Секретная просьба (Повести и рассказы) - Алексеев Сергей Петрович (книги бесплатно без .TXT) 📗

Подумал Григорий, что и книжечки отца Макария могут послужить на пользу. Поговорил с Никишкой. Дал ему пачку листовок. Тот их в книжечки и вклеил. Ну, а кто на мальца подумает?

И потратил-то Никишка двадцать минут, а вон какая из этого история получилась!

ПЛАВНИ

Широки кубанские плавни. Островки. Протоки. Осока. Стеною стоит камыш. Раздолье здесь и для крякв, и для нырков, и для лысух.

В кубанских плавнях на островах екатеринодарские [10] рабочие проводили маёвки. Приплывали на лодках в темноте с ночи, для безопасности выставляли дозорных.

Сидел в дозоре старик Макар Макарыч Картечин. Забился на своей плоскодонке в камыш. Поглядывает на протоку. Для виду забросил удочку. Тихо кругом. Лишь нет-нет да пробежит в камышах болотная курочка.

Прошло часа полтора. И вдруг возле острова появился на лодке шпик Терентий Лизунов. Поручили ему жандармы следить за плавнями. Чуть что сразу в участок.

Пробирается Лизунов, осторожно, крадучись раздвигает потихоньку камыши и вдруг слышит:

Сообразил Лизунов, в чём дело, заторопился в город. Рад Лизунов знает, что будет ему награда. Была бы ему награда, да только попал Лизунов на протоку, возле которой сидел в дозоре старик Картечин.

«Шпик», — понял Картечин.

Закрякал он по-утиному, дал сигнал для других дозорных.

Выплыли на протоку слесарь Фёдор Горшков и токарь Иван Васильев.

— Эй, мил человек! — закричали они Лизунову.

Метнулся от них Лизунов. Подналёг на вёсла. Раз — взмах, два — взмах, всё ближе и ближе к старику Макару Макарычу.

Выждал старик минутку — и наперерез Лизунову. Ударилась лодка о лодку — бух!

— А-а-ай! — закричал Лизунов.

Подплыли Горшков и Васильев. Помогли они деду. Связали Лизунова, заткнули рот кляпом, бросили на дно лодки Картечина. Вернулись Горшков и Васильев на свои дозоры. Забился снова в камыш и старик Картечин. Снова закинул удочку.

Вскоре маёвка окончилась. Подплыли рабочие к старику:

— Ну, как улов?

— Есть улов, — отвечает Картечин.

Глянули рабочие в плоскодонку — Лизунов с кляпом.

Рассмеялись рабочие:

— Вот так рыба!

— Ай да карась!

— Глянь-ка: окунь в щиблетах!

Стали решать: как же им быть с Лизуновым?

— В воду его! Камень на шею!

— Ракам в клешню!

— Бычкам на съедение!

Поступили так: оставили Лизунова на острове, а лодку пустили вниз по течению.

— Если предашь — утопим, — пригрозили рабочие шпику.

Долго вспоминали екатеринодарские рабочие про «улов» старика Картечина.

— Какой там улов, — усмехнулся старик. — Ершишка паршивый!

ДУРНАЯ ТРАВА

Рабочие фабрики Абрикосова потребовали объявить Первое мая нерабочим днём.

Фабрикант отказался.

Стали рабочие советоваться, что делать, как им быть.

— Не работать, — заявляют одни.

— Как можно! — возражают другие. — Хозяин уволит.

— Всех не уволишь!

После долгих споров решили на фабрику явиться, однако работу не начинать.

Наступило Первое мая. Разошлись по цехам рабочие. Стоят, не включают станки.

Бегает мастер, кричит. Подлетел к Спиридону Нечаеву:

— Чего стоишь? Почему станок не пускаешь?

— Да тут что-то заело, — отвечает Нечаев и показывает на ремённую передачу.

— Чего заело?

— Да кто его знает. Видать, ремень в неисправности.

Подбежал мастер к Никите Хохлову:

— Почему не работаешь?

— Да резец затупился, — медленно отвечает Хохлов. — Резцы нынче пошли никудышные.

Подскочил к Андрею Извекову:

— Почему не работаешь?

— У меня глаз засорился, — говорит Извеков и трёт ладонью веко.

Понял мастер, в чём дело.

— Бунтовать?! — закричал.

Молчат, не отвечают рабочие.

