Белая западинка. Судьба степного орла - Колесников Гавриил Семенович (бесплатные книги полный формат txt) 📗
Пал Палычу очень не нравилась наша новая забава.
— Птица — создание вольное, — говорил он огорчённо. — Без поля и леса нет ей жизни. А вы её — в клетку. Нехорошо это.
Но разве нас урезонишь?! Мы продолжали своё. Тогда Пал Палыч предложил создать общий живой уголок.
— Соорудим в школьном саду большую вольеру, — убеждал он нас, —выпустим в неё всех ваших птиц из клеток. Всё им легче станет жить на свете. Небо голубое над ними, свежий воздух. А то они и летать разучатся. Сердечки птичьи до времени одряхлеют, Пропадут птахи.
Уговорил нас Пал Палыч, и работа закипела. Самое трудное было раздобыть проволочную сетку. Помог Александр Васильевич — нашёл на своём лесном складе. Он тоже не хотел, чтобы мы ловили птиц в его лесу.
Вольера получилась на славу — с маленький дом. Как самым надёжным и добросовестным юннатам, присмотр за птицами поручили Коле и Васе, хотя, кажется, только у них дома и не было клеток с птицами.
Жилось нашим птицам просторно. Внутри вольеры все было, как в настоящем лесу: внизу — кусты, в прозрачный потолок упирались ветвистые сухие деревца, на столике всегда были насыпаны всякие вкусные зёрна, стояла банка с водой.
Птицы быстро привыкли к людям, весело порхали с деревца на деревце, иногда цеплялись лапками за проволоку. Казалось, что пленницами они себя не чувствовали.
Затея Пал Палыча доставляла всему классу немало радости. Около своих птиц мы забывали обо всем на свете и могли без конца разглядывать краснощёких и краснолобых щеглов, скромных зеленушек с травянисто–шёлковыми грудками, хохлатых зябликов в красивом коричневом пере, ярко огневеющих зарянок и горихвосток.
По временам щеглы и зяблики начинали петь. Особенно радовали их голоса Васю. Глаза его загорались. Он с восхищением смотрел на птиц и шёпотом говорил:
— Поют, слушайте—поют!
«Пинь–пинь», —робко начинал зяблик, но вскоре замолкал, так и не допев свою ладную песенку.
— В лесу он громко поёт, — огорчённо говорил Вася. — А у нас не хочет.
В одно из воскресений, уже под вечер, я пришёл к Пал Палычу — помочь ему поработать в школьном саду.
— Пойдём сначала птиц наших проведаем, — предложил учитель.
Ещё издали мы услышали необычайно громкий, весёлый голос зяблика. Он свободно и мелодично пел, перемежая тонкое и протяжное «пиньканье» низким и резким «рюмом», словно музыкальные такты отбивал: «Пинь–пинь–пинь–рю–рю, пинь–пинь–пинь–рю–рю».
— Ишь, заливается! —сказал негромко Пал Палыч. — Давай постоим, послушаем. А то увидит нас — замолкнет.
По только мы настроились слушать зяблика, как он резко оборвал песню.
— Что?то случилось, — встревожился Пал Палыч. —Пошли!
Мы подбежали к вольере в тот момент, когда Коля закрывал дверцу. Птиц в вольере не было. Ни одной.
— А где же птицы? —заволновался Пал Палыч. — —Проворонили? Упустили? Всех сразу? Как же так?!
— Нет, мы их сами выпустили. Я выпустил, — поправился Коля, беря вину на себя.
— Кто же вам разрешил, самовольники?! — —строго спросил Пал Палыч.
— Зяблик, — насупился Вася. — Мы вместе их выпустили.
— Какой зяблик? Говорите толком!
Как оказалось, птаха, которую мы с Пал Палычем слушали, заливалась не в вольере. В гости к своим собратьям прилетел из лесу вольный зяблик. Он уселся на ветке старой груши, возле которой мы в настоящем лесу: внизу — кусты, в прозрачный потолок упирались ветвистые сухие деревца, на столике всегда были насыпаны всякие вкусные зёрна, стояла банка с водой.
Птицы быстро привыкли к людям, весело порхали с деревца на деревце, иногда цеплялись лапками за проволоку. Казалось, что пленницами они себя не чувствовали.
Затея Пал Палыча доставляла всему классу немало радости. Около своих птиц мы забывали обо всем на свете и могли без конца разглядывать краснощёких и краснолобых щеглов, скромных зеленушек с травянисто–шёлковыми грудками, хохлатых зябликов в красивом коричневом пере, ярко огневеющих зарянок и горихвосток.
