выспавшееся солнышко.
«Кто же она? – подумал Ивушкин. – Может, это и есть сама летняя заря?»
– Заходите, заходите, дорогие гости! – поздоровалась она с ними.
– И мне заходить? – спросила Луша.
– Ну непременно, – сказала сестра Летница. – Входи, Луша, и ты, Ивушкин!
– Разве ты знаешь, как нас зовут? – спросил Ивушкин.
– А как же! – удивилась сестра Летница. – Всегда надо знать, как зовут того, с кем разговариваешь.
В саду у сестры Летницы под яблонями стоял стол, а вокруг него – четыре лавочки. Ивушкин и сестра Летница сели друг против друга. Луша встала рядом с Ивушкиным.
– А теперь рассказывайте, а я подумаю, как и чем вам помочь. На ваших лицах написана какая-то печаль. А печали быть не должно. Потому что вы оба – добрые, хорошие и преданные друзья.
Ивушкин и Луша стали рассказывать сестре Летнице про свою беду, а она внимательно слушала и не перебивала, а только кивала и иногда улыбалась доброй, ободряющей улыбкой.
– Почему они меня не спросили? – говорил Ивушкин. – Я не хочу – один без Луши. Они не понимают, что Луша – мой друг. Своих не бросают.
– Я-то думаю, что здесь что-то не так, – говорила Луша. – Но выходит, что так. И я не могу разобраться. Хоть всё это неправильно. И не должно быть. Но Ивушкин сам слышал. Хозяин сказал – «списанная». А это значит не просто ничья, а еще и ненужная.
– Три комнаты! – продолжал возмущаться Ивушкин. – Очень даже просто – мамина, папина, моя. А Лушина – где? Хотел бы я знать: где Лушина? Им там в городе лошади не нужны. Как это – не нужны? Лошади везде нужны! И вот что теперь делать?
Что делать? Ты можешь нам как-нибудь помочь?
Сестра Летница опять улыбнулась своей доброй улыбкой.
– Видите ли что, – сказала она, – ведь беды-то на самом деле у вас нет!
Луша и Ивушкин посмотрели на неё с удивлением.
– Да, да, – сказала сестра Летница. – Вы вернётесь домой, туда, где тикают ваши часы, и тогда узнаете, что беды никакой нет.
– А как же город? И я? И Луша? – сбиваясь и волнуясь, спросил Ивушкин.
– Увидишь, – сказала сестра Летница. – Всё будет хорошо. Правда, маленькая беда с вами всё-таки произошла…
– Какая? – спросили Ивушкин и Луша в один голос.
– А такая, что вы не знали или забыли, что в каждом человеке и звере, в каждой птице живёт маленький тёплый солнечный зайчик. И если ко всякому-всякому живому существу отнестись с добром (только не притворяться, только по-настоящему!), то в нём этот солнечный зайчик проснётся, и всякий ответит вам тоже добром, потому что почувствует в себе солнышко и жизнь. И если тебе вдруг покажется, что человек – злой или делает плохо, ты сразу же не сердись на него, не обвиняй его. Это значит просто, что солнечный зайчик уж очень крепко заснул. Ты постарайся разбудить его и увидишь, как всё будет хорошо!
