Повести и рассказы - Алексин Анатолий Георгиевич (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
— Значит, договорились? Вы приходите к нам в гости потому, что я вас пригласил!
— Не вас, а тебя!
Кстати, я часто думал о том, что неравноправие между нами и взрослыми начинается с этого самого: они нас — на ты, а мы их — на вы.
Мама, отец и Людмила, как я уже говорил, очень любят изучать моих новых друзей. Если приятель им не понравится, они обязательно дадут мне это почувствовать. Конечно, каждый по-своему, потому что у каждого из них свой характер.
Отец постарается, чтоб то, что мой новый приятель ему неприятен, мне было приятно. Или, по крайней мере, чтоб я не очень расстроился.
— У тебя же есть просто замечательные друзья, — скажет отец. — Слишком уж расширять этот круг — все равно что разбавлять вино водопроводной водой, оно крепче от этого не становится. У тебя же есть такие отличные друзья. Такие надежные! Все к тебе тянутся… Любят тебя, мерзавца!
— Это даже хорошо, что ты прощаешь ему все недостатки, — скажет мама про моего нового друга. — Значит, ты добр…
Таким образом я пойму, что у приятеля есть недостатки.
Ну, а Людмила и в этом случае не станет переиначивать арии.
— Что касается друзей, то тут я не за количество, а за качество, — скажет она. — Не знаю, так ли уж великолепны твои другие товарищи, но этот проверки на качество не выдерживает.
Ну, а если я все равно захочу проводить время с новым приятелем, они начнут отвлекать меня от него всеми существующими на земле удовольствиями: фильмами, пьесами, футбольными матчами…
В общем, я знал, что в тот вечер, когда должен будет прийти мой новый товарищ, они все трое окажутся дома.
— Надень, пожалуйста, свой тренировочный синий костюм, — попросил я Людмилу.
У нее был новый спортивный костюм, который мне очень нравился.
— Зачем? — спросила сестра. — Ходить по квартире в спортивном костюме?
— Он тебе очень идет. Гораздо больше, чем платье.
Людмила пожала плечами.
— Понимаешь, я рассказывал этому другу, что ты спортсменка… Что ты играешь в теннис и волейбол. Я хочу, чтобы он поверил.
— А он считает тебя лгуном?
За полчаса до того, как должен был явиться мой друг, Людмила стала заниматься гимнастикой, хотя всегда занимается ею по утрам. Нет, она и не думала выполнять мою глупую просьбу, но когда Иван позвонил к нам в дверь, она случайно оказалась в том самом спортивном костюме.
Я побежал открывать…
Когда Иван вошел в комнату, все усиленно занимались своими делами: отец, прикрыв глаза, слушал музыку (в этот день он купил огромные пластинки, на которых умещались целые оперы и симфонии), мама вязала мне свитер, а Людмила водила рейсфедером и линейкой по своей чертежной доске. Одним словом, они и не собирались уделять моему другу какое-то особенное внимание.
Иван сказал:
— Здравствуйте!
Тогда они все отвлеклись от своих занятий. Мама с отцом переглянулись. А Людмила не удивилась. Как будто знала, что Иван должен прийти… Она никогда не удивляется.
— Заходи, — сказала она. Потом обратилась к маме, отцу и ко мне: — Познакомьтесь: это Иван. Леня ждет своего друга. Он думал, что ты — это он, поэтому так разбежался, — пояснила она Ивану.
Иван растерялся. И я решил тут же ему помочь.
— Заходи, Иван, заходи! — сказал я еще более громко, чем всегда разговаривал дома. — Мы тебя ждали!..
Накануне я никак не мог произнести это самое ты, и вдруг оно как-то легко и просто слетело у меня с языка.
— Вы знакомы? — спросила мама.
— Да, мы знакомы, — ответил я. Людмила и этому не удивилась. — Я разыскал Ивана — и пригласил… Должен же он наконец познакомиться с нашей семьей!
— Прекрасная инициатива! — воскликнул отец.
Он ничего ведь не знал о ссоре, и Людмила должна была улыбнуться Ивану:
— Я рада, что вы познакомились.
Что бы стоило ей сказать: «Я рада, что ты пришел!»
Отец выключил радиолу. Мама бросила мой будущий свитер и побежала в соседнюю комнату.
А через минуту она вернулась оттуда причесанная и даже губы чуть-чуть подкрасила.
