Смелая жизнь - Чарская Лидия Алексеевна (читать онлайн полную книгу txt) 📗

– Товарищ Дуров! – послышался над нею чей-то негромкий оклик. – Ротмистр Галлер приказал тебе сейчас же явиться к нему. От шефа прискакал унтер-офицер с приказом. Тебя требуют к командиру…

– Что такое?

Надя, с трудом оторвавшись от земли, подняла бледное, заплаканное лицо на говорившего.

Перед нею стоял дядька Спиридонов. Лицо его было необычайно сосредоточенно и серьезно. Глаза тщательно избегают глаз Нади.

Что еще за напасть на нее свалилась? К Каховскому? К шефу? Теперь, сейчас?

– Требуют меня? Зачем? Вы не знаете? – обращается она с вопросом к своему пестуну-дядьке.

Но тот только головой качает. Где ему знать.

– Коли велит начальство, значит, знает, зачем велит. Сказано – позвать и к ротмистру доставить, ну, стало быть, так и требуется! – говорит бравый вахмистр, а у самого в голосе звучит не то сожаление, не то досада.

И глаза не то умышленно, не то ненароком глядят не прямо, а в сторону, избегая пронзительных, острых глаз юного уланчика.

Тяжелым предчувствием сжалось сердце Нади. Она быстро вскочила на ноги, вытерла слезы и твердым шагом, вслед за дядькой, направилась в лагерь, прямо к квартире эскадронного командира.

– Что, мой мальчик? Не можешь еще примириться со своей потерей? – дружески встретил ее тот, сочувственно похлопав по плечу мнимого улана. – Верю, верю! Тяжело тебе! Но что делать! От судьбы не уйдешь, – добавил он поспешно, видя, что глаза Нади вмиг наполнились новыми слезами.

– О, господин ротмистр! – вскричала она с отчаянием в голосе. – О, как это ужасно!

– Ужасно, не спорю! – произнес Галлер. – Но надо смириться и подчиниться стойко, по-солдатски, всему, что бы ни уготовила судьба. На то ты и солдат. Не правда ли, Дуров?

«Солдат! – с сокрушением подумала Надя. – О, сколько ей еще надо стойкости, упорства и мужества, чтобы стать настоящим солдатом, не по имени только!»

– Ты не догадываешься, почему наш шеф требует тебя к себе в Полоцк? – спросил Галлер, когда Надя, незаметно проглотив слезы, видимо, успокоилась.

– Я хотел именно вас спросить об этом, господин ротмистр, – произнесла она, и глаза ее с нетерпеливым ожиданием впились в глаза Галлера.

– Право, не знаю, голубчик! – произнес тот, в то время как взор его, с каким-то странным выражением недоумения и любопытства, остановился на Наде. – А только вот что, мой мальчик… – добавил он несколько смущенно через минуту. – Генерал приказал отобрать у тебя твою саблю.

– Это арест? Но я не заслужил его, господин ротмистр! – вскричала испуганная насмерть девушка.

– Успокойся, мальчуган! Я думаю, что это далеко не похоже на арест, так как арестовать тебя не за что. А впрочем, сейчас ты все узнаешь. Посланный от шефа ждет тебя в канцелярии. Сними твою саблю и отдай ее мне. Я сохраню тебе ее в целости пока, до лучшего случая.

Дрожащими руками отстегнула Надя оружие и вручила его ротмистру. Потом, взволнованная, трепещущая, вышла она от Галлера, отыскала посланного за нею ординарца и через полчаса предстала перед начальнические очи генерала Каховского в его полоцкой штаб-квартире.

Шеф был не один. В его гостиной находился высокий, еще далеко не старый человек в штабс-капитанской форме, при аксельбантах [55] через плечо.

Войдя к командиру, Надя вытянулась в струнку и замерла у дверей в ожидании первого слова шефа.

– Вы Дуров? – спросил Каховский почему-то, хотя отлично знал фамилию стоявшего перед ним в струнку улана, и не только знал, но и неоднократно хвалил Надю за храбрость.

– Так точно! – отрапортовала девушка, отчеканивая каждое слово по-солдатски.

Тогда Каховский посмотрел на нее долгим, пристальным взглядом и, не отводя уже больше этого проницательного взгляда от лица юного уланчика, спросил веско, растягивая каждое слово:

– Скажите, Дуров, согласны ли были ваши родители отдать вас в военную службу?

«Что это? Допрос? Тайна открыта? Но как? Каким образом?» – вихрем пронеслось в мозгу Нади. Она похолодела.