Прибыл на завод фабрикант Абрикосов. Ругаться не стал, но пригрозил:

— Каждого, кто через десять минут не приступит к работе, уволю.

Не испугались рабочие. Не приступили к работе. Один Прохор Колышкин опустил голову и молча включил станок.

— Ты что же? — набросились на него товарищи. — Для тебя, что же, общий уговор не закон?!

— Вы как хотите, — огрызнулся Колышкин. — А для меня работа дороже. Я сам за себя в ответе.

Не поддержал Прохор товарищей, не захотел быть со всеми.

Прошёл час. Видит Абрикосов, угроза не действует. Решил обратиться в уезд, к жандармскому начальнику. «Покорнейше прошу прислать казаков, писал. — На фабрике беспорядки».

Казаки прибыли. Вошли в цех.

— Приступай к работе! — закричал сотник.

Стоят рабочие, молчат.

— Приступай!

Никакого ответа.

Подал сотник команду, стали выгонять рабочих во двор.

Подошёл здоровенный казак к Колышкину:

— Ну, а ты чего?

— Я же работаю.

— Работаешь, — усмехнулся казак. — Знаем мы вас. Ступай, не прикидывайся.

— Так я же работаю, — упирается Колышкин. — Я сам по себе.

— Но-но, — прикрикнул казак, — ступай! — и вытолкнул Прохора в шею.

Стали искать зачинщиков.

— Кто научил? Кто главный?! — кричит сотник.

Молчат рабочие. Нет главного. Все в главных.

— Пересажаю! Сгною! — не унимается сотник. Поглядывает на рабочих, прикидывает, кого бы арестовать.

— Ваше благородие, — обратился к сотнику здоровенный казак, — вот тот упирался, сопротивление оказал, — и закосил глазами в сторону Колышкина.

— Взять! — приказал офицер.

Схватили казаки Колышкина, скрутили руки.

— Я же не виноват! — закричал Колышкин. — Братцы! — обратился он к рабочим. — Заступитесь, братцы!

Однако никто ему не ответил.

Двинули казаки крикуну по шее, потащили к арестантской повозке.

— Поделом, — бросил вдогон Спиридон Нечаев.

— Шкура, — заявил Никита Хохлов.

— Дурная трава, — произнёс Извеков.

РЯЗАНСКИЕ МУЖИКИ

На шахте «Святая Мария» готовились к встрече Первого мая. Договорились шахтёры провести митинг. Решили пригласить и новичков. Было их человек десять. Все из крестьян, из Рязанской губернии, приехали полгода назад. Жили мужики отдельной артелью. Вспоминали деревню свою Голодайку. Бывалых шахтёров сторонились.

«Хватит им, как бобылям, на отшибе, — решили на шахте. — Пусть приобщаются к общему делу».

Послали к крестьянам молодого забойщика Лёшу Заборова. Пришёл Заборов, заговорил о жизни, о том о сём, а кончил рассказом про Первое мая.

Слушают мужики, посматривают на пришельца искоса.

— Нам, товарищи, — объясняет Лёша, — нужно всем вместе. Сила от этого прибавится. Смерть рабочему люду — жить в стороне друг от друга. Задавят в одиночку нас богатеи.

— Так-то оно так, — соглашаются мужики. — Только ты нас не трогай. Люди мы новые. Как бы чего не вышло.

— Уходи, не смущай, — говорит рязанский мужик Кирилл Пустобрюхов.

Ни с чем ушёл Лёша. Плохо кончился этот разговор для Заборова. Кто-то из мужиков донёс о молодом забойщике мастеру, мастер — начальству, начальство — в полицию. Арестовали Заборова. Отправили Лёшу в тюрьму, а жизнь на шахте шла своим чередом.

Трудна жизнь рабочих. Особенно трудно шахтёрам. То в шахте обвал, то увольнения, то понижение ставок. Так и тут, на «Святой Марии». Обрушился угольный пласт. Погибло шесть человек. Среди них и рязанский мужик Кирилл Пустобрюхов.

Вскоре начались увольнения. Сразу трое рязанцев лишились места. Затем — понижение ставок. И снова больше других пострадали рязанские мужики, как в делах шахтёрских менее опытные. Призадумались мужики. Стали они всё чаще прислушиваться к словам бывалых шахтёров. Вспомнили и Лёшу Заборова: «Зазря мы тогда, выходит, по глупости…»