Степная радуга (Повесть-быль) - Разумневич Владимир Лукьянович (книги без регистрации .TXT) 📗
— Дуняшу-то известил об этом?
— Доложено ей обо всем узнанном. А теперь вот возле обители вашей провести намерен дня остаток. При затмении ночном в обратную сторону красноярскую указан путь Акулине-праведнице.
— Что-то ты, Юшка, доложу тебе, все по ночам да по ночам бродишь. Словно филин.
— В полуночный час недремлющему оку многое видится.
— Будешь в Яру, Юшка, поклон Пелагее моей передай. Скажи, мол, жив-здоров муженек — того и ей желает.
— Акулина-праведница обитель вашу никогда стороной не обходит… Ну, а теперь мне пора к здешним хозяевам благопристойным, где странницу Акулину усладить предписано пищей телесной…
И, вспугивая батожком пыль на дороге, побрел сгорбленный Юшка через улицу. Архип Назарович посмотрел ему вслед и вздохнул. Грустно и тревожно стало ему. Молча прошел мимо часового в кабинет, тяжело сел за стол и разложил перед собой бумаги, приготовленные для подписи. Неожиданно затрещал телефон.
— Предревкома Калягин слушает, — Архип Назарович прижал трубку к уху. — Откуда звонят?
— Из Злобинского Совета, — ответил хрипловатый бас. — Здравствуй, товарищ Калягин! Шкарбанов беспокоит. Не забыл, поди?
— Как забудешь! — оживился Архип Назарович. — Помню, помню. Вместе, Семен Дементьич, потели над прокламациями в Балакове. Какая же нелегкая в Злобинку занесла?
— Контру из села выкуривал.
— И как — выкурил?
— Без единого выстрела.
— А я взрыв в степи слышал. Из Злобинки палили. Только что от одного странника узнал, что Кадилин с войском по нашей степи гуляет…
— Точно. Затем и звоню. Наши батарейцы засекли его конницу за Иргизом, ну и припугнули слегка. Беляки деру дали. Беспокоюсь, как бы по Горяиновке не ударили. Как у вас там?
— Все будто спокойно.
— Значит, в другую сторону сиганули… Ну, а ты-то лично как? Здоров ли? Что пишет зятек с фронта?
— Обещается вот на побывку приехать. Ждем… А на здоровье не обижаюсь. Давно забыл, Семен Дементьич, каковы пилюли на вкус. Здоровому лечиться — наперед хромать научиться, так, кажись, говорится? А я сызмальства хромой. Так что все болячки позади, и новая хворь — тьфу, не сглазить бы! — не пристанет. Позавчера вон племянничек мой, Мишка Емельянов, полную обойму на мою персону истратил. И, доложу вам, ни единой царапины! Только дверь в избе слегка покарябал, паршивец. Думал ответным подарочком племянника угостить. Да где там! Его и след простыл…
— Легко, значит, отделался. А я за ним еще в Балакове охотился. И тоже — осечка. А теперь, выходит, в отчий угол гадить уполз этот блудный кот! Тропинки тут узкие, может, и столкнемся где-нибудь. Не обознаться бы — по его звериным следам бегал, а в рожу не заглядывал. Каков он обличьем-то?
— Обличье что надо! Первым красавцем в селе слыл. Лицо, что яичко, гладкое и долговатое. Рост гусарский, а вышагивает по-матросски, вразвалку. С пушком, с душком и нос на вздержке. По-орлиному смотрит! Ежели и есть какая особая примета, так это родинка на щеке.
— Родинка, говоришь? Уж не его ли…
В трубке вдруг послышалось урчанье, и связь оборвалась. Архип Назарович стал отчаянно крутить ручку телефона и дуть в трубку. Наконец гул затих. Послышался знакомый шкарбановский басок:
— Теперь-то слышишь меня?.. Вот я и говорю, сцапали мы тут одного. С родинкой. В Балаково скакал. Лет ему эдак где-то за сорок…
— Года как есть сходятся.
— Так-то оно так, но по документу выходит, что Егор он, а фамилия — Орлов.
— Трутни горазды на плутни, у них уверток, что в лесу поверток. Любой документик могут состряпать.
— Упирается, сукин сын. Финтит. Хорошо бы вам очную ставку устроить…
— Могу подъехать, Семен Дементьич.
— Сделай любезность.
— Непременно прискачу, Семен Дементьич! До скорой встречи!
Архип Назарович повесил трубку. Собрал со стола разбросанные бумаги и спрятал их в железный ящик. Вышел на крыльцо. Предупредил дежурного:
— Если кто из ревкомовцев спрашивать будет, скажешь — ускакал в Злобинку. Часа через два-три буду.
