Тореадоры из Васюковки (Повести) - Нестайко Всеволод Зиновьевич (читаем книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Аж сердце зашлось у меня в груди. Метнул я взгляд на дядю, который стоял на балконе — зарядку делал. И чуть погодя:
— Дядя Гриша! А что это у вас?
— Где? — Дядя шагнул в комнату и подошел ко мне.
— А вот в ящике.
— A-а… Пистолет.
— А зачем?
— Как — зачем? Стартовый пистолет. Спортивный. Не видел разве никогда?
Фу ты! Вот тебе и контрразведка! Дядя же мой, кроме того, что мастер на заводе «Большевик», еще и мастер спорта (легкой атлетикой когда-то увлекался, а теперь судья республиканской категории). И как я сразу не догадался, что это за пистолет! А в общем, честно говоря, я и стартовых пистолетов близко никогда не видел и в руках не держал. И Ява, конечно, тоже. Вижу, краснеет Ява: стыдно ему, что он так сплоховал. И, чтобы скрыть смущение, спрашивает:
— А как же он стреляет?
— Очень просто. — Дядя вынул пистолет из ящика. — Дается команда… «На старт!» Потом… «Внимание!» А затем… — Дядя поднял пистолет над головой.
Ба-бах!.. Аж в ушах зазвенело! И в тот же миг:
«Ой!..» Трах-тарарах!.. — что-то шлепнулось и загремело в кухне. Мы кинулись туда. Посреди кухни сидела на полу тетя, а возле нее валялась разбитая макитра, в которой она терла мак на пирог. Услыхав выстрел, тетя с перепугу рухнула на пол.
Вид у нее был такой комичный, что мы рассмеялись.
— Гри-ша! — укоризненно склонив голову набок, жалобно сказала тетя. — Ну как ребенок! Разве так можно! Я чуть не умерла…
— Кто ж виноват, что ты пуглива, как заяц под кустом, — смеясь, сказал дядя.
— А он все же бахает будь здоров, кто хочешь испугается, — сказал я. Жалко мне стало тетю.
— С ним и шпионов ловить можно, — сказал Ява. — Бьет, как боевой!..
— Дядя Гриша, а можно стрельнуть? — осмелился я.
— Ну что ж… только… — Дядя показал глазами на тетю, которая уже поднялась и собирала черепки.
— А мы в спальне! — рванулся Ява.
— Ну давайте…
Но даже в спальне, перед тем как выстрелить, я громко крикнул:
— Тетя, на старт! Внимание!
И только потом нажал пальцами обеих рук на спусковой крючок (одной рукой не справишься — такой тугой!). Ох и бабахнуло! По-моему, еще сильней, чем у дяди.
По два раза стрельнули мы с Явой — больше дядя не разрешил («Еще соседи сбегутся!»).
Вся эта история с пистолетом немного меня развлекла. Но когда я вспомнил про часы, сердце мое опять защемило. Оно заскулило, как щенок в темной каморке. Как-то все будет? Найдем ли мы артиста? И что он нам скажет теперь?
За завтраком я сидел молчаливый и хмурый. Ява поглядывал на меня и все подмаргивал — пытался поддержать.
Вяло пережевывая яичницу с салом, я думал. Думал о том, что нужно как-то, никого не обманывая (ни в коем случае!), выскользнуть из дому, чтобы идти искать артиста.
А зачем врать? Поход в Театр юного зрителя у нас и так намечен. Только мы пойдем не через несколько дней, как собирались, а сегодня. И по дороге к Юному зрителю в другие театры заглянем и поищем нашего артиста. Спектакль начнется в двенадцать, а сейчас еще десяти нет, успеем.
Дядя не стал возражать, когда я сказал про театр, только немного подумал и сказал:
— А может, и мне с вами? Как вы думаете?
Мы думали, что это совсем не нужно, что это испортит нам все дело. И я поспешил сказать:
— Да разве вам интересно? Там же все детское! Если бы я был взрослым…
Угадал дядя мои мысли или нет, я не знаю, но он почему-то улыбнулся:
— И то правда. Ступайте одни. Я пошутил. Но если снова где-нибудь потеряетесь, завтра же домой!
Дядя дал нам денег, мы надели новенькие, хрустящие рубашки, отглаженные штаны, блестящие, еще ни разу не надеванные ботинки и пошли.
