Лесные тайнички (сборник) - Сладков Николай Иванович (книги бесплатно без .TXT) 📗
- Все, все, все! - кричат все.
А Тетерев и Глухарь против. Высунули головы из-под снега и бормочут:
- Нам в рыхлом снегу спится здорово: скрытно, тепло, мягко. Пусть Декабрь остаётся.
Ворон только крыльями развёл.
- Судили, рядили, - говорит, - а что с Декабрём делать - неизвестно. Оставлять или выгонять?
Опять закричали все:
- А ничего с ним не делать, сам по себе кончится. Месяц из года не выкинешь. Пусть себе тянется!
Потёр Ворон носище об лёд и каркнул:
- Так уж и быть, тянись, Декабрь, сам по себе! Да очень-то, смотри, не затягивайся!..
МУРЛЫКА
Жил-был у бабушки кот. Звали кота Мурлыкой. Больше всего на свете любил Мурлыка молоко.
Летом кот уважал молоко холодное. Такое, чтоб из запотевшей крынки. Только достанет бабушка крынку из колодца - Мурлыка тут как тут! Хвост торчком и мурлычет так, что усы дребезжат.
Налакается холодного молока - и на завалинку. Лапки вверх, глаза заведёт - холодный живот на солнце греет.
Зато зимой подавай Мурлыке молоко топлёное. Сперва пенку съест, потом до капельки вылакает.
Распарится, разомлеет - и заскребётся в дверь. Горячим животом сразу на снег - остужает.
День и ночь - сутки прочь. Мурлыка то греет живот, то студит. А в свободное время лакает молоко. Ловить мышей ему некогда.
Долго ли, коротко ли - умерла бабушка. Стал Мурлыка жить у бабушкиной внучки.
Хотите знать, что он сейчас делает?
Тогда посмотрите в окно. Если за окном лето - значит, кот Мурлыка живот греет, а если зима - остужает.
Живёт не тужит. Мышей не ловит. А мурлычет так, что усы дребезжат. И хвост трубой.
КАКОЙ ЗАЯЦ ДЛИНЫ?
Какой заяц длины? Ну, это для кого как. Для человека невелик зверь с берёзовое поленце. А вот для лисы заяц длиной километра в два! Потому что для лисы заяц начинается не тогда, когда она его схватит, а когда учует по следу. Короткий след - два-три прыжка - и заяц невелик.
А если заяц успел наследить да напетлять, то становится он длиннее самого длинного зверя на земле. Такому верзиле не просто в лесу схорониться.
Зайцу от этого очень невесело: живи в вечном страхе, жирок лишний не нагуляй.
И вот изо всех сил старается заяц стать короче. След свой в болоте топит, надвое свой след рвёт - всё себя укорачивает. Только и думает, как бы от своего следа ускакать, спрятаться, как бы его разорвать, укоротить или утопить.
Мечта заячья - стать наконец самим собой, с берёзовое поленце.
Жизнь у зайца особая. Всем от дождя и метели радости мало, а зайцу они на пользу: след смывают и заметают. И хуже нет, когда погода тихая да тёплая: след горячий, запах долго держится. В какую б густель ни забился нет покоя: может, лиса за два километра позади - тебя сейчас уже за хвост держит!
Так что вот трудно сказать, какой заяц длины. Который похитрей покороче, поглупее - подлиннее. В тихую погоду и умный вытягивается, в метель да ливень - и глупый укорачивается.
Что ни день - длина у зайца другая.
И очень редко, когда уж здорово ему повезёт, бывает заяц той длины с берёзовое поленце, - каким человек его знает.
Знают про это все, у кого нос лучше глаз работает. Волки знают. Лисицы знают. Знайте и вы.
ТАЙНА ЧЁРНОГО ДЯТЛА
Чёрный дятел - желна - большой дятел, с ворону. А носище у него что твоё долото. Дерево рубит - только щепки летят. И немалые: то с карандаш, а то и с пенал.
Однажды желна за два лета целую лесную сторожку в щепки разбил. Что и говорить, дятлов нос - инструмент завидный. Бывает, в свежем дереве дыру в два кулака и глубиной по локоть пробьёт. Да и не в какой-нибудь там рыхлой осине, а в узловатой ёлке, да у самого корня: топором стукнешь - топор отскакивает! Не дятел прямо, а лесоруб.
