Сад Эпикура - Домбровский Анатолий Иванович (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗

Кто мечтает о том, чтобы все трудились для себя и друг для друга? Ни рабы, ни рабовладельцы, ни властители, ни подчиненные. Только философы, да и то немногие. Значит, только для них Эпикур и напишет свою тайную книгу, книгу об истинной свободе и об истинном рабстве… На столетия мечта философов обгоняет свое время.

Эпикур приступил к работе над книгой тотчас, но занимался ею недолго.

Снова пришел Мис и сказал, что юноша Менекей хочет видеть его, что он принес меду и сыру, которые так нужны сейчас ему, Эпикуру.

— Прими его, — попросил Мис.

— Пусть придет, — ответил Эпикур.

Менекей поставил подарки на стол и присел на скамью.

— Спасибо тебе, Менекей, — поблагодарил его Эпикур. — Ты хочешь побеседовать со мной?

— Да, — ответил Менекей, смущаясь.

— О чем же? Прежде ты был не такой робкий, Менекей. Тогда с крыши ты крикнул мне, что в моем Саду собираются люди для пьяных оргий… Но я не затем тебе напомнил об этом, чтобы ты просил у меня прощения. Я хочу спросить, что сделало тебя вдруг таким робким, Менекей?

— Не знаю, — тихо сказал Менекей, краснея. — Совсем не знаю, — вздохнул он и добавил, помолчав: — Может быть, Феодата…

— Феодата? — удивился Эпикур. — О какой Феодате ты говоришь? Уж не о дочери ли покойного Метродора?

— Да, — еще тише проговорил Менекей. — Я уже несколько раз видел ее здесь, в саду.

— И что же?

— После смерти отца я остался совсем один. Один в большом доме, где собрано много дорогих и красивых вещей. Мне в этом доме очень тоскливо, Эпикур. В нем нет жизни. И я подумал: «Пусть в этом доме появится она».

— Феодата?

— Да. — Менекей чуть ли не до колен нагнул голову.

— Но она же совсем юная, Менекей! Ей едва исполнилось двенадцать… И тебе еще рано жениться.

— Я не жениться… — с трудом выговорил Менекей. — Совсем не жениться…

— А что же? Ты хочешь взять Феодату в свой дом, не женившись на ней?

— Как сестру, — ответил Менекей и заплакал.

Эпикур дал ему выплакаться и сказал, взяв за руку:

— Все устроит время, Менекей. Подрастет Феодата, и ты возьмешь ее себе в жены. А чтобы время текло быстрее, нужно делать только одно: заниматься делом.

— Каким?

— У человека есть одно главное дело, Менекей, оно называется учение. Нужно учиться, Менекей.

— Чему?

— Умению жить, — ответил Эпикур.

— А как?

— Как? Для начала возьми мед и сыр, которые ты принес сюда, и отдай все это матери Феодаты…

— Боюсь! Она не возьмет!

— Вот, — усмехнулся Эпикур, — вот ты и сделай так, чтобы побороть в себе робость и убедить мать Феодаты принять твои подарки. Это тебе мое первое задание, Менекей.

— А потом будут еще?

— Будут, Менекей. Иди.

Менекей оставил сыр и мед за дверью комнаты Эпикура. Матери Феодаты их передал Мис. Через несколько дней, увидев Менекея в числе своих учеников и друзей в саду у источника, Эпикур подошел к нему и сказал:

— Мать Феодаты благодарит тебя за подарки, которые ты оставляешь у моей двери. Но я не могу оставлять для тебя советы возле чужих ушей.

— Благодарю тебя, Эпикур, — ответил смущенный Менекей. — Отныне я буду приходить к тебе во все дни, когда ты беседуешь со своими друзьями.

Среди собравшихся у источника были также Медонт, Лавр и еще несколько новых людей, которых привели с собой из Афин и Пирея старые друзья Эпикура. Появление новых лиц среди слушателей — всегда радость для философа. Так однажды сказал сам Эпикур. Теперь же, вспомнив об этих своих словах, он подумал: «Радость не радость, но, возможно, утешение». Он вспомнил о Метродоре, о Полиэне, о Колоте…

В тот день он прочел друзьям первую из пяти задуманных книг «О Метродоре», над которой работал пять ночей, — книгу о детстве Метродора.

Едва он развернул свиток и принялся читать, как с севера подул борей. Пришлось перейти всем в «солнечный сад» — под высокую стену, сооруженную в виде дуги, с южной, вогнутой стороны которой росли груши и яблони. Они давали плоды раньше других деревьев, так как были защищены стеной от холодных северных ветров и согревались, как говорил садовник Мис, «двойным солнцем» — теплом настоящего солнца и теплом, отраженным от стены.