— Мы с Иваном встретились и подружились! — объяснил я всем членам нашей семьи. — Это и есть мой новый товарищ.
— Все точно, — сказал Иван.
И тут я заметил, что в руках у него гвоздики и коробка конфет. Он и сам от волнения забыл о них. Я решил разгрузить Ивана.
— Давай это все!
— Ты уверен, что это тебе? — спросила меня Людмила.
— Нет, тебе! — сказал я уверенно.
— А может быть, маме?
— Наверно, обеим. Иван, это обеим? Скажи, не стесняйся!
Я старался его ободрить: ведь он же был моим гостем.
— Давно вы на ты? — спросила Людмила.
Она не могла чертить или читать свои лекции. Она постукивала карандашом по чертежной доске, как всегда делает, если чем-нибудь недовольна. И обращалась только ко мне: она не любит встречаться глазами с тем, на кого сердита.
— Это даже хорошо, что вы явились так неожиданно, — сказала мама. — С хозяйки нет спроса! У скромного ужина есть оправдание!..
— Да, прошу вас за стол, — пригласил отец.
— Садись, Иван! — поддержал я отца. — Чувствуй себя как дома!
— Тогда я сниму пиджак! — сказал Иван так громко, словно знал законы нашей семьи.
На буфете у нас стоят фарфоровые фигурки. Их расставила бабушка, которая умерла года три назад. Людмиле фигурки не нравятся, но она их не трогает: это считается памятью о маминой маме.
А в тот вечер мама сама вдруг взяла фарфоровые фигурки и унесла в соседнюю комнату. Она все время оглядывала наши стены и вещи, то и дело что-нибудь вытирала. Она, когда нервничает, всегда водит тряпкой по мебели, ищет пыль, которой там нет. Мама не подготовилась к встрече гостя, мнение которого было для нее, оказывается, так важно. Но не мог же я рассказать обо всем заранее?
«Не твое это дело! Ты этого не поймешь!» — сказала бы мне Людмила.
Все волновались.
Отец снова и снова включал радиолу и каждый раз спрашивал:
— Не мешает?
— Ну что вы! — отвечал Иван.
Тогда отец выключал… Да и сам Иван, я уверен, снял пиджак просто для храбрости.
Людмила помогала маме на кухне. Когда они внесли в комнату тарелки с сыром, ветчиной и салатом, мы, все трое мужчин, сидели уже за столом.
Людмила взяла пиджак Ивана и, отряхнув рукав, перевесила на свободный стул.
С этой минуты всем стало легко.
Отец достал графин, в котором плавали желтые корки.
Я поймал мамин взгляд. «Надеюсь, ты пить не будешь», — молча сказала она отцу.
А он ответил ей вслух:
— Врач разрешил… в исключительных случаях.
— Но сегодня ничего исключительного не происходит, — сказала Людмила.
Иван взял графин и налил в рюмки всем, кроме отца. Мне тоже…
Но я боялся, что Людмила какой-нибудь одной фразой все сразу испортит, и поэтому пить не стал.
— За мир и дружбу! — сказал Иван.
— Между народами? — спросила Людмила.
— В том числе и между народами.
Людмила улыбнулась и выпила. Мы с Иваном переглянулись.
Чтоб моя полная рюмка не мозолила всем глаза, Иван незаметно и ее, как говорят, осушил.
Мы долго еще сидели. Отец опять заводил свои огромные пластинки.
А Иван терпеливо их слушал. Может быть, он даже получал удовольствие.
Потом Людмила переоделась и пошла провожать его.
Когда они стояли в коридоре, возле двери, я с радостью сказал сам себе: «Все-таки он чуть-чуть выше сестры. А еще ведь надо учесть ее каблуки!»
— Иван и Людмила! — сказал вдруг отец.
«Иван и Людмила… Руслан и Людмила… Отец за весь вечер ни разу не цитировал песни и арии. Ни единого раза! И ни разу не назвал меня гордо „мерзавцем“, — подумал вдруг я. — Почему? Наверно, стеснялся Ивана. Дорожит его мнением?.. Значит, Иван понравился?»
Но ведь взрослые не торопятся высказывать вслух то, что думают друг о друге. И всегда боятся перехвалить. Обругать они не боятся, а вот прежде, чем похвалить, будут долго присматриваться, приглядываться. Даже если все сразу ясно!