Если о дятле просто по дырам судить, то получится, что желна лесу враг. Но если к дырам внимательно приглядеться, то поймёшь, что не враг он лесу, а друг. Лесу друг и первый леснику помощник. Потому что дыры желна выбивает только в больных и заражённых деревьях. Заглянешь в дыру и непременно увидишь в глубине либо загнившую сердцевину, либо ходы муравьев-дровосеков. И хоть на вид дерево свежее и здоровое, а никуда уже не годится. Надо его скорей на дрова рубить, пока оно само не сгнило и соседей не заразило.
Настоящие лесники ценят желну. Он как безошибочный указатель. Ни один человеческий глаз не разглядит ещё, что дерево заболело, а желна уже нашёл его и пометил. И не просто пометит, а раздолбит в самом больном месте: вытащит личинок и переловит муравьев. И не было ещё случая, чтобы желна ошибся и повредил здоровое дерево.
Лесники к деревьям и присматриваются, и выстукивают их, а отличить наверняка заболевшее от здорового так и не могут. А желна прицепится, раза два стукнет - и будто на рентгене просветит! А бывает, что до больного места сантиметров двадцать сквозь здоровую древесину добирается!
Это и есть загадка желны.
Про грифа говорят, что он на метр под землю видит. Про желну можно сказать, что он "видит" сквозь дерево.
ЖАДНАЯ СОЙКА
Зимой самая добычливая охота с фоторужьём - у жилья. "Добыл" я тут и сороку, и ворону, и галку. Но никак не давалась мне сойка. И не потому, что очень уж осторожна. Осторожна и пуглива она в лесу - что правда, то правда. А у жилья она куда глупее сорок, ворон и галок. Эти к человеку весь год приглядываются, доверяют только тем, кто внимания на них не обращает. А сойка - вольная птица. У жилья она бывает только зимой и потому не знает всех человеческих хитростей.
На прикормку сойка летит доверчиво и жадно. Но из-за этой-то жадности и трудно её снять. Вдруг появится, стукнет коготками жёсткими по деревянной доске, кинется к куску, взмахнёт широкими крыльями - и уже в воздухе. Спрячет кусок в лесу - за вторым летит. Опять стук коготков, быстрый взмах крыльев - в глазах рябит: рыжее, белое, чёрное! От леса к дому, от дома к лесу, кусок за куском, туда-сюда - ни навести не успеть, ни снять.
И вдруг удача! Помогла та самая соечья жадность, которая до сих пор так мешала. Жадность и... три картошки.
Положил я на стол картошки. Одна другой меньше. Сам залез под шапку-невидимку. Вот стук коготков, быстрый взмах крыльев: сойка хватает крайнюю маленькую картошку. Схватила, выпрямилась - сейчас улетит! Но чудо! - сойка не улетела, сойка растерялась! Сойку одолела жадность, она бросила маленькую картошку, схватила побольше. А рядом-то лежит ещё больше! Бросает среднюю и хватает самую большую. Теперь скорей в лес. Но жадность, жадность! Сойка склоняет шею, ёрзает клювом по доскам, исхитряется прихватить к большой картошине ещё и маленькую. А я успеваю её снять.
Теперь-то я знаю, что делать!
С помощью разных картошин я стану командовать жадной сойкой как захочу. И даже не разных, а двух одинаковых. Да, да, совсем одинаковых, только обязательно двух!
На столе две одинаковые картошки. Стук коготков - и сойка хватает одну. Но кажется завистливому глазу, что рядом больше кусок. Отброшена первая, в клюве вторая. Нет, вторая вроде полегче. Брошена вторая, скорей за первую!
А я снимаю, снимаю, снимаю...
А соечный глаз горит, горит. То первая картошина в клюве, то снова вторая. То вторая, то снова первая.
Я снимаю, снимаю, снимаю...
И глаза мои тоже горят, и жадность одолевает. Давно снята сойка, а я всё снимаю, снимаю, снимаю...
СЫЧ
Жил-был в лесу Сыч: лапы цапучие, глаза завидучие. По ночам разбойничал, днём прятался в густых ветках. Но пришла осень, ветер-листодёр все листья содрал - негде стало прятаться.
"Надо дупло искать, - решил Сыч. - Зима на носу".
Нашёл дупло, стал в дупле жить. Что теперь ему зимние холода! А если ещё мышь про запас скогтить, так и зимний голод не страшен.
Скогтил жирную мышь, положил в дупло. Хороша мышь, вот бы ещё такую! Ещё скогтил - и опять в дупло.
"А теперь, - разохотился, - в самый раз синицу поймать!"
Синицу поймал, сунул в дупло. Землеройку придушил. Птичку пищуху. Потом птичку королька. Напоследок воробья придавил. И всех затолкал в дупло.
