Санькино лето - Бородкин Юрий Серафимович (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
— Эй, конопатый, пошли за грибами!
Выскочить бы да надавать Борьке. Только не до него сейчас, нужно бежать на Потушиху: сегодня последний день каникул…
Под досками у крыльца накопал Ленька червей и заприскакивал с ноги на ногу через гумно в овсяное поле. Лес надвигается на деревню со всех сторон несметным войском. Островерхие ели похожи на исполинов, закованных в игольчатые доспехи. Плотно ухоженная тропинка ведет навстречу нестрашной рати. Весело бежать по тропинке, звонко шлепая босыми ногами. Местами земля гулкая, как будто полая. Ветер гонит по полю широкую волну, если остановиться, то звон в ушах пропадает и слышно, как шушукаются метелки овса.
До реки километра два, а там берегом с километр, потому что бежит Ленька на Потушихин омут к сплавщикам. Мать знает, что Ленька встречается с отцом…
Все началось с того дня, когда отец ушел из колхоза на лесопункт. Зимой работал в лесу, а с весны перешел на сплав. Зарабатывал хорошо, приносил из орсовского магазина разные покупки. Он приходил домой каждую субботу, и мать, и Ленька ждали этого дня, как праздника. Потом стал бывать реже, без подарков, неразговорчивый и часто хмельной. Когда отец не приходил, мать говорила, что у него, видимо, срочная работа. Но по той тревожной грусти, с которой теперь она ждала субботу, Ленька догадывался, что мать от него что-то скрывает.
А однажды, сильно пьяный, засыпая, отец назвал мать чужим именем. И тогда, не стесняясь Леньки, она плакала навзрыд. Плакала и снимала с отца сапоги. Она добрая.
С тех пор как отец приходил последний раз, прошло около месяца, но Ленька иногда видится с ним на реке. Ниже Потушихи, где самый опасный перекат, у сплавщиков шалаш. Их трое: отец, Матвей Никанорыч и Валя. Матвей Никанорыч иногда ночует в шалаше, уступая место на отцовском мотоцикле Вале. Тот молодой, и как вечер, так торопится в кино или на танцы. Новому «ИЖу» Валя рад больше самого отца. И Ленька был бы рад, если бы отец ездил домой, а не в поселок лесопункта. Мать говорит, что его не отпускает начальство, а было бы здорово — ворваться в деревню на мотоцикле! Небось Борька Гирин сразу бы прикусил язык. А то чуть что, так: «Ленька рыжий конопатый лазал в печку за лопатой!»
Рассуждая таким образом, Ленька миновал сухой соснячок, обгоревший в прошлое лето от грозы, свернул по берегу Вохтомы. Теперь тропа кидалась из стороны в сторону, ныряла в прохладные заросли смородины и крапивы. Ленька смело продирался сквозь них, выставив вперед локти. Солнечная на быстринах, затаенная в заводях, бежала наперегонки с Ленькой река. Добежали до Потушихина омута: река пенисто покружила в нем, как в громадном кипящем котле, вырвалась и — дальше, а Ленька остановился. Запесок, с которого ловит он пескарей, превратился в островок. Выше стоит плотина — бывшая колхозная электростанция. Теперь используют ее для сплава леса: накопят перед плотиной воду и пускают по реке вал.
Сплавщики докуривали, когда Ленька, раздвинув кусты, высунул свою огненную голову.
— А, Ленька! — обрадованно и вместе с тем как-то неловко улыбнулся отец.
Матвей Никанорыч крякнул, заскорузлым пожелтевшим пальцем прижал окурок к шесту багра.
— Нарвешься ты, Ленька, на змею, будешь знать, как скакать по кустам босиком.
— Я не боюсь их. Один раз даже держал за хвост убитую, — похвастал Ленька.
— То-то и есть, что убитую.
Валя потрепал Ленькины вихры:
— Не волосы, а медная проволока.
Он всегда подтрунивает, но ему — не Борьке Гирину — на кулаках не докажешь.
— Ты займись пока чем-нибудь. У нас видишь тут какой аврал. — Отец показал на сплошь забитую лесом реку. Ловко отдергивая ноги от погружающихся следом за ним бревен, он быстро перебежал на тот берег.
Сплавщики на первый взгляд неторопливо, по бревну начинают разбирать путаницу затора.
Слышны глухие удары багров да покряхтывание Матвея Никанорыча. Ленька решается сигануть через реку, кричит:
— Смотри, пап! — и бежит, едва касаясь бревен.