В «солнечном саду» Эпикур в первый раз беседовал некогда с Метродором. Кажется, именно здесь Метродор рассказывал ему о своем детстве, которое прошло в Лампсаке в семье рыбака…

Ветер вскоре принес туман. Увлажнилась трава, закапало с деревьев, стало сумрачно и тихо в саду. Кто-то сказал:

— Вот и осень.

— Орион и Сириус уже поднялись к середине неба, — добавил Эпикур. — Пришла пора убирать виноград.

Пошли дни тихие, прозрачные, с обильными росами по утрам, с шорохом опавших листьев под ногами, с запахом созревших плодов и увядающих трав. Вдоль оград и на пустырях обильно зацвел голубой цикорий. На плоских крышах хозяйственных построек запестрели желтые и зеленые тыквы, решета со сливами, яблоками и грушами, под навесами появились гирлянды из лука и чеснока, запахло забродившим виноградным соком и дымом коптилен.

Пришло время доброй и веселой работы: время тарапанов [74], винных пифосов [75], закромов. Эпикур любил эту пору года больше других. Когда был помоложе и поздоровее, сам работал на тарапане: мыл вместе с другими ноги горячей водой и щелоком, забирался на кучу винограда, вываленного из корзин, и принимался давить ягоды. Ягоды лопались, брызгая сладким соком, одурманивая ароматом. Сусло, как вода из источника, текло по желобу в чан, журча и пенясь. Ленивые пчелы гудели над тарапаном, падали в сладкое сусло. Ногами давили виноград, как правило, молодые женщины и молодые мужчины — тут нужна была сила и веселье, которые передавались потом вину. Сусло черпали из чана и переливали в пифосы. Первое сусло, выдавленное ногами, — самое сладкое. Из него получаются наилучшие вина. Раздавленные ногами ягоды потом еще раз отжимаются под прессом здесь же, на тарапане. Пресс раздавливает всё — и кожицу, и косточки. Из-под пресса течет терпкое сусло, из которого получается вино с горчинкой…

Пляска на виноградных ягодах — самая веселая и шумная пляска. А у пифосов — сосредоточенное молчание. Там всегда колдует Никий, добавляет в будущее вино мед, травы, цветы. У пифосов сидят голопузые дети и пьют из кувшинов сладкий сок…

Теперь он не принимал участия в пляске на тарапане по причине старости и недуга. Но все время находился здесь, оставив свои книги. Глядя на молодых людей, он радовался их радостью, вместе с ними смеялся и пел, вместе с детьми пил из кувшина сок, вместе с Никием перебирал и раскладывал по пифосам ароматные и целебные травы, вместе с Федрией взвешивал мед. Конечно, он бывал и там, на винограднике, где шла не менее веселая работа. Сам он уже не мог таскать корзины с виноградом, но снимал грозди вместе с другими, тяжелые, словно из отшлифованных дорогих камней, душистые, загадочно светящиеся изнутри.

Через несколько дней над пифосами появился дух вина. Утром и вечером Эпикур и винодел Никий обходили пифосы, заглядывая в них и прислушиваясь к шипению бродящего сусла. Потом, когда вино отбродило, пришла пора переливать его в амфоры и запечатывать воском. И конечно, пробовать молодое вино…

Пошли дожди. С крыш сняли тыквы и решета с фруктами. Унесли из-под навесов в сухие кладовки лук и чеснок. А однажды поутру зашумел листопад. С ночи был морозец, а потом выглянуло солнце, и листья посыпались, словно по команде, с каштанов, с тополей, с орехов, с яблонь. Оголилась лоза на винограднике. Аллеи и дорожки покрылись толстым слоем шуршащей листвы. И пока ее не убрали, Эпикур ходил по ней, прислушиваясь к печальному шороху под ногами, к постукиванию падающих листьев, к тревожному пересвисту малых пичужек на опустевших ветвях…

Он знал, что в саду осталась еще работа: надо собрать орехи, выпавшие из черной кожуры, сгрести и сжечь листья, вскопать грядки. И все же сад замирал до весны. И Эпикур воспринимал это как личную беду. Неизбежную, конечно, ежегодно повторяющуюся, но все же беду, подобную той, какую приносит разлука с другом, пусть и не долгая. В себе самом он ощущал этот листопад как замирание жизни. Было набухание почек, взрыв цветения, вспышка зелени, плодоношение, сбор урожая. Отныне — унылая тишина и холод…