– Никак нет, ваше превосходительство! Я тайком, помимо их воли ушел из дому… – дрожащими звуками срывалось с ее губ, в то время как испуганный взор впился в лицо шефа.

– Не находите ли вы это странным, Дуров? – продолжал тем же тоном Каховский. – В наше время, когда все русское дворянство жаждет видеть своих сыновей на военной службе, ваши родители идут против нее… Удивительно, право…

И проницательный взор Каховского так и впился в расширенные от страха глаза Нади.

«Так и есть! Тайна открыта! Я пропала! – больно-больно сжалось бедное сердечко Нади. – Они узнали… и Галлер, и Каховский…» – вихрем проносилось в ее мыслях, и яркий румянец мгновенно залил ее за минуту до того смертельно бледное лицо.

Каховский заметил ее испуг и смущение. Взор его стал ласковее. Он улыбнулся.

– Вы храбрый солдат, Дуров! – произнесли его губы. – Вы отличились и под Гутштадтом, и у Фридланда. Я имел случай убедиться в этом. Теперь сам главнокомандующий, прослышав о вашей храбрости, изволил прислать за вами своего адъютанта Александра Ивановича Нейгардта.

Тут Каховский слегка поклонился в сторону штабс-капитана с аксельбантами через плечо.

«Вот оно, начинается!» И новый трепет пробежал по всему телу Нади.

– Не волнуйтесь, мой друг, – заметя ее смущение, произнес Каховский. – Повторяю: главнокомандующий уже достаточно знает о вашей храбрости… Вот, господин адъютант слышал его отличное мнение о вас с этой стороны как о храбром и отважном солдате. Завтра капитан Нейгардт отвезет вас к графу в Витебск. А теперь можете ехать в лагерь – собраться в дорогу.

– Да, кстати, – добавил генерал, когда Надя, щелкнув шпорами и сделав налево кругом, по-военному шагнула к двери, – я не хочу обнадеживать вас понапрасну, но вы уже не вернетесь обратно в полк.

«Главнокомандующий… храбрый солдат… лестный отзыв… отобранная шпага…» – как в тумане произносила Надя, не понимая, что происходит с нею, и еле держась на ногах от охватившего ее волнения.

И вдруг все эти неожиданности и случайности разом стушевались и отошли куда-то далеко от нее, уступая место новой тревоге, новому волнению.

«Вы не вернетесь в полк, я не хочу обнадеживать вас напрасно», – слышится ей как сквозь сон знакомый голос Каховского.

Господи, за что? Что сделала она дурного, что ее лишают и сабли, и милой полковой семьи, которую она успела полюбить как родную?… И в то же время: «храбрый солдат… мнение главнокомандующего…» Как связать все это, и хороша же ее храбрость, если ее гонят из полка и лишают шпаги!

Почти не сознавая действительности, в том же тяжелом кошмаре прискакала Надя в лагерь.

А там ее ждал уже новый сюрприз, новая неожиданность. Едва успела она доскакать до своего шатра, как была встречена целой толпой своих однополчан, уже осведомленных об ее судьбе вахмистром Спиридоновым.

– Прощайте, любезный наш товарищ, – произнес вахмистр, выступая впереди толпы, и Надя услышала самые искренние нотки участия в его суровом голосе. – Дай вам Бог счастья и всего лучшего впереди! Слыхали мы, что главнокомандующий вас требует в Витебск. Генерал спрашивал у нас, солдат, о вашей храбрости, и все мы дали о вас отличный отзыв по заслугам. И то сказать, храбрый вы солдат и славный товарищ! И жаль, сердечно жаль нам с вами расстаться! – И бравый Спиридонов приблизился к Наде и крепко обнял мнимого улана.

Добрый вахмистр и не подозревал, как эти горячие, задушевные речи разрывали сердце бедняжке рядовому!

Но самое тяжелое было впереди: прощание с Вышмирским. Этой минуты – минуты прощания с Юзефом – Надя боялась всего больше, и, когда она наступила, Надя не выдержала и разрыдалась.

Бледный, взволнованный, потрясенный до глубины души, стоял перед нею Юзек.

– Что же это? Матка Боска! Иезус Мария! – лепетал он, в то время как по бледному лицу его струились слезы. – Что же это?… Всегда двое… всегда вместе – и вдруг… Ах, Саша, Саша! Ну что я без тебя? Ну каково мне будет, Саша?! Зачем судьба послала мне такого друга, чтобы так безжалостно отнять его снова!..