ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮНГИ [худ. Г. Фитингоф] - Ликстанов Иосиф Исаакович (книги txt) 📗
Он не мог бы сказать, сколько прошло времени. Всё реже слышались голоса у люка. Удачливая волна залетела на борт, доплеснула до Виктора, намочила носки; ногам стало холодно.
На палубу вышли два краснофлотца. Один из них крикнул:
— Кто наверху, входи-заходи!
— Да кому быть-то? Гуляющих не имеется.
— Убирай!..
Не успел Виктор сообразить, в чём дело, как краснофлотцы уже убрали брезент и задраили за собой люк. Стало тихо. Виктор понял, что эта дорога в низы корабля отрезана, и забеспокоился. Во-первых, его, должно быть, уже ждёт тот человек в чёрном дождевике, а во-вторых, мало приятного торчать в одиночку на верхней палубе во время шторма.
«Придётся поискать другой люк, — решил Виктор. — Должен быть ещё люк. Конечно!»
Вглядываясь в темноту, он направился на бак. Одна за другой возникали и скрывались во тьме надстройки, смутно рисовались контуры башен, а люка всё не было, и никто не попадался навстречу. Наконец показалась громада мостика.
— Где же люк? — спросил юнга.
Темнота зашумела. Брызги полетели в лицо. На баке особенно чувствовалась сила шторма. Несколько раз волне удалось положить свою косматую холодную лапу на борт корабля, подкатить белую пену к ногам мальчика.
Виктор придумал: обогнуть мостик и по другому борту пройти на ют к тому люку, через который он впервые попал в низы корабля.
План показался ему неплохим.
БЕСПЛОДНЫЕ ПОИСКИ
Человеку, впервые ступившему на палубу корабля, показалось бы, что всё кругом спит: мирно покачиваются подвесные койки, спокойно светят синие лампочки под железными подволоками, тихо, усыпляюще гудят вентиляторы… Но отдыхают лишь свободные от вахты моряки, а корабль бодрствует. Тут и там прохаживаются молчаливые дневальные, мелькнёт и исчезнет озабоченный краснофлотец — электрик, механик, спешащий исправить какую-нибудь случайную неполадку, пробежит вестовой, чего доброго — заденет головой подвесную койку и услышит сонный голос: «Кто там снизу бодается?» В палубах, в кубриках спят люди, а в кочегарке, машинном зале, радиорубке, на мостике нет сна, не спят те, кто по строгому расписанию вахт должен обеспечить кораблю ход, зоркость и способность быстро, сокрушительно отразить атаку «противника».
Забыли о сне люди в штабе «красных»: склонившись над картами, они обсуждают ход тактических занятий, оценивают службу каждого корабля и командира, шлют по радио приказы, и вся эскадра «красных» точно знает свои задачи, знает, как надо действовать в том или ином случае. Забыв о часах, засиделся политработник в своей каюте — он готовится к лекции по истории Красного флота. Книги рассказывают ему о сплочённости, дисциплинированности и отваге лучших в мире русских моряков. Продолжает работу походная редакция: завтра утром выйдет свежий выпуск газеты «Красный Балтийский флот», составленный, набранный и отпечатанный тут же, на корабле. Главное место газета отведёт статье артиллериста Ламина: «Образцово проведём наркомовские стрельбы!»
Нет, никогда не спит корабль; вечно бодрствуют его воля и мысль…
Из палубы в палубу, озираясь, шёл толстый моряк в маленькой бескозырке на макушке круглой бритой головы. Встречая краснофлотцев, он о чём-то спрашивал их, неизменно слышал отрицательный ответ, иной раз останавливался, машинально доставал из кармана трубку, вспоминал, что курение табака в палубах запрещено, вздыхал и, спрятав трубку, шёл дальше.
Иона Осипыч уже обследовал всё, что мог обследовать, и не нашёл Виктора. Второй обход, также безрезультатный, приближался к концу. Костин уже хотел подняться на верхнюю палубу, но ему сказали, что по приказу командира люки задраены, так как шторм бушует немилосердно.
«Да и нечего ему там делать, — подумал Костин. — Чего он сунется на палубу в такую погоду?..»
