Кто тебя предал? - Беляев Владимир Павлович (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
— День добрый, панунцьо!— сказал он, козыряя.— Как поживаете?
Еще на монастырском подворье, когда она увидела Каблака в каком-то доморощенном мундирчике со знаками различия, сделанными наспех, Иванна удивилась тому, как быстро перевоплотился этот оборотень.
Сейчас же, взглянув на его нагловатое лицо и нарядную, хорошо пригнанную униформу, Иванна сказала напрямик:
— Матерь божья! Как же это вы так быстро сумели... перекантоваться?
— Панно Иванна плохо знает меня,— нисколько не смутился Каблак.— И в университете я был в этом мундире, как человек-невидимка. И вся история с отказом в поступлении в университет — то буйда, цирк! То жених панны и мой приятель Ромцю попросил меня сыграть эту комедию. И очень хорошо, что вы не были зачислены. Посудите I; сами: университету пшик, а у вас хлопот меньше.
— Все это подстроил Ромцю? Боже! — в ужасе протянула Иванна. До нее только сейчас дошел смысл циничного, откровенного признания Каблака.
— А вы не огорчайтесь, панно Иванна,— усмехаясь, утешил ее Каблак,— никто не станет вам засорять мозги всякими марксизмами-ленинизмами. За работу в нашем подполье митрополит даст Роману хороший приход или устроит его в капитуле. Будете жить припеваючи. Все бывшие студентки только позавидуют вам.
Иванна долго не могла опомниться от того, что узнала от Каблака. Как нагло и подло ее обманули! Как может существовать такая низость среди людей, проповедующих слово божие? Возвратившись в монастырь и придя в свою келью, она попробовала было молиться, стала даже на колени перед иконкой пресвятой богородицы, но молитвы не получалось; скорбный лик девы Марии расплывался, как в тумане, а за ним ясно вырисовывалась паутина колючей проволоки, а за нею вереница истощенных лиц, Зубарь, пограничники, Журженко. Но как понимать то, что сказал ей Зубарь: «Студентка советского университета»? Разве была она ею когда-нибудь? А надпись на стене бастиона? Или полный укоризны взгляд Журженко, которого она, ПО существу, выдала? Как все это страшно! Кругом чужие, даже Герета и тот предал ее. Скорее повидать татуся! Рассказать ему все».
Придя к этой мысли, она попросила у игуменьи разрешения отлучиться от монастыря. Иванна не шла, а бежала на окраину города. У священника церкви святой Пятницы на Балоновой улице отца Ивана Туркевича обыкновенно останавливался отец Теодозий. Однако старенький священник, который когда-то был одновременно и учителем закона божия в гимназии Кукурудзов, сказал ей, что Став-ничий, правда, побывал у него, но собирался остановиться у пастыря церкви Петра и Павла, Евгена Дудкевича, в его доме на Лычаковской улице.
Иванна зашла на уютный погост древней церкви, окруженный тенистым садом. Она задержалась у стены, в которую была вмурована надгробная плита какого-то из молдавских господарей, бывших ктиторами этого храма. На плите виднелся гербовый щит с головою быка, луной й солнцем и зубчатой короной, а под ним надпись:
СОЛНЦЕ МІСЯЦЬ І КОРОНА
СIЯ ТРОЙЦЯ НАША ОБОРОНА...
Машинально прочитав старинную надпись, Иванна задумалась: «Разве способна помочь эта «тройця» тем несчастным, что томятся за колючей проволокой Цитадели? Люди могут помочь им, а никакие короны и небесные светила»! Она вышла на улицу и, дойдя до остановки, вскочила в маленький трамвай, который мчал от Замарстинова к центру. Первый вагон был полупустой, и на боку у него виднелась надпись: «Hyp фюр дойтче унд фербиндете» — «Для немцев и союзников». Зато второй, предназначенный оккупантами для местных жителей, был набит до отказа. Иванна попыталась протиснуться с подножки внутрь. Ей дал дорогу элегантный итальянский офицер-берсальер с пышными перьям'и на головном уборе. Его усиленно зажимали со всех сторон, но он держал себя по-джентльменски. Тогда какой-то пожилой львовянин, сидящий у окна, должно быть бывший австрийский вояка, побывавший в итальянском плену в первую мировую войну, сказал берсальеру по-итальянски:
— Почему вы мучаетесь здесь, тененте? Как союзник немцев, вы имеете право ехать в переднем вагоне.
Итальянец иронически улыбнулся и, высвободив руку в замшевой перчатке из кольца поручня, безмолвно махнул ею, как бы говоря, что ему наплевать на эту привилегию и на самих гитлеровцев.
ТРАМВАЙ ЗАДЕРЖИВАЕТСЯ
Не доезжая метров трехсот до моста, повисшего над Замарстиновской, трамвай резко затормозил. В открытые окна вагона потянуло гарью.
Кондуктор в синей конфедератке, окантованной малиновым шнуром, выглянул в дверь и, свистнув, спокойно уселся подремать на свое сиденье.
Вскоре все пассажиры увидели языки огня за высоким деревянным забором.
Один за другим стали они выскакивать на мостовую. Спустилась туда, подбирая полы сутаны, и Ставничая.
Посреди улицы, держа автоматы наперевес, преграждая путь трамваю, стояли гестаповцы. В маленькой улочке, что вела к соседней Жовковской, тоже виднелись фуражки гестаповцев. Путь к центру был перерезан.
— Гетто жгут! — тихо сказал старичок, который советовал итальянцу пересесть в первый вагон.
— О, тогда это надолго,— деловито бросила толстуха, похожая на торговку с Краковского рынка, с лоснившимся лицом и узкими свиными глазками.— Много времени нужно, пока всех их уничтожат!
— Побойся бога, пани,— сказал старик.— Ведь это живые люди!
Обостренным чутьем Иванна уловила в словах торговки всю мерзость львовской «колтунерии», закоренелого, страшного в своей мещанской жадности отребья. При немцах оно снова подняло голову, спекулировало вовсю и сходно выдавало украинской полиции евреев за любое вознаграждение. Иванна подошла к старику и произнесла:
— А мне так нужно на Лычаковскую!
— Действительно быстро нужно, панно Иванна? — услышала она за спиной знакомый голос.
За ней в одежде украинского полицая стоял тот самый Грицько Щирба, студент Львовского политехникума, который в Тулиголовах так сердечно поздравил ее с принятием в университет.
На нем сейчас не ^ыло ни кокетливой шляпы с фазаньим перышком, ни кимовского значка на вышитой сорочке. На широко развернутых плечах Иванна увидела черный мундир украинского полицая и ставшую ей уже ненавистной «мазепинку» с гербом националистов — трезубом. Один глаз у полицая был прикрыт черной перевязью. Должно быть, его недавно ранили.
— И вы тоже... Так быстро? — сумела только сказать Иванна.
Полицай поманил ее в сторону. Когда они подошли вплотную к забору, за которым полыхало пламя, он сказал тихо и доверительно:
— Не принимайте это всерьез, панно Иванна. Наступит время, когда вы меня поймете и оправдаете. И разве ваша сутана — это то, о чем вы мечтали?.. Скажите лучше, действительно вам нужно быстро туда? — Он кивнул головой в сторону центра.
Было в голосе Щирбы что-то особое, душевное, отнюдь не похожее на тот бахвалисто-покровительственный тон, каким разговаривал с нею Каблак.
