Бун-Тур - Власов Александр Ефимович (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
— А может, все сломано?
— Ну тебя! — говорю. — Не пугай! — и обнял его за плечи.
Так мы и простояли несколько минут. Прочухивались. Потом к двери подошли и сразу поняли: нам с ней не справиться. Она из толстого железа и надежно приперта с той стороны. Как мы ее ни толкали, как ни тужились, она не приоткрылась ни на миллиметр.
Бун сел около двери. Затих.
— Ты о чем, — спрашиваю, — думаешь?
А он, оказывается, часы подсчитывал.
— Сейчас, — говорит, — около трех. Строители придут в понедельник к восьми утра. Осталось ждать сорок один час. Высидим?
— А раньше никак не выбраться?
— А как?
Я и сам знал, что никак.
— Тогда, — говорю, — должны высидеть. Только бы обезьяны не вернулись.
— Не вернутся! — ответил Бун. — Незачем!.. Они все, что могли, уже сделали.
Логично рассудил!
— Правильно! — говорю. — Не вернутся, пожалуй.
Сел я рядом с Буном. Тишина мертвая. Только где-то капли о цементный пол разбиваются: тук, тук, тук… И мысли какие-то нудные, серые.
— И откуда, — спрашиваю, — все это берется?
— Что? — не понял Бун.
— А все! Телефоны, пальто у Сысоевой, маски…
— Пятна! — отвечает Бун с усмешкой.
Нам про эти пятна капитализма Галина Аркадьевна все уши прожужжала, но мы до конца так и не поняли, как они сохранились до наших дней.
Ведь этим обезьянам не больше лет, чем нам с Буном. По росту видно. И мы, и они про капитализм из одних и тех же книг знаем. И от границы с капитализмом мы на одном расстоянии живем. Так почему же они в пятнах, а мы нет?
Взять наш класс. Честное слово, все у нас нормальные какие-то. Бывают, конечно, и у нас мелкие срывы. Но чтоб трубки воровать, чтоб бить кого-то, — никому и в голову не придет!.. Эх! Наших бы всех сюда, в этот дом! Кончилось бы обезьянье царство! Только ведь не придут! Откуда им знать про нашу беду?
И так мне почему-то обидно стало, хоть плачь!
— Слушай, Бун! Сколько мы всякой пустячины за свою жизнь делали!
Он меня понял. Думал, наверно, про то же самое.
— Хватает! — говорит. — Баночки-бумажки собирали?.. Только ты, Тур, про это со злости вспомнил. А злиться не на кого!
— Не со злости, а от обиды! Там баночки и бумажки, а тут обезьяны по земле ходят!
— На себя и обижайся… Надо было не только сбором макулатуры заниматься, — ответил Бун. — Помнишь, нам майор сказал: «Вам самим разбираться в делах своего поколения».
В это время на пол что-то упало, сырое и вязкое. Шлепнулось, как большущий недожаренный блин. И зашумела вода. Она хлынула из незаделанного подвального окошка. Размыла землю и обрушилась вниз водопадом.
Бросились мы к окну. Оно маленькое — будто для кошек сделано. До него рукой дотянуться можно. Но заткнуть его нечем. В подвале пусто.
Первое, про что я подумал, — это ботинки. Вода разольется по полу, и будем мы танцевать в луже. Глупее не выдумаешь!
А Бун — тот самое главное уловил.
— Ты понял? — спрашивает.
— Понял! — говорю. — Ванночка нам предстоит прохладная для закалки организма.
Бун вздохнул прерывисто и произнес:
— Ванночка…
Он не договорил. Он этим словом, как ширмой, отгородил что-то от меня.
— Чего темнишь? — спрашиваю.
— Нет, — говорит. — Темнить нечего. Просто я в этом году еще ни разу не купался.
И опять не слова, а ширма. Что же он прячет за ней?.. И вдруг вспомнились мне и разлившиеся пруды у железной дороги, и фонтанчики из-под досок, и дождь. Море воды! И понял я Буна. Затопит наш подвал как дважды два! Затопит до самого окошка!
Я бы испугался, если б не рассердился. А рассердился я на Буна. Какой великодушный нашелся! Сам мучается, а меня щадит!
— Ладно! — говорю, будто и сам давно все понял. — Я не девчонка. И даже не княжна Тараканова!
— Нет, не Тараканова! — согласился Бун. — У нее кровать была высокая.
— Зато здесь крыс нет, а на картине их полно. И нас двое, а она одна тонула!