Из конюшни он вывел гнедого мерина, по кличке Сокол, напоил его из ведра и, оседлав, поскакал со двора.
Дорога в Злобинку пересекала украинский поселок, шла дальше изгибами вдоль закамышелого ильменя и полого спускалась к Малому Иргизу. На мосту Архипу Назаровичу встретились два пожилых мужика с винтовками. Один из них сразу же признал председателя волостного ревкома и стал объяснять, как проехать к Шкарбанову:
— Скачи прямо. А как выскочишь — будет улица. Завертывай вправо… В ста шагах от угла — флигелек с выбитыми стеклами.
— Уж не дом ли Чугунова? — догадался Калягин. — Знакомый адрес.
— Точно. Там теперь наш штаб. Хозяин-то к Чапаю ушел…
Шкарбанов встретил его во дворе. Они обнялись, поцеловались, как давние друзья, и Шкарбанов, оказывая уважение гостю, сам разнуздал его коня, бросил охапку лугового сена в колоду и пробасил приветливо:
— Пусть жует на здоровье! И нам пожевать не мешает. Аккурат к обеду подоспел. Так что — милости прошу к нашему шалашу!
В горнице за дубовым, без скатерти, столом сидело четверо. Шкарбанов познакомил Архипа Назаровича с каждым. Оказалось, что это ближайшие его соратники: комиссар отряда, начальник штаба, командир разведки — степенные, уже в годах люди — и молоденький писарь в накинутом на плечи сером затасканном пиджаке. Шкарбанов подмигнул писарю:
— А ну-ка, Алеша — друг хороший, тащи на стол свой давешний улов! Поглядим, чем нас Иргиз одарил?
Писарь повесил пиджак на стул и побежал на кухню. Возвратился с жареным сазаном на сковороде. Сазан был порезан на толстые куски. Потом писарь еще раз вышел из горницы. Принес блюдо, наполненное зеленым луком, свежими огурцами и ломтями ржаного хлеба.
— Чем богаты, тем и рады, — сказал Шкарбанов, усаживая Архипа Назаровича рядом с собой. — Угощайся! А Леше в благодарность за жареху придется всем нам сообща невесту в селе подыскать. Вдвоем-то они, поди, нам еще и не такого сазана словят!
У смущенного писаря запылали уши. Но расположением командира, судя по всему, он был польщен — выбрал для него из сковороды самый жирный кусок.
Гости остались довольны рыбацкими и кулинарными способностями писаря. Особо отблагодарили его за холодный, ядреный квас, который Леша вынес для них из погреба.
— Пообедали славно, — сказал Шкарбанов, обтирая рукавом мокрые усы. — Теперь примемся за дела… Ну-ка, начштаба, распорядись привести задержанного… А тебе, товарищ Калягин, пока лучше не показываться. Спрячешься за занавеску. Послушаешь наш задушевный разговорчик и сам поймешь, когда выходить надо.
— Пожалуй, верно, — согласился Архип Назарович. — Не знаешь броду, негоже лезть в воду. Разведать не мешает.
Он шагнул за занавеску. Леша убрал со стола все лишнее, смахнул тряпкой крошки и разложил свои писарские принадлежности: разлинованную тетрадку, облезлую чернильницу и ручку с крепко привязанным нитками металлическим перышком на конце. Сел на стул и стал ждать.
Начальник штаба привел пленного. Архип Назарович выглянул из-за шторы. Сразу же узнал Михаила Емельянова, хотя тот и стоял к нему спиной.
— Ну-с, господин задержанный, на этот раз, надеюсь, не будешь ломаться и назовешь свою настоящую фамилию? — спросил Шкарбанов, стоя за склоненной спиной писаря. — Предупреждаю — за брехню словишь пулю в лоб.
Емельянов отвечал с обидой:
— За что ж вы меня, товарищ начальник, господином-то обзываете? Рабочему человеку противно такое слышать. Я же вам еще давеча сказал — в Балакове котельщиком служу. Мы в затоне судна всякие чиним. И вас, коли память мне не изменяет, как-то у пристани приметил. Вы с парохода мешки на спине таскали. Одной мы с вами рабочей веревочкой связаны, одной дорожкой к светлой жизни движемся. Пошто ж вы на меня напраслину всякую возводите? А еще командир красного войска! Постыдились бы! Советская власть горой за рабочего человека стоит, а вы его унижаете, расстрелом грозитесь. Нехорошо, товарищ начальник, право слово! Как же можно рабочему брату да и не доверять! Еще раз, положа руку на сердце, говорю, как есть на самом деле — сроду, с пеленок материнских Егором Орловым кличут. На кой шут мне другая фамилия! Своя громкая… Отпустили бы подобру-поздорову. Дома баба с мальцами, чай, заждалась…