Не знаю, как вы, но я, когда на мне все новое, чувствую себя, будто голый. Кажется, что все на тебя смотрят, и стыдно как-то, неловко, и хочется спрятаться от глаз людских. Кончается всегда тем, что я или потрусь рукавом о стенку, чтоб он не был таким новым, или пятно на штаны посажу, или ботинок носком в землю ткну, чтоб не так блестел. Тогда мне легче. Вот и сейчас, выйдя на лестницу, я сразу проехался локтем по перилам и сделал на рубашке грязную полосу. И только после этого мы вышли на улицу. Но все равно в новом было неудобно и неловко: ноги в ботинках, как в колодках, воротничок шею трет, что твой хомут, — чтобы повернуть голову, нужно всем телом поворачиваться. И почему это в театр нельзя ходить в обычной одежде? Туда ведь идут пьесы смотреть, а не для того, чтоб на тебя смотрели! Если б я стал большим начальником, то издал бы даже постановление, чтобы в новом в театр не пускали. Но не волнуйтесь, я начальником никогда не буду. Я буду летчиком…
Мы сели в троллейбус и поехали в Театр музкомедии на Красноармейскую улицу. Начали мы с него, так как мне почему-то казалось, что этот симпатичный круглолицый артист должен работать как раз в комедии (где же еще ему царя играть?!).
Зашли мы в вестибюль. Пусто. Тихо. Справа касса. Прямо во всю стену огромные двери. Поднялись мы по лестнице к этим дверям. Толкнули — не заперты. Заглянули — и там никого.
— Может, — говорю, — еще рано, еще не пришли?
— Хорошенькое рано! Десять часов! — говорит Ява. — Артисты, как и все люди, должны с утра на работу приходить. А как же! Ведь это служба…
— А почему же никого нет?
— А ты что, хочешь, чтоб они тебе тут у дверей толкались? Нет — значит, на сцене. Репетируют. Пошли!
Но только мы повернулись от дверей, как тут же нам навстречу молодая женщина в синем, похожем на милицейский кителе.
— Вам что, ребята?
Стали мы, растерялись. Как же его спрашивать? А женщина снова:
— Что такое, ребята?
И тут Ява возьми да и ляпни:
— Нам царя нужно.
— Какого царя? — удивленно подняла брови женщина.
— Такого круглолицего, с лысиной. — Это уж я добавил.
Женщина засмеялась:
— Вы немного опоздали, хлопчики. Царей уж шестьдесят лет не существует. Надо было раньше.
Ява осмелел:
— Ну что вы, тетя! Разве нам настоящего? Нам настоящие цари ни к чему. Нам артиста нужно, который царя играет. Разве не ясно?
— Он в тринадцатой квартире живет! — выпалил я.
— Теперь понятно, — сказала женщина. — Только нет у нас такого, который бы царя играл. В нашем репертуаре про царей сейчас ни одного спектакля нет. А почему вы именно у нас ищете этого артиста? Он сказал вам, что в нашем театре работает? Как его фамилия?
Мы с Явой переглянулись.
— Фамилию мы не знаем, — сказал я, — но знаем, что он играет царя.
— А где ж он этого царя играет? В каком театре?
— Не знаем…
— Вот тебе и раз! Приснился вам, что ли, этот артист? А откуда вы узнали, что он царя играет?
— Он сам сказал.
— Так вы с ним знакомы?
— Да немного… — неуверенно сказал я и взглянул на Яву: что ж это он молчит? То во всех разговорах всегда вперед лезет, а тут замолк, как в рот воды набрал.
— Да как же это вы знакомы, что ни фамилии не знаете, ни в каком театре работает, — допытывалась женщина.
— Да вот так… не успели расспросить.
— А зачем вы его теперь ищете?
— Да нужно… Об одном деле поговорить…
— О творческом? — усмехнулась женщина.
— Угу…
И только я успел это сказать, как вдруг — бац! бац!.. Из глаз моих аж искры посыпались. Даже в затылке защемило. И будто не по голове, а по арбузу — такой звук гулкий.
Женщина от неожиданности так руками и всплеснула:
— Ты что его бьешь?! Это что за хулиганство! Ни с того ни с сего…
Что она еще там выкрикивала, я не слышал — мы были уже на улице.
Голова моя гудела, на глазах закипали слезы.
Так вот почему Ява молчал — боялся соврать сам и ждал, пока я не совру. Но разве я всерьез врал? Я ведь только сказал «угу» на ее шутливый вопрос. Это можно было понять тоже как шутку. Уж и пошутить нельзя! Если так придираться, то до самой старости шишки на лбу носить будешь.
— Ты что, обиделся? — услышал я за собой голос Явы. — Ведь мы же договорились, — продолжал он невинным тоном. — Никто не виноват…