Никто не остановил его, потому что на воде опасна малейшая заминка. Только успел перебежать, как бревна на середине реки ожили, лениво зашевелились и большим косяком оторвались от затора.
— Ты что? Без головы захотел остаться? — закричал отец, пригрозив кулаком.
— Я попробовать.
— Героя нашелся!
Ленька не обижается. Он рыж в отца и незлобив в мать — всегда улыбается.
На плотике, который сплавщики называют «кобылкой», Ленька пересек омут и приступил к своему любимому занятию — чистке мотоцикла. Он так занялся, что не заметил, как подошли отец с Валей.
— Ленька, прикрыл бы голову, а то подпалишь бересту на шалаше. — Это опять Валя.
— Добро! — оценил Ленькину работу отец и тут же завел мотоцикл.
Валя с двумя баграми пристроился сзади. Они спешат на Осыпи, там тоже часто бывают заторы, а вода вот-вот пойдет на убыль. Ленька стоит, слушает, покуда треск мотоцикла не растворяется в лесу, затем берет удочки и спускается к реке.
Матвей Никанорыч остался дежурить. Он сидит на бревне у самой воды и дымит самокруткой. У него шадровитое лицо, губы наискось перечеркнуты шрамом. Пятнадцать лет он гоняет сплав, все знает и любит поучать Леньку.
— Впредь по бревнам не бегай без надобности. Лес на воде чуткий, бывает, едва тронешь — и пошел. А коли двинулся он скопом, далеко не уйдет.
Изредка, шурша по песку, на берег наползет бревно. Матвей Никанорыч отпихивает его и продолжает:
— Рыбу ловить обожди, пока не сошла вода, ничего не изловишь. Сейчас самый щучий жор, беда только — рыбы совсем не стало: сплав все лето идет. А бывало…
Тут Ленька выслушивает рассказ о том, как Матвей Никанорыч поймал щуку на тридцать фунтов. А уж окуней, этих, по словам его, можно было натаскать за два часа целое ведерко…
Под вечер вернулись с Осыпей отец и Валя. Мотоцикл взревел, словно поперхнувшись, зачихал и смолк.
— Есть предложение заночевать всем, — сказал Валя и вытряхнул из рюкзака с полведра картошки.
— Лёнь, иди лови пескарей.
Поймать несколько пескарей — минутное дело. Отец насаживает самого крупного на трехкрючье и забрасывает в омут там, где ракитник полощет побуревшие от переменной воды ветви.
Конец августа — самое затишье в природе. Лес словно цепенеет в безмолвном ожидании холодных ветров и дождей. По омуту кружат крохотными лодочками листья ветлы. Вода в эту пору кажется особенно прозрачной.
Леньке грустно прощаться с летом, с отцом, с Матвеем Никанорычем и Валей. Завтра в школу. В пятом классе, наверное, много будут задавать уроков. Удрученный такими мыслями Ленька даже вздохнул.
— Ты чего, Лёнь?
— Каникулы кончились. Теперь на реку не походишь.
Присев на корточки, отец курит. Раньше он был веселый. Когда улыбается, у него смешно топорщатся усы, и хотя зубы щербатые, все равно улыбка красивая. Теперь глаза у отца все время припухшие и усталые.
— Значит, в село нынче будешь ходить в школу. Мать, поди, ругает меня?
— Не, она говорит, что тебя начальство не отпускает. Поехали, пап, домой. Начальство не узнает, ты же собираешься ночевать в шалаше.
В это время поплавок чирк — и пошел в жутковатую глубь Потушихи.
— А ну пробуй! Не все тебе на пескарях упражняться, — доверил отец.
Что есть силы сжимая удилище в руках, Ленька потянул леску и ощутил, как она натуженно дрожит. Почему-то разом пересохло во рту.
— Тяни, не ослабляй!
Шумно, мелькнув белой брюшиной, рассталась щука с омутом.
— Вот это да! — ликовал Ленька. — Сколько, пап, фунтов?
— Ты у Никанорыча спроси. Тащи прямо на удочке.
Еще издали Ленька закричал:
— Дядя Матвей, сколько фунтов? Я сам вытащил!
— Около пяти будет, — прикинул Никанорыч.
Леньке хотелось сравнить свою щуку с той, которую изловил Матвей Никанорыч. Получалось, что та была в шесть раз больше, даже не верится.