По временам щеглы и зяблики начинали петь. Особенно радовали их голоса Васю. Глаза его загорались. Он с восхищением смотрел на птиц и шёпотом говорил:
— Поют, слушайте—поют!
«Пинь–пинь», —робко начинал зяблик, но вскоре замолкал, так и не допев свою ладную песенку.
— В лесу он громко поёт, — огорчённо говорил Вася. — А у нас не хочет.
В одно из воскресений, уже под вечер, я пришёл к Пал Палычу — помочь ему поработать в школьном саду.
— Пойдём сначала птиц наших проведаем, — предложил учитель.
Ещё издали мы услышали необычайно громкий, весёлый голос зяблика. Он свободно и мелодично пел, перемежая тонкое и протяжное «пиньканье» низким и резким «рюмом», словно музыкальные такты отбивал: «Пинь–пинь–пинь–рю–рю, пинь–пинь–пинь–рю–рю».
— Ишь, заливается! — сказал негромко Пал Палыч. — Давай постоим, послушаем. А то увидит нас — замолкнет.
Но только мы настроились слушать зяблика, как он резко оборвал песню.
— Что?то случилось, —встревожился Пал Палыч. —Пошли!
Мы подбежали к вольере в тот момент, когда Коля закрывал дверцу. Птиц в вольере не было. Ни одной.
— А где же птицы? —заволновался Пал Палыч. — —Проворонили? Упустили? Всех сразу? Как же так?!
— Нет, мы их сами выпустили. Я выпустил, — поправился Коля, беря вину на себя.
— Кто же вам разрешил, самовольники?! —строго спросил Пал Палыч.
— Зяблик, — насупился Вася. — Мы вместе их выпустили.
— Какой зяблик? Говорите толком!
Как оказалось, птаха, которую мы с Пал Палычем слушали, заливалась не в вольере. В гости к своим собратьям прилетел из лесу вольный зяблик. Он уселся на ветке старой груши, возле которой мы соорудили вольеру, и принялся утешать невольников громкой, свободной песней.
Птицы в вольере сначала встрепенулись, попробовали даже поддержать песню, но потом сникли, нахохлились.
Ребята растерянно смотрели то на приунывших птиц, то на зяблика, то друг на друга.
И вот тут неожиданно для самого себя Вася распахнул дверцу вольеры, через которую сам свободно входил, когда приносил птицам воду и корм. Щеглы, чижи, зеленушки, горихвостки, зяблики, зарянки выпорхнули наружу и улетели в сторону черневшего невдалеке молодого леса…
— Вот и все, —закончил рассказ Николай.
— Главное, как мы теперь ребятам все объясним? — затосковал Вася. — Разве они поймут? — он горестно вздохнул.
— Поймут! — —серьёзно и спокойно сказал Пал Палыч и обратился ко мне: —Ты же понимаешь?
Мне очень жалко было птиц, и сам я никогда не выпустил бы их из вольеры…
Вася смотрел на меня с тревогой: пойму ли?
— А мы скажем, что они сами улетели, — попытался я ложью во спасение выручить друзей.
— Нет, — твёрдо сказал Пал Палыч. — Врать не станем. Расскажем все, как было.
Так и сделали. Погоревали в классе, но, в общем?то, поняли… Не все, конечно, и не сразу, но поняли.
ЧУМАЗЫЕ СИНИЧКИ
На участке, полого спускающемся к реке, мы с Пал Палычем вырастили сад, богатый разнообразными породами деревьев и кустарников. В нашем саду расселилось множество птиц. На все птичьи вкусы имелись в нем и места для гнездовий, и корм. Сад был гордостью школы. Выпускники, получая аттестаты зрелости, сдавали сад тем, кто оставался в школе, наказывали беречь его, ухаживать за ним.
Каждую весну, в День птиц, мы развешивали на деревьях скворечники и дуплянки, берегли гнёзда, а зимой подкармливали птиц.
Ну, на зиму?то их оставалось в саду не особенно много. Прилетали с поля хохлатые жаворонки; распустив веером чёрные хвосты, картинно летали белобокие сороки; вечерами на деревьях долго гомонили воробьи. Много было синичек. Закалённые птахи, они в самую лютую стужу даже лапок не отмораживали, а ведь весь день проводили «на свежем воздухе».
Синица — нарядная щеголиха: на голове у неё синий чепчик, надвинутый на белые щеки, а из?под чепчика глядят озорные чёрные глаза. На шее — тёмный воротник, оттеняющий жёлтый передник, который прикрывает брюшко, а крылья сверху в неяркой прозелени. Синица неутомимо обшаривает деревья, выколупывая из трещин в коре окоченевших гусениц и жучков.