Но где же он? Костин продолжал путешествие, бормоча что-то под нос. Это невнятное бормотанье можно было бы перевести следующим образом: «Старая дырявая поварёшка! Из-за паровых автоклавов и электрических мясорубок забыл о мальчугане, будто он тебе чужой. Вот теперь ищи его, капустный кочан! Хорошо ещё, если он спит, прикорнув где-нибудь прямо на холодном линолеуме, несчастная сиротинка, а если…»
Предположения, терзавшие Иону Осипыча, с каждой минутой становились всё мрачнее. Теперь, когда в заботах по камбузу наступил перерыв, он отдался поискам своего любимца, и его любвеобильная душа терзалась всё сильнее. Где Виктор? Где он, скажите, люди добрые? Скажите вы, строевые, вы, машинисты, вы, комендоры! Успокойте встревоженного Иону, который бродит по линкору как потерянный.
— Что нового, товарищ Костин? — спросил вахтенный начальник Скубин, когда кок нерешительно остановился на пороге кают-компании. — Не нашли?
— Так точно, не нашёл, — ответил Иона Осипыч, снимая бескозырку. — Нигде нет… Как сквозь палубу…
Двое командиров, пивших чай в кают-компании, уже наполовину погружённой в темноту, встретили это сообщение молчанием. Потом артиллерист Ламин подвинул Костину стул и сказал:
— Садитесь, пожалуйста!
Кок, ничего не замечая, вертел бескозырку в руках.
— Смешно, — недовольным тоном проговорил Скубин, расстегнул верхний крючок воротника и снова с досадой застегнул его. — Не может пропасть человек на корабле. Забрался в кубрик и уже видит десятый сон.
— Был я в кубриках, спрашивал: нету.
— В каютах комсостава?
— Нет, я спрашивал командиров, — откликнулся Ламин. — Ничего…
— Тогда где же он? — спросил сам себя Скубин. — Впрочем, корабль велик. Во всяком случае, одно ясно: мальчик в низах. Я просил вахтенного начальника Суровцева поискать на верхней палубе. Вахтенные не нашли никого.
— Я встретил юнгу, когда шёл по плутонгам правого борта, — сказал Ламин. — Я привёл его в свою каюту, приказал ждать. Может быть, он испугался меня? Но вы не беспокойтесь, товарищ кок!
— Нет, натуманил я, — вздохнул Костин. — Вызвал он меня из камбуза… А я, видите ли, на больших противнях лук для холодного соуса на завтра поджаривал. А лук пригорать стал. Ну, и не получилось у нас разговора. Невнимательно я отнёсся. Можно сказать, плохо…
Он помолчал и добавил, ни к кому не обращаясь:
— Он мне за сына. Своего сына в девятнадцатом году потерял. А теперь этого не мог уберечь. Фёдор Степанович меня за такие штуки прямо разразит, и правильно сделает. Из-за лука — тьфу! — мальчика упустил.
Он хлопнул себя бескозыркой по колену, но уловил улыбку Скубина и, разведя руками, сказал:
— Ну, а горелый лук, извините, куда годится? Скажу не по секрету: холодный соус — блюдо деликатное. Я его кануном пускаю, чтобы до сервировки горечь вытянуло. Чуть что — горчить начинает. Насчёт лука много понимать надо…
Он махнул рукой и не объяснил, в чём заключается тайна лукового соуса.
Скубин посмотрел на часы и сказал:
— Через полтора часа на вахту. Надо бы отдохнуть, а разве тут отдохнёшь? Ах, чертёнок! Неприятнее всего то, что основная причина этого происшествия — красные флажки, а они — в ящике моего стола.
Иона Осипыч поднялся.
— Пойду искать. Вот… Всё время он меня уговаривал, успокаивал: «Погоди, мол, Костин-кок, погоди, дядя Иона, вырасту я, найду твоего сына». А я его самого из видимости потерял. Дела, господи помилуй!
Скубин вскочил, надел фуражку, распорядился:
— Вы ещё раз пройдитесь по палубам. Я поднимусь наверх: может быть, он забрался на мостик.
Отодвинув стакан, встал и Ламин:
— Я буду в своей каюте. Надо просмотреть набор моей статьи о завтрашних стрельбах. Завтра я именинник… Да!.. Если будут новости, прошу сообщить.
— Есть!
Большой никелированный чайник, который до сих пор чинно держался посредине стола, тоже решил прогуляться. Он лихо сдвинул крышку набекрень и деловито побежал к краю стола. Пустой стакан, встретившийся ему на пути, скатился на палубу и разбился. В кают-компании всё сдвинулось, в буфете забренчала посуда, на люстре звякнули стекляшки.
Моряки переглянулись.
