В просторном мире - Никулин Михаил Андреевич (электронные книги без регистрации txt) 📗
Пересыпав подшипники из своих карманов в карманы Миши и Гаврика, механик вдруг заторопился к мотоциклу, закатил его в густой бурьян.
— Жалко будет, если заберет его тот, кому он меньше нужен, — проговорил он на прощанье и зашагал к грейдеру той походкой, какой ходят люди, старающиеся догнать свои мысли: небольшая фигура его резко изломилась в поясе, голова и плечи уплыли вперед так, точно он собирался нырнуть, а отстающие ноги быстро ковыляли запыленными сапогами.
Спрятавшись за кустами татарника, ребята заспорили о том, надо ли катить мотоцикл в МТС.
— МТС в стороне от Петровского. Нам некогда заходить туда, — говорил Миша.
— А что я буду делать, когда наряд будешь получать? — настойчиво спрашивал Гаврик.
— Ты будешь ждать меня.
— А что мы будем делать два или три часа на станции?
— Сидеть и ждать поезда.
— Сидеть и сидеть.. — кисло усмехнулся Гаврик, но тут же беспомощно развел руками и не без лукавства прибавил: — Ну, да старшие знают, что делать.
Они молча прошли десятка два шагов, и Миша, разомлевший от раздумья, как бы винясь перед Гавриком в своем бессилии выбрать правильное решение, заговорил:
— Гаврик, ты не знаешь, как мне трудно быть старшим. Деда нет, и я боюсь, что у нас что-нибудь получится не точно… Боюсь тебя отпускать…
— А ты не отпускай, а дай задание: Гаврику Мамченко прибыть на станцию в восемь ноль-ноль и ждать… Потребуй пионерского честного слова…
Миша устало вздохнул, но глаза его посветлели:
— Гаврик, попробуем прокатить, сколько можем, мотоцикл.
Они вытащили мотоцикл из бурьяна на дорогу и медленно покатили его. У мотоцикла был сломан руль и катить его по затравевшему проселку оказалось не просто: он, как скользкая рыба, вырывался из рук и валился набок.
— Снимем пояса и привяжем: ты свой к передней раме справа, а я свой — слева, к заднему сиденью! — с привычным увлечением говорил Гаврик.
— Попробуем связать его, — отвечал Миша, — чтоб не очень крутился.
Мотоцикл, равномерно поддерживаемый поясами, некоторое время катился хотя и послушно, но все же очень медленно.
— Миша, ближе к развилку дело пойдет под уклон. Там только сдерживать его придется, — успокаивал Гаврик.
Но вышло совсем наоборот: тут-то как раз мотоцикл, как озверелый, стал кидаться из стороны в сторону. Приходилось и поддерживать его поясами с боков и тянуть назад. При всяком несогласованном движении он ускользал и падал в траву.
— Сразу видно, что фашистская машинка, — поднимая его, говорил Гаврик, чтобы хоть чем-нибудь подбодрить взмокшего от усталости товарища.
— Мне, Гаврик, от твоих слов не легче, — отвечал Миша, оглядывая бурые горизонты степи и с тревогой замечая, что они все больше темнеют, предвещая наступление осеннего вечера.
— Миша, дотянем до развилка.
С большим трудом дотянули до развилка. Отсюда завиднелись развалины длинных каменных построек МТС. Они находились в большом отдалении от села, прильнувшего к причудливо петлявшей речке Миус.
— Слышишь, за развалинами, где-то ниже, работает двигатель: пах-пах-пах! Это ж мастерские МТС! — говорил Гаврик, желая проверить, не согласится ли друг катить мотоцикл до самой МТС.
Но Миша ответил ему таким строгим голосом, каким он никогда еще не говорил:
— Ты, Гаврик, брось мне эти «пах-пах-пах»! Приказ тебе будет такой: забирай все шарикоподшипники и отправляйся в МТС. Живой или мертвый, ты должен а восемь ноль-ноль быть на станции. Придешь и будешь свистом давать знать, где ждешь, чтоб легче найти тебя!
Гаврик хотел сказать, что если он будет мертвым, го свистеть не сумеет, но, заметив, как дрожали у Миши его длинные руки, когда он пересыпал шарики из карманов своей шинели в карманы его полушубка, решил воздержаться от шуток. Глядя на то, как Миша без его помощи, закусив губу, несколькими свирепыми рывками затянул мотоцикл в бурьяны, Гаврик заколебался, надо ли ему итти сейчас в МТС, и он спросил товарища об этом.