Так мы переговаривались, лишь бы болтать что-нибудь, лишь бы не думать о воде. Но как о ней не думать, если она ревет на весь подвал. Холодная, мерзкая, мокрая…
— Мне, — говорю, — с детства хотелось Ниагару увидеть, а теперь ни капельки не хочется. И в Петергоф на фонтаны я ни за что не поеду больше. Хоть бесплатно вези — не поеду!
Бун не поддержал этот культурно-просветительный разговор. Спросил серьезно:
— Ты жалеешь, Тур?
— Чего?
— Что затронул эту компаху?
— Ничуть! — отвечаю храбро. — Еще дед мне приказывал: в стороне не стоять!
— Значит, ничего не жалеешь?
— Жалею, что тебя сюда затащил.
— А еще?
— Еще поход жалко, если сорвется… Ну и двадцать пятое число жалко, если не состоится…
— А еще?
— Чего пристал? Все жалко! Всех жалко!
Бун помолчал. Потом сказал:
— Мне еще Катюшу жалко, если больше не увидимся… И деда твоего я тоже вспомнил. Жалко, что обидел его тогда. Помнишь, он про долг любил толковать, а мы на дыбки вставали. Что за долг? А ну-ка, проверим, долг ли это?
Вода уже до щиколоток дошла. Мне не до проверок было.
— К чему, — спрашиваю, — ты это вспомнил?
— К тому, — говорит, — что с этого все и начинается. Нету долга — есть свобода! Полная! Стопроцентная! Обезьяны пошли чай пить, а мы тонем. Да здравствует обезьянья свобода!
Слышу: голос у Буна на пределе. Сорваться может. Надо его подбодрить.
— Не ной! — кричу. — Нытик!.. То-онем! Карау-ул!.. Вода только ноги замочила. Ты что, ногами дышишь, что ли? Знаешь, что дед тебе бы сказал? Он бы тебе один закон снайперский выложил: если пуля уже летит в тебя, не смей умирать, пока не пошлешь встречную!
Бун успокоился немножко. Так мы друг друга и поддерживали по очереди. Хорошо, что и паниковали мы тоже не вместе, а по очереди: то он, то я.
Помню, я ослабел, когда вода до колен дошла. Там у меня на правой ноге родинка растет. Как только вода доползла до нее, так я и очумел от страха. Точно на кнопку нажали — волю выключили. В голове темно — никаких мыслей. Забегал я по подвалу, как в припадке. Стал воду вокруг расплескивать. Даже Буна не понимал, пока он не поймал меня за руку и не крикнул отчаянно:
— Перестань! А то я сам двадцать пятого против тебя голосовать буду!
— Врешь! — говорю. — Все ты врешь!
Говорю — и не могу узнать свой голос.
— Вру! — согласился Бун. — Это я нарочно… Держись, Тур!
Голова у меня пришла в норму.
— Держусь, Бун!.. Умирать нам рановато…
А вода все ревет. Как я тогда ненавидел эту воду! Так бы и улетел в пустыню, в самое сердце Сахары, чтоб ни единой капельки ни сверху, ни снизу! Поклялся, что и пить ее никогда не буду, даже газированную! Все краны в квартире пробками позатыкаю!
Когда вода до живота добралась, настала очередь Буна. Он скис… Бун не бегал, как я, не дергался. К стене прислонился, глаза закрыл и замкнулся, как покойник. Я его встряхнул за плечи и обругал залпом. Не помогло! Я еще раз. И про группу особого назначения напомнил. Высоко загнул!
— Тащи, — говорю, — Бун! Тащи груз за весь отряд! Тащи за всех, кто проморгал обезьянье царство!
И это не подействовало. Я сменил пластинку.
— Бунушка! — говорю ласково и убежденно. — Дурачок! Да не пропадем мы! Катюша всю школу на ноги поставила — нас повсюду ищут! Милиция поднята по боевой готовности! Комсомольские патрули весь район прочесывают! Мы ведь, считай, тоже уже комсомольцы! Ну, не прошли кое-какие формальности — это не важно! Все равно комсомольцы! Нас в обиду не дадут!
Красиво говорю! Так красиво, что самому не верится! Но не торопитесь! Я еще не закончил свою речь, а за дверью вдруг что-то заскрежетало! Бун глаза приоткрыл. Слышим — голос:
— Есть тут кто? Эй! Отзовись!
Мы закричали, а что — не помню. Помню только, как свет фонарика в глаза ударил. Какие-то незнакомые люди бросились в воду. По подвалу волны заходили.
Но теперь плевали мы на волны! Пусть хоть шторм десятибалльный, пусть хоть цунами — с нами люди! Живем, Бун!..
