Начало жизни - Серебровская Елена Павловна (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
— Вот и рассчитывай, Нюся, — говорил папа вполголоса, указывая глазами на лежащее на столе «богатство»: — Иду на ставку сорок один рубль в месяц. Ты там работы не найдешь, — на бирже труда огромные очереди. С Татьяной Дмитриевной придется расстаться. Питаться будем картошкой и кашей, такого приволья, как здесь, не будет. Во время командировки туда я забегал на рынок: всё очень дорого по сравнению с Харьковом.
— Боря, нам не стать привыкать. Хуже было, и то не пропали. Разве я допущу, чтобы семья стояла на твоем пути, как препятствие? Я верю в тебя, Боря. А там, может, и печататься будешь, еще деньжонки набегут.
— Обещали в Доме безбожника привлечь меня читать лекции. Но я нарочно не называю тебе этих сумм: надо приготовиться к худшему. Серебряные ложки и эти часы в случае непредвиденных расходов придется продать. Понимаешь ты, девочка, с кем связалась? Жить бы тебе да жить здесь, при зоотехникуме, с фермы молока вдоволь, в сарае поросенок хрюкает, по двору куры-несушки бегают, огород свой. А я тащу тебя за тридевять земель, из чистого эгоизма: хочу расти, как ученый, чтобы построже судьи были вокруг, чтобы науку двигать.
— Это не эгоизм, Боря. Я понимаю.
— Трое ребят… Трудновато нам будет, Анечка. И климат… боюсь я климата этого: как наши дети перенесут его? И сам я с бронхитом всегда. Но если бы ты видела, Аня, их коллекции, их рабочие кабинеты! А библиотека…
— Решено, Боря. Буду готовиться. Натоплю сала впрок, захватим продуктов на первое время.
— Я выеду за две недели до вас, заберу Севу и багаж. Подыщу квартиру, сделаю ремонт. А ты по пути навестишь вместе с Машей и Володей маму. Пробудешь у нее дня три — и в Петроград.
Так вот оно что! Едем в Петроград. Маша задумалась. Она знала Петроград по «Медному всаднику» Пушкина. «Тяжело-звонкое скаканье по потрясенной мостовой»… «как живые, стояли львы сторожевые». Какой-то большой город, в нем Невский (Невский мы знаем какой, у нас тут имеется тоже), посередине на площади — Медный всадник, сбоку у особняка — сторожевые львы. Приедем — увидим!
Как-то за столом, когда Маша не хотела есть вареного лука в борще, мама сказала:
— Всё ешь. В Петрограде одну картошку есть будем, привыкай.
Сева выслушал замечание, сделанное сестре, и стал подчищать всё со своей тарелки, морщась от лука, которого он тоже не любил.
После обеда они сидели в детской вдвоем. Маша сказала:
— В Петрограде — знаешь? — все едят только кашу и картошку. Там ничего нет, а на базаре всё дорого. Зато есть Медный всадник, памятник Петру Великому. Говорят, он ночью оживает и ездит по городу.
— Мало ли что говорят, — ответил солидно Сева. — Вот приедем, сами хорошенько посмотрим. Тогда узнаем.
— Наш папа будет там заниматься научной работой. Он же профессор, — Маша говорила с украинским акцентом, у нее получалось «прохвессор». Она постаралась объяснить брату, что папа очень важный и что он обязательно сделает открытие, — все ученые делают открытия. Ученые хотят всё узнать. Сева слушал задумчиво, а потом спросил:
— Как ты думаешь, а я могу стать ученым?
— Конечно, можешь. Только надо хорошо учиться. Ленин, когда был маленький, очень хорошо учился.
Больше Сева вопросов не задавал. Он вертел в руках ножницы и пробовал, как они режут бумагу, картон. Потом отвернул одеяло и попробовал надрезать простыню. Ножницы резали материю не так хорошо.
Потом его заинтересовала мамина соломенная шляпа. Она была твердой и блестящей, как жесть, — возьмут ли ее ножницы? Улучив момент, он надрезал край шляпы.
Мама долго отчитывала его, а он в ответ на вопрос «зачем ты это сделал?» отвечал тихо:
— Я хотел знать, как она режется.