— Нет, ты пойдешь туда: передашь шарики и скажешь, где оставили мотоцикл. Катить нам его на старое место некогда!
— А если что-нибудь не так? — засомневался Гаврик.
— Ты мне без «что-нибудь». Ждать меня на станции будешь столько, сколько надо! Хоть сто часов!
Миша рассек кулаком воздух, повернул на правый проселок, который вел к белобоким домикам села Петровского, но неожиданно вернулся.
— Гаврик, — уже миролюбиво заговорил он, — ты знаешь, что в МТС нас не посылали ни дед, ни Василий Александрович?
— Знаю, что мы действуем самостоятельно, — ответил Гаврик.
— Да. И мне, Гаврик, так хочется, чтоб у нас все вышло хорошо. Понимаешь, чтоб не сказали: в Сальских они работали неплохо, а остались одни — не получилось… Дед Опенкин еще не научил…
И Миша, с трудом угадывая, чему бы сейчас учил Гаврика Иван Никитич, продолжал:
— Гаврик, ты не запались от спешки. Побереги ноги. Вспотеешь — не напейся холодной воды… Что-то еще хотел сказать — забыл. Иди…
Они разошлись в разные стороны. Гаврику странно было, что последние напутствия Миши были очень похожи на материнские напутствия. Но когда так говорила мать, это было привычно и понятно. А вот наставления Миши беспокоили Гаврика. Казалось, что словами Миши ему сразу, сделали наказ и дед Иван Никитич, и Василий Александрович, и Пелагея Васильевна, и все колхозники… Гаврик бежал и останавливался, зная, что так он сбережет силы и легче преодолеет длинную дорогу. Он на минуту загляделся было на широкую пойму извилистого Миуса, на лучи скупого облачного заката, на меловые холмы, но, вспомнив наказ Миши, побежал дальше, успокаивая себя, что как-нибудь в другой раз посмотрит на эту красивую картину.
Он ясно не отдавал себе отчета в том, что в его душе созревало чувство ответственности. Оно помогло ему сейчас же уйти из мастерских МТС, несмотря на то, что там было что посмотреть: двигались приводные ремни, вертелись токарные станки, а за дверью сердито шипела автосварка.
Высокий, плечистый мастер с очками на закопченном носу звал Гаврика в столовую, но он не согласился пойти туда.
— Некогда? Тогда возьми с собой пару картофельных котлеток с луком…
Мастер прищурил глаз, положил Гаврику на плечо свою промасленную ладонь, на которой могло поместиться (Гаврик это видел) десять шарикоподшипников.
Мастер сказал Гаврику, что при спорой походке он непременно к восьми часам будет на станции. От мастера Гаврик узнал, что в восемь часов мастерские дают гудок и он слышен даже на станции. Не веря в спорость своего шага, он пробегал по сто, по пятьдесят метров и опять шел спокойным шагом. Было уже темно. Нарастающие волны северо-западного ветра донесли песню. Гаврик вспомнил, что когда он смотрел на пойму Миуса, на той стороне речки он видел работающих женщин.
«Огородная бригада… Домой идут», — подумал он и понял, что до развилка, где они с Мишей разошлись в разные стороны, оставалось совсем недалеко. А гудок на МТС, к его счастью, все еще не гудел…
У Миши в Петровском все Сложилось несколько трудней, чем он предполагал. Тот товарищ, кому писал записку Василий Александрович, выехал в колхозы, выехали и его заместители.
— Что бы тебе немного раньше прийти-то! Товарищ из райзо ушел, секретарша — тоже. Ну, да дорогу к ней я тебе покажу. Придется, парень, побегать на совесть, — объяснил Мише сторож райисполкома, толстый старик с подстриженной бородкой, казавшейся седым клочком на его большом круглом лице. — А может, придется и переночевать.
— Дедушка, ночевать ни за что нельзя. Дело у нас срочное, колхозное… И Василий Александрович так пишет, и дедушка Иван Никитич так приказывал.
Для Миши это была длинная речь, стоившая ему немалых усилий: он говорил сбивчиво и потел, как в бане.
— Тогда спеши к секретарше, к моей внучке Иринке Савчук. Она поможет тебе. Скажешь, что я особо прошу, — говорил старый Савчук, ведя за собой Мишу на улицу. — Если Иринка пошлет тебя к товарищу Приходько — знай, что Приходьков у нас целый батальон наберется… Так ты ищи Антона Ивановича Приходько.