Глава семнадцатая
До Маши дошел слух, что в зоотехникуме устроили музей. Что такое музей? Маша стала приставать к отцу, и он пообещал показать музей детям.
Обойдя корпус общежития, они увидели дверь с вывеской.
— Нечего задерживаться, идемте скорее, — сказал отец, толкнув ребят к двери. — Говорил я Ильченко снять эту рекламу, так нет, уперлись. Нет у людей чувства юмора, — бормотал он себе под нос.
Маша всё-таки успела прочесть вывеску: «Музей научного общества естествоиспытателей имени профессора Б. П. Лозы.»
В музее стояли чучела лисы, волка, зайца и разных птиц. Здесь был и орел, раскинувший свои огромные темные крылья, и ястреб, и тетерев. В наглухо закрытых банках плавали заспиртованные рыбы, лягушки, тритоны. В картонных коробках под стеклом на булавках торчали красивые бабочки — махаон, павлиний глаз, мертвая голова.
В закрытом стеклянном ящике Маша увидела знакомого ужа?. В другом углу комнаты стояли и лежали гербарии с засушенными растениями. Сухие, они потеряли яркость красок и показались Маше неинтересными.
Сева чуть не наступил на живую черепаху, ползавшую по музею. Она тоже была экспонатом, — Ильченко в шутку приклеил ей на спину беленькую этикетку с наименованием по-русски и по-латыни. Но этот экспонат был живой — студенты пасли его время от времени на лугу, где он с аппетитом уплетал листья подорожника. А потом мог долгое время не есть.
Маша скоро заскучала в музее, дожидаясь пока отец освободится. Он сидел за маленьким столиком и правил какую-то рукопись. На столе лежали два номера рукописного журнала Общества натуралистов. Студенты выпускали свой научный журнал.
Сева не скучал: он заучивал, повторяя вполголоса, названия растений в гербариях.
Маша подошла к отцу.
— Теперь ты расскажешь нам, откуда что взялось, — попросила она. — Ну ладно, человек произошел от обезьяны, а обезьяна от кого?
— Не от обезьяны, а от общего с обезьяной предка, — пояснил отец.
И он рассказал ей, как мог проще, о происхождении жизни на земле.
— А первая, самая первая микробина, или там амёба, — она откуда взялась? Неужели, прямо из воды или из камня? Я не понимаю. То — живое существо, а то — так, камень, предмет.
— Вот так и взялась, — сказал отец и рассмеялся. — Понимаешь, история развития жизни — это длинная-длинная цепочка разных изменений. Это всё длилось миллионы и миллиарды лет. Ученые нашли еще не все звенья этой цепочки, о некоторых мы только догадываемся. Но эти догадки — основательные. А придет время, отыщем и доказательства.
Маша задумалась. Вот тебе и на… Живешь-живешь, ходишь, высоко подняв голову, а оказывается какая-то микробина или даже камень, лежащий на земле, — твои прабабушка и прадедушка… Пусть даже очень дальние родственники, но всё же не чужие.
В лесу она вздумала разговаривать с камнем. Долго гладила его, объясняла что-то, а потом шлепнула сверху рукой, встала и сказала:
— А всё-таки, я человек. Я могу думать, а ты нет. Ну, лежи, а я побежала!
Понять рассказ отца было трудно, но Маша усвоила одно: весь мир всё время меняется и улучшается. И самая улучшенная частица природы — это человек, в том числе и она — Маша.
— Прощайтесь с зоотехникумом, дети, — сказал однажды отец. — Завтра мы уезжаем отсюда. И может быть, больше никогда не вернемся.
— Никогда?
Только в этот момент Маша осознала, что должно произойти. Больше она никогда не увидит кузницу, клуб имени товарища Буденного, «Петруся», Клаву, Лиду… Что? Не увидит Лиду?
Обо всем остальном думалось легко, чуть-чуть грустно, но легко. Ну, не увидит «Петруся» — жаль, ну так что же? Она и так видит его редко, а больше и не хочется. Его даже интересней не видеть, а воображать. Но Лида вошла в ее жизнь, Лида рассказала о Ленине. Лида… Она должна всё выяснить, так нельзя уезжать.
